Ганнибал (947265), страница 9

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 9)

– Мы коснемся этого позже, мистер Вергер, а сейчас, как мне кажется, нам сле…

– Нет, мисс Старлинг, мы поговорим о лагере сейчас. Вы увидите, что это имеет отношение к делу. Именно тогда я повстречал Иисуса и ничего более важного я сказать вам не смогу. – Дождавшись очередного вздоха машины, Мейсон продолжил:

– Это был Христианский лагерь на берегу озера Мичиган, и все расходы по его содержанию нес мой отец. Он платил за все. За всех его обитателей числом сто двадцать пять человек. Некоторым из них не повезло в жизни, и они были готовы на все ради одной конфеты. Может быть, я пользовался этим, может быть, я был груб с ними из‑за того, что они отказывались от шоколадки и не желали делать то, что я от них требовал. Вы видите, я ничего не скрываю. И не скрываю только потому, что прошел очищение.

– Мистер Вергер, не лучше ли обратиться к материям, связанным…

Но Мейсон ее не слышал. Он всего лишь выжидал, когда аппарат сделает очередной вдох.

– Я получил судебный иммунитет, мисс Старлинг, и теперь все в порядке. Я получил иммунитет от Иисуса, я получил иммунитет от прокурора Соединенных Штатов и от окружного прокурора графства Оуинг Миллз. Аллилуйя. Я свободен, мисс Старлинг. Теперь все в полном порядке. Я сейчас с Ним, мисс Старлинг, и поэтому мне ничего не страшно. Вы можете спросить, кто же этот ОН? Отвечу. Он – это восставший к жизни Иисус, и в лагере мы называли Его просто Ис. Великий Ис. Никто не может справиться с Исом. Мы сделали Его своим современником. Я служил Ему в Африке. Аллилуйя. Я служил Ему в Чикаго, вознося хвалу имени Его. Служу я Ему и сейчас. Я знаю, Он поднимет меня с ложа страданий, поразит недругов моих и представит их предо мной. Я еще услышу стенания жен врагов моих. Вы видите, мисс Старлинг, что теперь все в полном порядке. – Мейсон подавился слюной и умолк. Кровеносные сосуды на его лице стали еще темнее, и их пульсация усилилась.

Старлинг поднялась, чтобы позвать медсестру. Но ее остановил голос Мейсона:

– Со мной все хорошо, я в полном порядке. Наверное, лучше задавать прямые вопросы, подумала Старлинг. От постепенного подхода толку не будет.

– Мистер Вергер, встречались ли вы с доктором Лектером до того, как по определению суда он стал вашим психотерапевтом? Были ли вы с ним знакомы?

– Нет.

– Но ведь вы оба были членами попечительского совета Балтиморского филармонического оркестра.

– Не совсем так. Мне было предоставлено место только потому, что я поддерживал оркестр деньгами. Когда нужно было голосовать, я посылал своего адвоката.

– Вы ни разу не давали показаний во время суда над доктором Лектером. Почему?

Старлинг научилась синхронизировать вопросы с ритмом работы аппарата искусственного дыхания.

– Они сказали, что у них хватит материалов для того, чтобы осудить его шесть раз. Девять раз. А он их всех обманул, заявив о своем безумии.

– Доктор Лектер ничего не заявлял. Невменяемым он был признан по решению суда.

– Неужели вы считаете, что подобная тонкость может иметь значение? – спросил Мейсон.

В этом вопросе Старлинг впервые смогла почувствовать ум Мейсона. Ум цепкий и тщательно скрываемый. Во всяком случае, думал он не теми словами, которыми объяснялся с ней.

Огромный угорь, привыкнув к свету, выполз из своего каменного укрытия на дне аквариума и принялся выписывать бесконечные восьмерки – извивающаяся коричневая лента, беспорядочно испещренная красивыми кремовыми пятнами различной формы.

Старлинг узнала о существовании рыбы, лишь уловив краем глаза ее движение.

