holodnaa krove (947237), страница 37
Текст из файла (страница 37)
– Без приказа – никуда. Понятно, – слово в слово повторила девочка распоряжение майора, а потом вдруг приободрилась и поинтересовалась: – Так, значит, вы берете меня с собой, да, дяденька сталкер? Правда берете?
– Поглядим, – уклонившись от прямого ответа, проворчал интрудер, после чего приложился к ковшу и принялся пить.
Голова у Кальтера гудела, словно, пока он валялся без сознания, в ней свил гнездо рой ос. На затылке торчала внушительная шишка, но благодаря тому, что балка задела его лишь вскользь, майор не заработал даже сотрясения и чувствовал себя гораздо лучше, чем после недавнего падения в катакомбы «Агропрома». Но тогда все обошлось без сопутствующих травм, а сегодня у интрудера, к несчастью, возникла такая проблема, крайне несвоевременная и болезненная.
Допив воду, майор отставил ковш, но вместо благодарности лишь покосился на Верданди и ничего не сказал. А потом расстегнул комбинезон, задрал свитер и майку и осмотрел отбитый пулеметным прикладом бок. На нем красовались внушительный синяк и припухлость, прикосновение к которой вызывало острую боль. Также болевые спазмы вызывались глубоким дыханием, кашлем и, что самое неудобное, резкими движениями руками и корпусом. Морщась от боли, Кальтер дотошно ощупал ребра и определил, что как минимум два из них сломаны. Вкупе с невыходом в установленный срок на цель эта неприятность выглядела вдвойне обидной.
Верданди следила за манипуляциями Кальтера с таким видом, словно понимала, чем он занимается. А может, любительница исторических кинобоевиков и впрямь понимала, какая беда приключилась с майором, – конечно, если фильмы о Дикой Зоне снимаются по канонам правдоподобия, а не по худшим голливудским штампам… Прислушавшись, не раздаются ли в сумерках подозрительные звуки, Кальтер грубо потребовал у девочки вернуть ему винтовку. Что Вера сделала с явной неохотой – хоть оружие было для нее тяжелым и незнакомым, оно все‑таки придавало ей уверенности. Интрудер взял «ВМК», разобрал затвор, проверил, не забит ли ствол, и, довольный результатом экспертизы, собрал винтовку. После чего положил ее на колени, достал пенал с аптечкой и переключил внимание на свои многострадальные ребра.
Оголившись по пояс, майор сначала вколол себе парочку фирменных ведомственных препаратов, способных вернуть в строй даже полумертвого. Затем извлек из герметичного пакета длинный эластичный бинт и собрался зафиксировать им «плавающие» ребра. Но не тут‑то было. Под воздействием лекарств боль медленно отступала, однако спазм продолжал сковывать интрудеру мышцы и не позволял наложить бандаж как положено. Кальтер кряхтел, скрипел зубами и морщился, но процесс самоисцеления никак не хотел двигаться с места.
Помощь пришла оттуда, откуда майор ее опять‑таки не ожидал.
– Разрешите мне, дяденька сталкер, – попросила Верданди, которой, похоже, надоело смотреть на мучительные потуги Кальтера. – Я поняла, что вы хотите сделать. Давайте, я замотаю вам этот бинт!
Майор прекратил возиться с бинтом и недоверчиво уставился на добровольную «сестру милосердия».
– Такое тоже показывали в твоем кино? – полюбопытствовал интрудер, полагая, что вряд ли детей двадцать второго века станут учить допотопным приемам первой врачебной помощи. У них там, в будущем, поди, и живых врачей‑то уже не осталось – одни медицинские роботы и компьютерные медсестры.
– Ну да! – как ни в чем не бывало ответила Верданди. – В сериале про сталкера Хемуля постоянно какого‑нибудь героя то ранят, то изобьют, а потом его товарищи или Болотный Доктор приходят ему на помощь. Вам ведь сломали ребра, да? Значит, надо просто замотать их потуже до тех пор, пока вас не осмотрит какой‑нибудь врач. Это же проще простого! Можно попробовать?
Кальтер беспомощно уронил руки, тяжко вздохнул, затем беззвучно выругался одними губами и сдался:
– Ладно, валяй… Только мотай очень туго. Не бойся, мне не будет больно, так что можешь тянуть бинт изо всех сил.
