soderg (Вторая опора ЕС: проблемы построения и подходы.), страница 2

1.2. Маастрихтский договор: создание «второй опоры»

В декабре 1991 г. главы государств и правительств одобрили, а 27 февраля 1992 г. их представители подписали в голландском городе Маастрихте Договор о Европейском Союзе (Маастрихтский договор). В ноябре 1993 г. Договор вступил в силу.

Трудно переоценить его поистине историческое значение. Суть Маастрихтского договора сводилась к выдвижению пяти основных целей:

— от построенного, в основном, единого рынка идти дальше, к экономическому и валютному союзу;

— придать экономической интеграции социальное измерение на базе общей социальной политики;

— преобразовать Европейское экономическое сообщество в Европейское сообщество, расширив круг его компетенции за счет новых сфер деятельности;

— дополнить наднациональное интеграционное строительство в рамках институтов Сообщества («первая опора») постоянным сотрудничеством в области внешней политики и безопасности («вторая опора») и в области юстиции и внутренних дел («третья опора»);

— объединить все три опоры в рамках единой системы Европейского Союза.

Внутренняя противоречивость договора была одной из главных причин тех трудностей, с которыми была сопряжена его ратификация. В июне 1992 г. он был неожиданно отклонен в ходе референдума в Дании. Потребовалось время и принятие специального протокола «О некоторых положениях, относящихся к Дании» для того, чтобы добиться одобрения договора в ходе повторного референдума. С большим трудом удалось провести его ратификацию во Франции и ряде других государств-членов ЕС.

Прежде всего, договор еще более усложнил терминологическую сторону дела. До Маастрихта существовали три обособленных сообщества: Европейское объединение угля и стали, Европейское экономическое сообщество и Европейское сообщество по атомной энергии, — каждое из которых опиралось на свой, особый основополагающий договор. Все вместе, они назывались Европейскими сообществами. Кроме того, использовался термин Европейское сообщество — иногда в отношении ЕЭС, а иногда в отношении всех трех сообществ. С принятием Маастрихтского договора ЕЭС было формально переименовано в Европейское сообщество, два других сообщества сохранили свои названия. Для обозначения всех трех сообществ по-прежнему используются и термин «Европейское сообщество», и словосочетание «Европейские сообщества». Кроме того, к этим трем сообществам теперь применим и термин «Европейский Союз», поскольку они составляют его неотъемлемую составную часть — так называемую «первую опору». В структуру Европейского Союза входят и две других «опоры» — общая внешняя политика и политика безопасности, а также сотрудничество в области правосудия и внутренних дел.

Еще более запутанной является содержательная сторона дела. В отличие от Европейского сообщества (в любом понимании этого термина), Европейский Союз не обладает международной правосубъектностью. Это — следствие качественной разнородности составляющих его частей. Европейское сообщество построено на базе принципа наднациональности и передачи части национального суверенитета в ведение институтов Сообщества. «Вторая» и «третья» опоры представляют собой сферы межправительственного сотрудничества, при котором государства-участники полностью и безраздельно сохраняют свои суверенные права. А раз нет обособленных суверенных прав, то не может быть и особой правосубъектности. Не случайно, что решение этого противоречия осуществляется путем передачи полномочий в круг компетенции «первой опоры» (как это произошло, например, с рядом элементов «третьей опоры»).

Единственным реальным сплачивающим началом трех «опор» Европейского Союза является «единая институционная структура, которая должна обеспечивать согласованность и преемственность деятельности, осуществляемой для достижения его целей, с соблюдением и опорой на достигнутый в Сообществе уровень интеграции» ¹. Если понимать положения этой статьи буквально, то при осуществлении деятельности в рамках каждой из обособленных «опор» решения должны приниматься одними и теми же институтами — Советом, Комиссией, Европейским парламентом, Судом, Счетной палатой, в соответствии с их компетенцией. Однако это не так, и единая институциональная структура на самом деле не является таковой. Если в пределах «первой опоры» задействованы все институты Сообщества, то в двух других областях решения принимаются Советом: Комиссия играет вспомогательную роль, а Парламент и Суд вообще не участвуют в этом процессе. Более того, некоторые решения, принятые в рамках «второй опоры», должны осуществляться организацией, не входящей в состав Европейского Союза и не связанной его основополагающими договорами — Западноевропейским союзом, который, в свою очередь, опирается на оперативные и материальные возможности НАТО. Вместе с тем, как бы в порядке компенсации, Маастрихтский договор заметно расширил права Европейского парламента в рамках «первой опоры», учредив процедуру так называемого «совместного решения», при которой Парламент может на равных основаниях вести переговоры с Советом и даже пользоваться правом вето при принятии некоторых видов решений. Европарламент может оказывать заметное моральное и политическое воздействие на «вторую» и «третью» опоры, что делает их чем-то большим, чем простое межправительственное сотрудничество. Однако в целом институциональная разнородность «трех опор» делает функционирование Европейского Союза как концептуально единого целого чрезвычайно сложным.

