Е.Ю. Скарлыгина - Журналистика русской эмиграции - 1960-1980-е годы (975681), страница 13

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 13)

И всё-таки тексты литературного и политического самиздата попадали на страницы «Нового Журнала» гораздо реже, чем на страницы «Континента» или «Граней»: ведь редколлегия сознательно избегала излишней политизации издания. Изначально, с момента основания, «Новый Журнал» и издания «третьей волны» русской эмиграции, возникшие в 1970-е годы, ставили перед собой разные задачи. «Континент» был задуман и, начиная с 1974 года, выполнял свою миссию как антикоммунистическое издание, как журнал, противостоящий мировой экспансии коммунизма. Издавая «Континент», В.Максимов стремился опубликовать прежде всего писателей-современников, чьи тексты по идеологическим причинам запрещала советская цензура, дать слово всем изгнанникам подсоветского мира. «Потаенная» литература 1920-х -1930-х годов была к тому времени в значительной степени опубликована именно «Новым Журналом». Редколлегия этого издания осознавала своей главной задачей сохранение преемственности русской литературы и культуры, преодоление пропасти между литературой русского зарубежья – и русским читателем, жившим в СССР. С момента своего создания «Новый Журнал» обратился к наследию Серебряного века, публикуя художественные тексты и письма М.Волошина, З.Гиппиус, Е.Замятина, Н.Клюева, Л.Лунца, Д.Мережковского, Н.Гумилева, В.Ходасевича, М.Цветаевой. Здесь печаталась проза И.Бунина, Б.Зайцева, В.Набокова, А.Ремизова, М.Осоргина, Г.Газданова. На страницах «Нового Журнала» были впервые опубликованы запрещённые в СССР пьесы М.Булгакова «Багровый остров» (кн.93) и Н.Эрдмана «Самоубийца» (кн.112), повести Д.Хармса «Старуха» (кн.106) и Б.Пильняка «Заштат» (кн.134).

Журнал стал связующим звеном между русским литературным зарубежьем и либеральными культурными кругами внутри России. Это серьёзное, издающееся на высоком уровне издание по мере сил способствовало сближению двух ветвей русской литературы ХХ века: той, что создавалась на родине, – и той, что рождалась в эмиграции. В конце 1980-х отпала потребность советского общества в самиздате и тамиздате, затем исчез и сам Советский Союз. После смерти Р.Гуля (1986) выпуском номеров журнала четыре года занималась редакционная коллегия, а в 1990-ом году «Новый Журнал» возглавил писатель Юрий Кашкаров (из новых эмигрантов), которого именно Р.Гуль привел в свое время в редакцию. После скоротечной смерти Ю.Кашкарова журнал в 1994 возглавил поэт и литературовед Вадим Крейд, представитель «третьей волны» русской эмиграции. В настоящее время «Новый Журнал» по-прежнему регулярно, раз в квартал выходит в Нью-Йорке; его редактором в 2004 году стала Марина Адамович – литературный критик и эссеист, выпускница факультета журналистики МГУ.

Примечания:

1. См.: Литературная газета. 1972. 23.02.

2. Новый Журнал. 1974, № 115. С.177.

3. Новый Журнал. 1995, №200. С. 283.

4. Лютова К.И. Спецхран Библиотеки Академии наук. Из истории секретных фондов. СПб., 1994.

5. Там же. С.143.

§ 2. РОМАН ГУЛЬ – РЕДАКТОР, ПРОЗАИК, КРИТИК

Одно из старейших и наиболее значительных периодических изданий русской эмиграции на протяжении почти тридцати лет (1959-1986) возглавлял Роман Борисович Гуль - эмигрант «первой волны», незаурядная и яркая личность. Его имя, бесспорно, уже вошло в историю русской культуры, хотя и не слишком хорошо известно в современной России. Объясняется это тем, что жизнь русской эмиграции на протяжении всех советских лет или замалчивалась, или изображалась в обличительных тонах.

