Красный дракон (947267), страница 14
Текст из файла (страница 14)
В бирмингемской полиции не идиоты служат. По примятым веткам Грэхем видел, как тщательно полицейские обследовали прилегавший к дому участок лесного массива. Но ведь это было до того, как нашли задушенную кошку. Значит, они искали все, что угодно — следы, вещественные доказательства, но только не то, что нужно. А искать нужно было наблюдательный пункт.
Грэхем углубился в лес на несколько ярдов, не теряя из виду дом, и попытался определить наиболее удачную наблюдательную позицию.
Он выбрал самое высокое место и стал спускаться по пологому склону.
Прошло больше часа прежде чем его взгляд привлек маленький блестящий предмет на земле. Он тут же потерял его, но вскоре опять нашел.
Это было колечко, которое крепится на крышке жестяной банки с прохладительным напитком. Оно валялось среди опавших листьев у корней могучего вяза.
Грэхем заметил блестящую точку с расстояния восьми футов, но подходить ближе не спешил. Минут пять он не сводил внимательного взгляда с клочка земли, на котором поджидала его заветная улика, а потом не спеша побрел к вязу, аккуратно отводя ветки и осторожно ступая по узенькой тропке, чтобы не наследить, не нарушить первоначальную картину. Осмотрел слой прошлогодних листьев вокруг дерева. Следов не было». Зато чуть поодаль от алюминиевого колечка муравьи облепили огрызок яблока, из которого птицы уже выклевали зернышки. Еще минут десять Грэхем простоял без движения. Потом плюхнулся на землю и уперся спиной в ствол дерева. И почувствовал, как гудят ноги.
Над его головой в полосе солнечного света клубился столб мошкары, жирная гусеница ползла по обратной стороне листа под самым его носом.
К невысокому сучку дерева прилип комок засохшей, красноватой глины с берега ручья. На этот сучок опирался, каблук ботинка человека.
Грэхем повесил пиджак на ветку и полез на дерево с противоположной стороны. Он то и дело поглядывал из‑за шишковатого ствола на засохший кусочек глины, словно боясь, что он возьмет и исчезнет. Поднявшись футов на тридцать, он взглянул в сторону дома, находившегося в ста семидесяти пяти ярдах от него. С этого расстояния, да еще сверху, дом казался совсем другим. Ярко пламенела красная черепичная крыша, накаленная солнцем. Отсюда был как на ладони весь участок позади дома. В хороший полевой бинокль можно разглядеть выражение на лице человека.
Вдалеке шумело шоссе, где‑то лаяла собака. Потом все звуки заглушил стрекот цикады над ухом.
Чуть выше от ствола отходила под прямым углом толстая, крепкая ветка. Он подтянулся на ней. На уровне его щеки между основанием ветки и стволом дерева застряла жестянка из‑под прохладительного напитка.
— Дорогая ты моя, любимая, — прошептал Грэхем и потерся лицом о кору. — Ну, иди же ко мне.
Впрочем, банку сюда могли засунуть и дети.
Он взобрался еще выше, чтобы рассмотреть банку сверху. Ему бросился в глаза голый квадратик на поверхности толстой ветки, с которой содрали кору. На зеленоватом кусочке древесины размером с игральную карту был вырезан знак.
Знак вырезали старательно, очень острым ножом. Ребенку такое явно не под силу.
Грэхем сделал несколько снимков этого знака. Дом и окружающие его строения просматривались с этой ветки просто отлично, но тот, кто наблюдал отсюда, постарался улучшить обзор и обрезал торчавшие сверху ветви. Срезы были чуть расплющены, волокна древесины сморщились.
Грэхем посмотрел вниз. Если бы отрезанные ветки валялись на земле, он бы заметил их раньше, но они запутались в листве над самой землей.
В лаборатории потребуются оба конца среза, чтобы определить длину и ширину лезвия. Значит, придется вернуться сюда и спилить обрубки. Он сфотографировал их, бормоча себе под нос:
— Вот как все было: ты задушил кошку, после этого забрался на дерево. Наблюдал за детьми, игравшими во дворе, и коротал время, выстругивая свою отметину и предаваясь мечтаниям. Стемнело, в окнах загорелся свет, опустились шторы. Прошло еще какое‑то время, и окна погасли одно за другим. Ты для верности подождал еще немного, а потом слез с дерева и направился к дому. Так, неуловимый ты мой? Спуститься отсюда с фонариком, да еще при свете луны, проще простого.
Для самого Грэхема спуск оказался труднее. Просунув в отверстие банки длинную ветку, он осторожно снял ее и, зажав в зубах прутик с насаженной на него банкой, медленно спускался вниз.
Вернувшись в квартал новостройки, Грэхем увидел, что слой пыли на капоте его машины украшает надпись «Левой — придурок». Высота надписи над уровнем земли свидетельствовала о том, что даже самое юное поколение этого квартала бедноты овладело азами грамоты.