Эти глубокие внутренние противоречия не случайны, поскольку при выработке Маастрихтского договора столкнулись два качественно различных и, во многом, противоположных принципа — принцип наднационального интеграционного строительства и принцип межправительственного сотрудничества суверенных государств. В ходе межправительственной конференции, предшествовавшей Маастрихтскому саммиту, и на самой встрече глав государств и правительств эти два принципа не удалось гармонизировать. Поэтому Маастрихтский договор не сплотил приверженцев того и другого подходов — напротив, он лишь подлил масла в огонь продолжающейся не одно десятилетие острой идейной борьбы.

Принятый в разгар дискуссии о том, что должно быть поставлено во главу угла: «углубление» или «расширение» Сообщества — Маастрихтский договор означал шаг вперед в «углублении» интеграционного процесса. Это нашло свое выражение в расширении полномочий Европейского парламента, в переходе к принципу принятия решений на основе квалифицированного большинства во многих областях компетенции Сообщества, в создании экономического и валютного союза. Однако в целом, вводя в состав Союза области межправительственного сотрудничества, Маастрихтский договор все же поставил акцент на «расширении», а не «углублении» интеграционного процесса.

Система ОВПБ, как и ЕПС, не опирается на правовую базу Римского договора, но предусматривает гораздо большие масштабы сотрудничества. Сохранив межгосударственный характер сотрудничества ЕПС, ОВПБ существенно расширила его рамки. Она теперь распространяется на всю сферу международных отношений, за исключением вопросов обороны и военной политики. Она предполагает не только взаимные консультации, как это было в ЕПС, но и выработку «общих позиций» государств-членов, которые потом реализуется через «совместные действия», а также Коллективных стратегий ЕС в отношении третьих стран и регионов. Договор положил начало включению военно-политической интеграции в рамки нормативных документов (acquis communautaire), а также официально объявил о будущей интеграции ЗЕС в ЕС и формировании в перспективе системы совместной обороны¹.

Устранены также юридические препятствия к распространению ОВПБ на все области внешней политики и политики безопасности Союза² (ст.J.1.1), включая вопросы формирования в конечном счете совместной оборонной политики, которая могла бы быть преобразована со временем в совместную оборону³ (ст.J.4.1.). ОВПБ предполагает не только обмен информацией и взаимные консультации, предусматривавшиеся и системой ЕПС, но и выработку — на межправительственной основе — общей позиции ЕС по важнейшим вопросам и ее последующую реализацию путем совместных действий. При этом совместные действия являются обязательными для государств-членов в их официальных позициях и деятельности⁴ (ст.J.3.1. и J.3.4.). Вместе с тем Маастрихтский договор, расширив компетенции ОВПБ по сравнению с ЕПС, в то же время ограничил сферу применения основных инструментов новой системы.

Несмотря на устраненные в Маастрихте недостатки ЕПС, сфера применения пришедшей ей на смену системы ОВПБ осталась довольно ограниченной. Немногочисленные “совместные действия”, предпринятые странами ЕС в доамстердамский период, показывают, насколько функционально неопределенным был их пакет. Он включал как конкретные текущие международные проблемы, так и долгосрочные крупные проекты, как разовые, так и регулярные акции. Среди них: наблюдение за выборами (в России, Южной Африке); дипломатическое и практическое участие ЕС в достижении важнейших международных договоренностей в сфере безопасности (Пакт стабильности, договор о нераспространении ядерного оружия, конвенция по противопехотным минам). “Совместные действия” признаны регулярной процедурой в контроле за экспортом товаров, услуг и технологий двойного назначения. Они также применяются при проведении акций, требующих существенных материальных и людских ресурсов (гуманитарная помощь в бывшей Югославии, учреждение администрации Мостара, палестинских полицейских сил и т.д.). Вместе с тем даже этот во многом случайный выбор направлений ОВПБ говорит в пользу этого инструмента совместных действий стран ЕС на международной арене и подтверждает необходимость его более широкого применения, что было в дальнейшем учтено в Амстердамском договоре.

1.3. От Маастрихта к Амстердаму: переход от политического сотрудничества к совместной политике

Признав, что функционировавшая с начала 1970-х гг. система ЕПС не отвечала новым реалиям и требованиям, страны ЕС сконцентрировали усилия на ее трансформации в систему ОВПБ, которая была учреждена в 1992 г. согласно Маастрихтскому договору и действует в настоящее время.