«Новый Журнал» на протяжении десятилетий формировал литературный процесс русского Зарубежья, публикуя на своих страницах лучшие произведения, создававшиеся в среде русской эмиграции. Авторами «Нового Журнала» были И.Бунин, В.Набоков, Г.Газданов, М.Осоргин, М.Алданов, Б.Зайцев и другие знаменитые писатели, критики, публицисты первой волны русской эмиграции. В 1960-1980 гг. на страницах этого издания появлялись как произведения современных авторов зарубежья, так и тексты из литературного наследия: проза, поэзия, статьи и переписка А.Белого, Вяч.Иванова, Л.Шестова, П.Флоренского, З.Гиппиус, Е.Замятина, Вл.Ходасевича и т.д.

Период редакторства Р.Гуля – не только самый продолжительный, но и наиболее плодотворный в истории «НЖ». Роман Гуль осознавал ведение «толстого» журнала в эмиграции как особую миссию, служение русской культуре. Это был человек очень непростой судьбы. Первую мировую войну он прошел офицером, в 1917 -1918 годах участвовал на стороне белых в гражданской войне на Дону, под командованием генерала Корнилова (о чём написал автобиографическую книгу «Ледяной поход», которую в 1923 году даже издали в Москве). В эмиграции он жил сначала в Берлине, где в 1921-23 годах работал секретарём редакции журнала «Новая русская книга». Был участником сменовеховского движения, членом берлинского Союза русских писателей и журналистов; в июле 1923 - июне 1924 года редактировал литературное приложение к газете «Накануне» (после отъезда предыдущего редактора - Алексея Толстого из эмиграции на родину). Газета сменовеховцев писала о жизни в СССР, её литературное приложение стремилось ознакомить эмиграцию с молодой советской литературой и с творчеством писателей-эмигрантов, лояльно настроенных по отношению к советской власти. Роман Гуль помещал здесь свои очерки о М.Зощенко, В.Катаеве, Н.Никитине, Ю.Тынянове. В конце 1920-х годов он неоднократно встречался в Берлине и дружил с Константином Фединым, был хорошо знаком с Николаем Никитиным и Мих. Слонимским, Ильёй Груздевым и Юрием Тыняновым. Эта живая связь с Россией прервалась с началом тридцатых годов и укреплением авторитарной власти Сталина.

После того, как в Германии к власти пришли нацисты, Роман Гуль летом 1933 года подвергся аресту (как русский эмигрант, написавший книгу о русских террористах), но вскоре был освобождён и сумел перебраться в Париж, где опубликовал документальное повествование о своём трехнедельном пребывании в концлагере: «Ораниенбург»: Что я видел в гитлеровском концентрационном лагере» (1937). В 1950 году Р.Гуль переехал в Нью-Йорк, спустя два года стал сотрудником и секретарём «Нового Журнала», а с 1959 и до своей кончины в 1986 году был его бессменным главным редактором. В целом можно сказать, что в послевоенные годы Роман Гуль становится очень влиятельной и заметной фигурой в русском Зарубежье. Он приобретает всё большую известность как редактор, литературный критик и писатель – автор мемуарной трилогии «Я унёс Россию. Апология эмиграции», созданной в поздние годы жизни.

Именно в период редакторства Р.Гуля заметно оживляются связи «Нового Журнала» с Россией, возрастает интерес к подлинной русской культуре, создававшейся в СССР вопреки жёсткому идеологическому давлению. Как будто само провидение способствовало тому, чтобы Р.Гуль возглавил «Новый Журнал» в исторический промежуток, обозначаемый в современной российской историографии как период от «оттепели» до перестройки. Вплоть до середины 1950-х советская Россия представлялась русским эмигрантам царством лжи, тоталитарного зла, территорией огромного концентрационного лагеря. Прямые контакты с советскими писателями были практически исключены, о «потаённой» русской литературе – произведениях М.Булгакова, А.Платонова, О.Мандельштама, А.Ахматовой было почти ничего не известно.