– Это мурена Кидаки, – сказал Мейсон. – В Токио в аквариуме есть даже более крупный экземпляр. Моя мурена по размеру занимает второе место в мире. В просторечии ее зовут Жестокий Мюррей, вы хотите узнать почему?

– Нет, – ответила Старлинг и перевернула страницу своего блокнота. – Итак, в ходе предписанного судом лечения вы пригласили доктора Лектера в свой дом.

– Я больше ничего не стыжусь и поэтому расскажу вам все. Теперь все в полном порядке. Мне воздалось за это наделавшее столько шума совращение малолетних. Отдал пятьсот часов общественным работам и лечился у доктора Лектера. Приглашая доктора к себе, я рассчитывал втянуть его во что‑нибудь неблаговидное, чтобы он дал мне послабление в лечении и не жаловался, если я пропущу один‑другой сеанс или окажусь слегка под кайфом во время наших встреч.

– У вас в то время был дом в Оуинг Миллз, не так ли?

– Да. Я рассказал доктору Лектеру все. Об Африке. Об Иди Амине¹². И о многом другом. Обещал показать ему кое‑что из своей коллекции.

– И вы показали ему?..

– Принадлежности. Игрушки. Вон там в углу стоит маленькая переносная гильотина, которую я использовал, работая на Иди Амина. В разобранном виде она без труда умещается в джипе и ее можно доставить в любую, даже самую отдаленную, деревню. На сборку и установку уходит четверть часа. Осужденный за десять минут сам с помощью коловорота приводит нож в рабочее положение. Правда, у женщин и детей для этого требовалось чуть больше времени. Но я этого не стыжусь, так как прошел очищение.

– Итак, доктор Лектер пришел в ваш дом…

– Да. Я встретил его у дверей, затянутым в черную кожу и с плетью в руках. Ну вы понимаете… Мне было интересно, испугается ли он меня. Но он, похоже, не испугался. Испугаться меня – как смешно это звучит теперь… Я пригласил его наверх и показал двух собачек, которых взял в приюте для бездомных животных. Собачки были очень дружны между собой. Я их держал в одной клетке и давал много воды, но оставлял без еды. Мне было страшно интересно узнать, что из этого получится.

Я показал ему прибор с петлей, ну вы знаете, тот, с помощью которого можно добиться автоэротической асфиксии. Вы как будто вешаете себя, но не до конца. При этом получаете удовольствие… Вы улавливаете ход моих мыслей?

– Улавливаю.

– А доктор Лектер, похоже, не улавливал. Он спросил, как прибор работает, а я ответил: «Какой же вы психиатр, если этого не знаете?» Доктор улыбнулся – я никогда не забуду эту улыбку – и сказал: «Продемонстрируйте». Ну наконец‑то ты попался, подумал я.

– И вы продемонстрировали.

– Я этого не стыжусь. Мы учимся на своих ошибках, и кроме того, я прошел очищение.

– Прошу вас, мистер Вергер, продолжайте.

– Я отнес прибор к большому зеркалу, надел петлю на шею и стал смотреть на свое отражение, удерживая механизм автоматического отключения в руке. Одновременно краем глаза я следил за его реакцией, но ничего уловить не мог. Обычно я прекрасно вижу человеческие эмоции. Но не в этом случае… Он сидел в кресле в углу комнаты, скрестив ноги и обхватив руками колени. Затем доктор Лектер поднялся и погрузил руку во внутренний карман пиджака. При этом он выглядел не менее элегантно, чем извлекающий из кармана зажигалку Джеймс Мейсон. «Не желаете ли стекляшечку амила?» – спросил Лектер. Вот это да, подумал я. Сейчас он даст мне одну ампулу, а затем будет давать вечно, если не хочет лишиться лицензии. Но вы читали отчет и знаете, что это было нечто значительно превосходящее по мощи простой амилнитрит.

– Ангельская пыль¹³, кое‑какие амфетамины и ЛСД.