Сил в щупленькой девочке таилось гораздо больше, чем ожидал от нее интрудер. Верданди опустилась перед ним на колени, закрепила первым витком придержанный пациентом кончик бинта, а потом взялась за дело с таким усердием, что Кальтер от неожиданности даже крякнул. После чего тут же мысленно укорил себя за проявленную слабость, пусть и мимолетную. Его – интрудера, без пяти минут ветерана невидимого фронта – заставила страдать сопливая тринадцатилетняя девчонка! Вот так оказия! Хорошо хоть «мизантропам» чуждо самобичевание, а иначе он вмиг сгорел бы от стыда, не сходя с места.
Заслышав кряхтение Кальтера, Вера остановилась и вопросительно глянула на майора. Тот в ответ лишь отрицательно мотнул головой: дескать, пустяки, не обращай внимания, бинтуй дальше. Девочка, также ни слова не говоря, вернулась к прерванной работе, а Кальтер невольно подумал, что любопытно, сколько лет было бы сейчас его дочери или сыну, женись лейтенант Куприянов на подруге своей молодости, с которой он встречался еще до того, как раз и навсегда связался с Ведомством… Но тут же одернул себя, не желая отвлекаться на несвоевременные мысли, которые пробудил в интрудере сидящий возле него удивительный ребенок с синими глазами.
– А как вас зовут, дяденька сталкер? – внезапно поинтересовалась Вера, продолжая старательно закручивать бинт в тугой бандаж.
– Что?! – переспросил Кальтер, не сразу сообразивший, о чем его спрашивают.
– Как вас зовут? – повторила Верданди и уточнила: – Я имею в виду не сталкерское прозвище, а имя, которым вас называют друзья и родные.
– Зачем тебе это? – более дурацкого ответа майор дать ребенку не мог. Но крепко укоренившаяся многолетняя привычка всегда и везде держать язык за зубами вынуждала Кальтера отвечать на подобные вопросы как угодно, только не правдиво.
– Какой вы странный! Что значит «зачем»? – обиделась Вера и, видимо, по этой причине дернула бинт резче, чем обычно. Впрочем, интрудер успел приготовиться к таким сюрпризам, и теперь у него на лице не дрогнул ни единый мускул. – У меня же есть имя! И у вас наверняка есть, могу поспорить. У всех людей на Земле есть имена. Папа всегда учил меня гордиться моим именем! Он говорил, что, если человек не хочет представляться при знакомстве, он или преступник, или шпион, или просто злой и скрытный. Но вы же не злодей, да? Так почему вы стесняетесь сказать мне, как вас зовут, дяденька сталкер?..
Кальтер доверял своим наставникам, которые когда‑то обучали его многогранному искусству выживания. Не раз и не два майор, находясь в командировке, выходил из сложных, а порой и вовсе катастрофических ситуаций лишь благодаря четко усвоенным на тренировках навыкам. Но сейчас «мизантроп» был вынужден признать, что готовившие его для работы во вражеском тылу инструкторы оказались отнюдь не всезнающими асами диверсионного ремесла. Ибо как объяснить тот факт, что они научили Кальтера переносить зверские пытки и сохранять самообладание на изматывающих многодневных допросах, но не предусмотрели столь очевидной ситуации, в какую сегодня угодил майор? Парадоксальное явление: он мог заставить попотеть не одного мастера заплечных дел, а на допросе, который учинил ему ребенок, ощущал себя беззащитным и не знал, что ответить.
Конечно, Кальтер мог элементарно рыкнуть на Верданди, чтобы она прикусила язык и помалкивала. Для этого и впрямь не требовалось большого ума и тем паче инструкторских советов. Однако не все здесь выглядело очевидно, как могло показаться со стороны любому другому интрудеру. Майору не хотелось признавать открытую им истину, но, похоже, никуда от нее было не деться, и рано или поздно Кальтеру предстоит с нею смириться.