На протяжении тридцати лет Роман Гуль почти в каждом номере «НЖ» печатал литературно-критические статьи, рецензии, обзоры, которые позднее собрал в двух книгах: «Одвуконь»: Советская и эмигрантская литература. (Нью-Йорк, 1973) и «Одвуконь-два»: Статьи. (Нью-Йорк, 1982). Столь непривычное и оригинальное название он почерпнул в толковом словаре В.Даля: ехать одвуконь – это значит «ехать с подручной или запасной лошадью». Поясняя свою мысль, Р.Гуль писал, что « …после большевицкого переворота русская литература пошла одвуконь. Часть её осталась в своей стране, а часть выбросилась на Запад, став русской эмигрантской литературой. «Подручная, запасная лошадь» оказалась очень нужна. Без неё бы – останься вся русская литература в большевицком рабстве – большевики бы её всю задушили» ¹. Отмечая, что именно так, одвуконь, русская литература прожила уже полвека, Роман Гуль, тем не менее, с абсолютной уверенностью утверждал: «Но когда-нибудь настанет день – и непременно настанет! – когда вся полувековая халтура «инженеров человеческих душ» отомрёт, а творчество советских писателей, кто несмотря ни на что оставался духовно свободным, сольётся с творчеством русских свободных писателей-эмигрантов. И тогда русской литературе не нужно уже будет «ехать одвуконь» ² . Эти слова - воистину пророческие – были написаны Р.Гулем в 1973 году, в период тотального и беспросветного господства цензуры в СССР. Сегодня, когда все прежде запрещённые тексты – как писателей, продолжавших работать на родине, так и представителей всех трёх волн эмиграции – полностью опубликованы, когда русская литература ХХ века воспринимается как единое целое, подвижнические усилия Р.Гуля и его твёрдая вера в русское Слово вызывают ещё большее уважение.

Роман Гуль не раз подчёркивал, что редакция «НЖ» всегда давала возможность высказаться всем, кому дорога свободная русская культура. «Исключались всегда и исключаются поныне только сторонники тоталитарных идеологий, то есть сторонники массовой антикультуры» ³, - писал он. А поскольку в СССР господствовала именно тоталитарная идеология, редколлегия «НЖ» пыталась ей по возможности противостоять, хотя и избегала излишней политизации издания. Рукописи, поступавшие из СССР по тайным каналам самиздата-тамиздата ⁴, «Новый Журнал» печатал со специальным предуведомлением, что тот или иной материал «из-за железного занавеса» публикуется без ведома и согласия автора. Это далеко не всегда соответствовало действительности, но редакция была прекрасно осведомлена об обстановке в СССР и старалась защитить литераторов, решившихся на передачу текстов за океан. Одной из наиболее значительных культурных акций «Нового Журнала» стала публикация на протяжении десяти лет «Колымских рассказов» Варлама Шаламова (напомним, что в СССР они начали печататься только в конце 1980-х). На страницах «Нового Журнала» впервые увидели свет повести Д.Хармса «Старуха» и Б.Пильняка «Заштат», пьесы М.Булгакова «Багровый остров» и Н.Эрдмана «Самоубийца». Здесь была опубликована запрещённая советской цензурой проза Лидии Чуковской, а также произведения бежавших из СССР Анатолия Кузнецова и Михаила Дёмина (между прочим, троюродного брата Юрия Трифонова, с которым известный прозаик сумел встретиться в Париже во время одной из своих заграничных поездок).

«Новый Журнал», как уже было сказано, одним из первых опубликовал в 1958 году главы из романа Б.Пастернака «Доктор Живаго». И вскоре Роман Гуль написал глубокую, обстоятельную статью об этом романе, не утратившую своего значения и сегодня, - «Победа Пастернака». Для того, чтобы понять, как был растроган и воодушевлён такой поддержкой Борис Пастернак, надо воскресить в памяти атмосферу беспрецедентной травли и клеветы, созданную в то время вокруг поэта на родине. Роман Гуль искренне считал, что шум, поднятый за рубежом вокруг романа «Доктор Живаго» – это не политическая кампания, а «…как бы всеобщее пожатье – всем свободным Западом - руки русского писателя, совершившего чудо написания в полицейском тоталитарном государстве духовно высокой и совершенно свободной книги» ⁵ . Определив роман «Доктор Живаго» как «литургическую симфонию», «роман-притчу» и «роман-проповедь», Р.Гуль подчёркивал, что Б.Пастернак оказался поразительно свободен внутренне, творчески, и именно в этом коммунистический режим увидел главную для себя опасность.