В силу специфики проблем безопасности и обороны взаимодействие в этой сфере было apriori выведено за рамки компетенций наднациональных органов ЕС, и ОВПБ унаследовала от ЕПС межгосударственный характер сотрудничества. Это, кроме всего прочего, позволило найти пути сочетания «второй опоры» ЕС, функционирующей вне правовой базы Римскою договора, с интеграцией по линии ЗЕС.

Отсутствие собственных инструментов военно-политического сотрудничества побудило ЕС использовать возросший потенциал ЗЕС. Военно-политическая интеграция была включена в контекст маастрихтского процесса, а ЗЕС документально признан составной частью развития Союза. Сам ЗЕС в Декларации к Договору о ЕС идентифицировал себя в качестве оборонительного компонента Европейского Союза, формально сохранив статус независимой организации¹. Однако механизм взаимодействия, предусматривающего обращение ЕС к ЗЕС «с целью разработки и осуществления решений и действий Союза, имеющих оборонное значение», не был конкретизирован². В период до подписания нового Амстердамского договора (2 октября 1997 г.) ЕС так и не воспользовался правом обращаться к ЗЕС. Это наглядно демонстрирует, какой тактики придерживаются страны ЕС/ЗЕС в сфере ОВПБ: все шире открывая окно для новых возможностей сотрудничества, они воздерживаются от их практической реализации в сколько-нибудь значительных объемах до тех пор, когда и если это будет признано целесообразным и необходимым.

Наряду с согласованием европейской политики в сфере безопасности, после Маастрихта ЗЕС определил два основных направления своей практической деятельности (Петерсбергская декларация, 19 июня 1992 г.): расширение состава Союза, в том числе не только в форме полного членства, и формирование собственного военного «измерения» (вооруженных сил, структур планирования и командования)³. В последствии Киршбергская декларация Совета ЗЕС (9 мая 1994 г.) определила рамки ассоциированного членства в Союзе⁴.

В результате «семья ЗЕС» существенно увеличилась: к «девятке» присоединилась Греция (1995 г.); Исландия, Норвегия и Турция получили статус ассоциированных членов (1992 г.); Дания и Ирландия (1992 г.), Австрия, Финляндия и Швеция (1995 г.) — статус наблюдателей; Болгария, Венгрия, Латвия, Литва, Польша, Румыния, Словакия, Чехия, Эстония в 1994 г. и Словения в 1996 г. стали ассоциированными партнерами.

Учитывая, что возможность продвижения на основе ОВПБ к совместной оборонной политике зависит прежде всего от материальной базы ее проведения, страны ЕС/ЗЕС впервые за послевоенную историю декларировали своей важнейшей целью формирование собственного автономного оперативного потенциала. Поскольку ЕС не располагал соответствующими юридическими основаниями, решение этой задачи было закреплено за ЗЕС. Делегировав функции коллективной обороны в НАТО, ЗЕС не мог претендовать на создание европейских вооруженных сил под своим командованием, что потребовало бы их вывода из структур НАТО. Однако европейским странам удалось найти иное решение путем принятия в 1992 г. концепции «Сил, подотчетных ЗЕС», которые, по его запросу, могут быть предоставлены в его распоряжение с согласия стран-участниц. На сегодняшний день это уже более 2000 национальных и многонациональных военных подразделений (от корабля, батальона, авиазвена до крупных формирований — дивизий, армейских корпусов).

Вместе с тем собственные военные возможности ЗЕС все же ограничены и, конечно, не сравнимы с НАТО. Но решение и этой проблемы, по существу, уже найдено. В соответствии с декларацией о ЗЕС, принятой в качестве приложении к основному тексту Маастрихтского договора, он признан также «средством укрепления европейской опоры в Атлантическом союзе» ¹. Январская и декабрьская (1994 г.) сессии Совета НАТО одобрили деятельность ЗЕС в этом качестве и выразили поддержку «европейской идентичности в сфере безопасности и обороны». Тем самым был открыт путь для тесного и расширяющегося сотрудничества между НАТО и ЗЕС на основе согласованных принципов взаимодополняемости и открытости. Это, в свою очередь, позволило европейским странам добиться прорыва на пути к обладанию военным потенциалом, позволяющим поставить провозглашенную ими цель совместной обороны на практические рельсы. Концепция «Многонациональных оперативных сил» (МОС), принятая Советом НАТО (июнь 1996 г.), заложила основу трансформации ее военных структур, которые в случае необходимости могут использоваться под эгидой ЗЕС¹. Соответствующее договорно-правовое оформление уже в основном завершено, что открывает перед тандемом ЕС/ЗЕС принципиально новые перспективы (полномасштабное осуществление концепции МОС запланировано к концу 2004 г.).