– Это была та еще смесь! Лектер между тем подошел к зеркалу, в которое я смотрелся, и что есть силы ударил по нему ногой. Зеркало разбилось вдребезги. Я же в это время парил в небесах. Он поднял осколок побольше, передал мне и, глядя в глаза, поинтересовался, не желаю ли я счистить с лица кожу. После этого он выпустил собак из клетки, и я накормил их мясом со своего лица. Мне потом сказали, что это заняло довольно много времени. Я ничего не помню. Доктор Лектер с помощью петли сломал мне шею. Промывая собакам желудки в приюте, врачи извлекли мой нос, но прирастить его не сумели.

Услышав эти слова, Старлинг перебирала листки блокнота гораздо дольше, чем до этого.

– Мистер Вергер, после того как доктор Лектер бежал из‑под стражи в Мемфисе, ваша семья обещала выплатить большое вознаграждение.

– Да. Миллион долларов. Ровно один миллион. Мы дали объявления по всему миру.

– И вы, насколько мне известно, были готовы платить за любую имеющую к делу информацию, а не только в случае ареста, ведущего к осуждению. Предполагалось, что вы станете делиться информацией с нами. Вы это делали?

– Вообще‑то нет, но, строго говоря, не было ничего такого, чем бы стоило делиться.

– Как вы могли это определить? Разрабатывали ли вы самостоятельно какие‑нибудь версии?

– Лишь для того, чтобы убедиться в том, что они никуда не ведут. Но с другой стороны, с какой стати мы должны были с вами делиться сведениями? Ваши люди нас никак не информировали. У нас было одно сообщение с Крита, оказавшееся пустышкой, и одно из Уругвая, которое так и не подтвердилось. Я хочу, мисс Старлинг, чтобы вы поняли – речь идет не о мести. Я простил доктора Лектера точно так, как Наш Спаситель простил римских легионеров.

– Мистер Вергер, вы дали понять Федеральному бюро расследований, что располагаете новыми сведениями.

– Посмотрите в ящике, в дальнем конце стола. Старлинг достала из сумочки белые нитяные перчатки и натянула их на руки. В ящике стола оказался большой конверт из плотной желтой бумаги. Содержимое конверта было достаточно тяжелым и твердым на ощупь. Старлинг извлекла из конверта рентгеновский снимок и просмотрела его на свет. На рентгенограмме была изображена левая, видимо поврежденная, рука. Старлинг пересчитала пальцы. Пять.

– Взгляните на пясть¹⁴, если понимаете, о чем я говорю.

– Понимаю.

– Пересчитайте костяшки пальцев. Пять суставов.

– С учетом большого пальца у данного лица на левой руке шесть пальцев. Так же как у доктора Лектера.

– Да, как у доктора Лектера.

Угол снимка, там где помещаются дата и номер истории болезни, был аккуратно срезан.

– Откуда пришел пакет, мистер Вергер?

– Из Рио‑де‑Жанейро. Чтобы получить дополнительные сведения, мне придется платить. И очень много. Не могли бы вы мне сказать, действительно ли это доктор Лектер? Мне надо знать точно, прежде чем расстаться с деньгами.

– Попытаюсь, мистер Вергер. Мы сделаем все, что в наших силах. Сохранилась ли упаковка, в которой поступил снимок?

– Марго хранит ее в пластиковой сумке. Она вам ее передаст. А сейчас, мисс Старлинг, я прошу меня извинить. Я очень устал, и мне требуется кое‑какой уход.

– ФБР свяжется с вами, мистер Вергер. Старлинг не успела как следует отойти от комнаты, как Мейсон прикоснулся языком к крайней трубке и позвал:

– Корделл?

Из игровой комнаты появился человек в медицинском халате и, держа перед собой папку с надписью «Департамент социального обеспечения неимущих детей г. Балтимора», приступил к чтению.