Интересно, что они вывели на машине Зубастого парию?
Грэхем сидел в машине, вглядываясь в окна многоэтажек. Их здесь было несколько десятков. Вполне возможно, что кому‑то из жителей запомнился незнакомый белый человек, который крутился на стоянке поздно ночью. Правда, с тех пор прошел уже целый месяц, но все равно опросить жильцов домов, чьи квартиры выходят окнами на стоянку, не мешает. И чем скорее, тем лучше. И в этом ему должна оказать помощь полиция Бирмингема.
Он преодолел искушение тут же отправить найденную банку Джимми Прайсу в Вашингтон, понимая, что ему никак не обойтись без содействия местной полиции. А потому стоит поделиться с ними своим открытием. Пусть займутся дактилоскопическим анализом. Может, повезет, тем более, что особой квалификации здесь не требуется. Другое дело — выявить скрытые отпечатки, оставленные на железе едким потом. Это уже высший пилотаж, и Прайс сможет проделать это даже после того, как банку обработают бирмингемские эксперты. Лишь бы голыми руками за нее не хватались. Он понимал, что правильнее всего в сложившейся ситуации отдать улику в распоряжение здешних сыщиков. Зато как ухватятся в Центре документальных исследований ФБР за эту надпись вырезанную на коре. Увеличенные снимки размножат, раздадут всем сотрудникам и начнут копать.
Из дома Джекоби Грэхем связался по телефону с отделом по расследованию убийств бирмингемского управления. Полицейские подкатили к дому в тот самый момент, когда Джиэн показывал здание перспективным покупателям.
Глава 11
Эйлин читала статью «Гнилье вместо хлеба» в «Отечественных сплетнях», когда в кафетерий вошел Долархайд. Девушка с отсутствующим видом выедала начинку сэндвича; с рыбным салатом.
Глаза Долархайда, скрытые очками темно‑красного стекла, пробежались по заголовкам первой страницы: «Сенсация: обнаружено тайное любовное гнездышко Элвиса!», «Потрясающий прорыв в области медицины во благо страдающим раком!» и «Каннибал Ганнибалович помогает властям. Полицейские, расследующие убийства Зубастого парию идут на поклон к своему заклятому врагу».
Он постоял у окна, повернувшись спиной к залу и отпивая кофе, пока не услышал, как Эйлин поднялась со своего места. Она бросила поднос в контейнер для использованной посуды, и если бы Долархайд стремительным движением не коснулся ее плеча, номер «Отечественных сплетен» последовал бы туда же.
— Простите, Эйлин, можно попросить у вас газету?
— Ради Бога, мистер Ди. Я ее только из‑за гороскопов и покупаю.
Заперев дверь своей лаборатории, Долархайд разложил на столе газету, опубликовавшую на обоих разворотах два больших материала Фредди Лаундса. Большая статья посвящалась захватывающим подробностям убийства Джекоби и Лидсов. Поскольку детали преступлений полиция сохраняла в секрете, Лаундс восполнял недостаток конкретных данных с помощью собственного необузданного воображения. Долархайд нашел изложенную им версию бездарной.
Вторая статья оказалась более интересной:
«Маньяк‑убийца консультирует полицейского, которого когда‑то едва не прикончил Фредди Лаундс.
Чезапик, Мэриленд. Асы из ФБР забуксовали в деле Зубастого парии, психически ненормального убийцы, от рук которого уже погибли две семьи в Бирмингеме и Атланте. Сознавая собственное бессилие, фэбээровцы обратились за помощью к одному из самых чудовищных преступников, отбывающих в данный момент пожизненное заключение.
Доктор Ганнибал Лектер, о чьих зверствах, заставляющих кровь стыть в жилах, мы рассказывали на страницах нашей газеты три года назад, на этой неделе, не выходя из своей камеры в отделении для особо опасных преступников, давал консультацию Уильяму Грэхему, принадлежащему к элите следователей ФБР.
Любопытно отметить, что сам Грэхем некоторое время тому назад едва не погиб при аресте Лектера. Грэхема уговорили вернуться на работу из преждевременной отставки и поручили возглавить следствие по делу Зубастого парии.
Что же происходило за закрытыми во всех смыслах дверями на этой волнующей встрече двух смертельных врагов? Чего добивался полицейский от Лектера?
Как сказал нашему корреспонденту один высокопоставленный чиновник ФБР, «по своему калибру они один другого стоят». Чьи умственные способности он все‑таки оценил бы выше?
Матерого убийцы‑садиста и одновременно врача психиатра Лектера или Грэхема?
Наша газета располагает информацией о том, что ранее Грэхему, бывшему преподавателю судебной экспертизы в Академии ФБР, Квантико, приходилось находиться на излечении… в психиатрической клинике.