Борис Пастернак написал о бытии как о чуде. Восторженное удивление перед гармонией и красотой мира, созданного Богом, рождают, по мысли Р.Гуля, «пропасть между Пастернаком и всей советской литературой». Автор романа «говорит языком человека из другого духовного мира, и говорит с такой художественной силой и такой духовной заразительностью, что в атмосфере плоского и вульгарного мировоззрения, одобренного «партией и правительством», взгляды Доктора Живаго были бы равносильны попытке взрыва этого мировоззрения» ⁶. Рождение такого произведения «при полном отсутствии кислорода свободы» в СССР Р.Гуль расценивал как победу Бориса Пастернака и новое возвращение русской литературы в лоно мировой. Автор «Доктора Живаго» воспринял такой отзыв о романе благодарно и радостно. В письме Жаклин де Пруайяр 22 декабря 1959 года Борис Пастернак писал: «Скажите Гулю, что его статья обо мне превосходит своей красотой и глубиной всё, на что я надеялся и что заслужил» ⁷ .

Интерес Романа Гуля к русской культуре простирался «поверх барьеров», он преодолевал границы. Главным было «продолжение свободной русской культурной традиции, утверждение свободы человека и великой ценности исторической России». С огромным уважением писал Р.Гуль об Анне Ахматовой (в частности, о «Реквиеме», на публикацию которого в период хрущёвской «оттепели» твёрдо надеялся) и Марине Цветаевой; о М.Булгакове-драматурге в связи с выходом в Москве в 1965 году однотомника его пьес. Привлекала внимание критика и новейшая советская литература. Р.Гуль положительно отзывался о романе В.Дудинцева «Не хлебом единым» (1956), вокруг «новомирской» публикации которого в СССР развернулись ожесточённые споры и длительная идеологическая кампания; о стихах Булата Окуджавы и его повести «Будь здоров, школяр!»; восторженно писал о А.Солженицыне – начиная с первых произведений и до «Августа четырнадцатого» - как об «исключительном явлении» и «необыкновенной духовной радости» ⁸ .

В 1960-ом году, отмечая выход в свет сотой книги «Нового Журнала», Роман Гуль подчёркивал, что всегда стремился к духовной перекличке со всеми теми русскими людьми, кто, живя под игом однопартийной диктатуры, остаётся всё-таки духовно свободным. «Отстаивая гражданскую, политическую и творческую свободу человека, видя Россию культурно неделимой частью Европы, - писал Роман Гуль - «Новый Журнал» боролся и будет бороться с антикультурой деспотического большевизма, этого – по слову П.Б.Струве – «соединенья западных ядов с истиннорусской сивухой» ⁹ .

Тем не менее, преследований со стороны советской власти и КГБ было отнюдь не достаточно для того, чтобы заслужить признание Р.Гуля-редактора. Из тех, кто подвергался на родине гонениям, а затем составил «третью» волну русской эмиграции, Роман Гуль сначала искренне симпатизировал Андрею Синявскому (Абраму Терцу), хорошо отзывался о его книге «Мысли врасплох». Однако затем резко разошёлся с писателем из-за публикации «Прогулок с Пушкиным» - книги, написанной, по оценке Р.Гуля, «нарочито похабно, нарочито по-блатному» ¹⁰. Статью, посвященную этому произведению, Роман Гуль назвал неожиданно грубо: «Прогулки хама с Пушкиным». Сочувствуя судьбе Аркадия Белинкова, высоко ценя его книгу о Тынянове, Р.Гуль тем не менее наотрез отказался печатать в «Новом Журнале» статью «Страна рабов, страна господ», широко ходившую в СССР в самиздате, ибо в ней, используя эзопов язык и вполне прозрачные политические намёки, Аркадий Белинков, по мнению редактора «НЖ», обвинял русский народ в извечно присущем ему рабстве. Текст, в котором пороки тоталитарного коммунистического правления переносились на всю историческую судьбу России, Роман Гуль решительно отверг.

Характеристики

Список файлов книги