– Так, значит, его зовут Франклин? Что ж, пусть будет Франклин, – сказал Мейсон и выключил свет.

Маленький мальчик стоял в потоке льющегося с потолка света и, прищурившись, вглядывался во тьму.

До его слуха донесся глубокий вибрирующий голос:

– Ты Франклин? – спросил голос.

– Франклин, – ответил малыш.

– С кем ты живешь, Франклин?

– С мамой, с Ширли и со Стрингбином.

– Стрингбин живет с вами все время?

– Он приходит и уходит.

– Ты сказал «приходит и уходит»?

– Да.

– Мама, Франклин, у тебя не настоящая. Не так ли?

– Нет. Меня ей отдали на воспитание.

– Это ведь у тебя не первая такая мама?

– Не‑а…

– Тебе нравится жить в своем доме, Франклин?

– У нас есть Киска, – сразу посветлев, ответил мальчик. – А мама в духовке печет пирожки.

– И давно ты живешь в, мамином доме?

– Не знаю.

– Ты там праздновал свой день рождения?

– Один раз. Ширли сделала мороженое.

– Ты любишь мороженое?

– Клубничное.

– Ты любишь маму и Ширли?

– Я люблю их и Киску.

– Ты хочешь там жить? Тебе не, страшно, когда ты лежишь в кроватке?

– Не‑а… Я сплю в одной комнате с Ширли. Ширли – большая девочка.

– Франклин, ты больше не будешь жить с мамой, Ширли и киской, тебе придется оттуда уйти.

– Кто сказал?

– Правительство. Мама осталась без работы, и ей велели тебя отдать, а полиция нашла в вашем доме сигарету из марихуаны. Маму ты видишь последнюю неделю. А также Ширли и киску. Последнюю неделю.

– Да, – ответил Франклин.

– Но может быть, Франклин, это они не хотят тебя больше видеть. Может быть, в тебе что‑нибудь не так? Может быть, у тебя на теле нарывы или другие противные вещи? А может быть, тебя не любят потому, что у тебя слишком темная кожа?

Франклин задрал подол рубашонки и, взглянув на свой крошечный коричневый животик, покачал головой и заплакал.

– А знаешь, что случится с киской? Как зовут киску?

– Киска. Это ее имя.

– Ты знаешь, что случится с Киской? Полицейские заберут ее в кошачий приют, и доктор сделает ей там укол. Тебе делали укол в дневной группе? Медицинская сестра делала тебе укол? Блестящей иглой. Так вот, они сделают укол и Киске. Киска очень испугается, когда увидит блестящую иголку. Они воткнут иголку в Киску. Ей станет очень больно, и она умрет.

Франклин снова поднял полы рубашонки и прижал их к лицу. Одновременно он сунул большой палец в рот, чего по просьбе мамы не делал уже целый год.

– Подойди ко мне, – раздался голос из темноты. – Подойди ко мне, и я скажу, как можно спасти Киску от укола. Ты хочешь, Франклин, чтобы Киске сделали укол? Нет? Тогда подойди ко мне, Франклин.

Плачущий Франклин, не вынимая большой палец изо рта, медленно двинулся в темноту. Когда он оказался метрах в двух от постели, Мейсон дунул в свою свирель. Вспыхнул свет. Из‑за присущей ему смелости, а может быть, желая помочь Киске или понимая, что скрыться некуда, малыш не дрогнул. Он не стал спасаться бегством. Он неколебимо стоял на месте и смотрел на Мейсона.

Мейсон от разочарования мог бы вздернуть брови, если бы таковые у него имелись.

– Ты сможешь спасти Киску от укола, если сам дашь ей съесть крысиный яд, – сказал Мейсон. Шипящее «ш» потерялось, но Франклин все понял.

– Ты противная, старая какашка, – заявил Франклин. – И очень уродская.

С этими словами малыш повернулся, вышел из палаты и зашагал мимо шлангов и хромированных труб назад в игровую комнату.

Характеристики

Список файлов книги