Руководство ФБР отказалось прокомментировать, как могло случиться, что человек, явно психически неуравновешенный, назначен ведущим специалистом по делу национальной значимости.
Диагноз, по поводу которого Грэхем лечился в психиатрической клинике, остается неизвестным. Однако один из бывших сотрудников этой клиники охарактеризовал его как «состояние глубочайшей депрессии».
Гармон Ивэнс, в то время работавший в Военно‑морском госпитале, Бетесда, рассказал, что Грэхем был доставлен в психиатрическое отделение госпиталя вскоре после того, как застрелил Гаррета Джекоба Хоббса, по кличке «миннесотский стервятник». Прицельным выстрелом Грэхема в 1975 году был положен конец восьмимесячному террору Хоббса в Миннеаполисе.
Ивэнс вспоминает, что Грэхем был крайне подавлен и в течение первой недели пребывания в больнице отказывался принимать пищу и разговаривать Уилл Грэхем не состоит в штате ФБР.
Комментаторы объясняют этот факт строгостью отборочного тестирования в ФБР, в процессе которого обнаруживаются любые отклонения от психической нормы.
По данным, полученным в ФБР, Грэхем начинал свою карьеру в научно‑исследовательских подразделениях этой организации. Добившись выдающихся успехов не только в области теории, но и в практике расследования, где выступал в качестве следователя по особо важным делам, Уилл Грэхем был приглашен на преподавательскую работу в Академию ФБР.
Согласно досье Уилла Грэхема, подготовленного нашей газетой, его карьера началась в отделе тяжких преступлений полицейского управления Нового Орлеана, откуда он поступил в аспирантуру судебной экспертизы на соответствующий факультет Университета Джорджа Вашингтона.
Любопытное суждение высказал один из офицеров полиции Нового Орлеана, в те годы служивший вместе с Грэхемом: «Да, он ушел в отставку, но для людей из ФБР очень важно знать, что он находится под боком. Знаете, это все равно что королевская кобра, которая почти никогда не появляется из своей норы, но все в округе знают, где она прячется, и всем доподлинно известно, что по ночам она уничтожает мокасиновых змей».
Доктор Лектер приговорен к пожизненному заключению. Если его когда‑либо признают вменяемым ему придется предстать перед судом по обвинению в девяти убийствах с отягчающими обстоятельствами.
По словам адвоката, Лектер проводит время за работой. Он пишет научные статьи для специальных журналов и ведет обширную переписку с кое‑кем из светил психиатрии.
Долархайд закончил чтение и стал рассматривать фотографии. На одной был снят Лектер в момент ареста, прижатый к борту полицейской машины. Другая была той самой фотографией Грэхема, которую сделал Лаундс у входа в тюремный госпиталь для душевнобольных. Венчала сенсационный материал маленькая фотография автора репортажа, Фредди Лаундса.
Долархайд долго изучал снимки, потом провел кончиком пальца по шероховатой поверхности газеты. Его указательный палец был испачкан чернилами, он облизнул его и вытер салфеткой. Только после этого принялся делать вырезки из газеты.
По дороге домой Долархайд купил рулон особой туалетной бумаги, быстро растворимой в воде, какую используют на кораблях. Заехал в аптеку и приобрел ингалятор.
Его слегка лихорадило, но в общем он чувствовал себя неплохо. Долархайд постоянно страдал от насморка и воспалительных процессов в горле, как это часто бывает с людьми, которые после оперативного вмешательства в области носоглотки лишаются волосяного покрова на слизистой носа.
Он проторчал минут десять в пробке на мосту через Миссури, но это не ухудшило его настроения. В машине работал кондиционер. Откинувшись на ковровую подушку Долархайд с удовольствием слушал «Музыку на воде» Генделя, доносившуюся из стереоколонки. Он то постукивал пальцами по рулю в такт музыке, то поглаживал распухший, воспаленный нос.
На параллельной полосе автострады стояла машина с откидным верхом, в которой сидели две молодые женщины. Обе в шортах и блузках, полы которых были завязаны под грудью. Они казались усталыми и раздраженно щурились от солнца. Та, что сидела на пассажирском месте, положила ноги на приборную доску, и от этой согнутой позы на животе у нее обозначились две складки. Долархайд впился взглядом в темный след засоса на внутренней поверхности ее бедра. Женщина почувствовала себя неудобно, выпрямилась и опустила ноги. У нее было недовольное выражение лица. Она что‑то сказала своей приятельнице, сидевшей за рулем. Обе смотрели прямо перед собой, но Долархайд знал, что они говорят о нем. Его это нисколько не задело. Как приятно ощущать, что ты неизмеримо выше мелких житейских уколов. Раньше он был бы вне себя. Теперь же в нем появилось незнакомое дотоле чувство собственного достоинства.
Музыка ласкала слух.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