Истина сия была проста настолько, что укладывалась всего в два слова: Кальтер сломался. Причем стряслось это в самый неподходящий момент – при выполнении задания особой государственной важности. Подобное уже случалось с собратьями майора, и теоретически он тоже не был от этого застрахован. Но все равно, читая внутриведомственные бюллетени о том, что тот или иной интрудер покинул Список Бодрствующих и был отправлен в преждевременную отставку «по состоянию здоровья», Кальтер всегда думал одно и то же: «С кем угодно, только не со мной. Я – лучший и скорее пущу себе пулю в лоб, чем покину службу таким позорным способом!»
Что ж, время показало, какова была цена этим самоуверенным обещаниям. Долго, очень долго продержался майор на службе без срывов и нареканий. Для интрудера – почтенный срок. Даже непонятно, почему Стратег до сих пор продолжал доверять Кальтеру, посылая его на задания по неизменному вот уже двадцать лет графику, без скидок на возраст. Ведь, если задуматься, не мог же психологический срыв свалиться на майора, словно кирпич на голову. Определенно, должны были найтись для этого какие‑нибудь предпосылки. Обнаружь психологи хотя бы одну из них, и карьера интрудера сразу подошла бы к закономерному финалу. Но Кальтер сломался на задании, вопреки прогнозам ведомственных мозгоправов, чем грозил навлечь гнев командования не только на свою голову, но и на голову всех этих безвестных гениев психиатрии.
Кальтер переводил взгляд с Верданди на лежащую перед ним «ВМК» и твердо знал, что не поступит так, как собирался поступить все минувшие годы в случае возможного психического срыва. Но не потому, что испугался смерти или оказался морально не готов к подобной ситуации. Просто майор вдруг осознал, что никакого срыва на самом‑то деле нет, а нервы Кальтера по‑прежнему уравновешены, как аптекарские весы. Тогда что же с ним стряслось и почему он позволяет постороннему человеку находиться рядом с собой, если прежде интрудеру доводилось без колебаний убивать свидетелей, даже мельком видевших его при выполнении задания?
«Непредвиденные помехи» – именно так обозначались в отчетах «мизантропа» случайные жертвы, без которых не обходилась каждая вторая его командировка. Верданди тоже попадала в категорию «непредвиденных помех», но устранять ее Кальтер не то что не торопился, но и вообще не собирался. Более вопиющего нарушения устава он за двадцать лет службы не допускал. И что характерно, интрудер шел на это с тем же хладнокровием, с каким выполнял любую порученную ему Стратегом работу. Сознание майора по‑прежнему оставалось кристально чистым и не замутненным предательскими эмоциями.
Совершенный Кальтером грех гарантировал ему позорный уход в отставку всего за два‑три года до того, как то же самое можно было сделать с наградами и почестями, полагающимися уважаемому ветерану. А потом – спокойная жизнь в закрытом санатории Ведомства или служба в качестве инструктора… Теперь же неизвестно, каким образом проявленная слабость отразится на карьере майора. Слишком хорошо изучили его ведомственные психологи, чтобы он умудрился от них что‑либо скрыть. Мигом выведут на чистую воду и доложат Стратегу, что отдел «Мизантроп» лишился еще одного ценного сотрудника, вычеркнутого из Списка Бодрствующих за проявленное малодушие.
Кальтер сохранял невозмутимость, потому что не чувствовал себя виноватым, даже полностью осознавая факт нарушения им устава. Странная ситуация, которая при всей своей очевидности сроду не приходила майору на ум. И раз уж он предпочел решать запущенную проблему неуставными методами, значит, Кальтеру вовсе не обязательно теперь слепо следовать букве устава. Конечно, полностью идти вразнос и пускаться во все тяжкие майор не намеревался. Даже сломанный меч продолжает, несмотря ни на что, оставаться мечом – несгибаемым стальным оружием. Но от добавления в перечень своих грехов еще пары‑тройки пунктов интрудеру, похоже, не отвертеться…
– …Зови меня «дядя Костя», – ответил майор Куприянов, не желая выглядеть в глазах ребенка недоверчивым злодеем. Самое любопытное, что эта, казалось бы, незначительная деталь – какая разница, что вообще будет думать о Кальтере посторонняя девчонка? – действительно имела для него значение. Но после того, как майор назвал Вере свое настоящее имя, он уже перестал удивляться происходящим с ним «неуставным» странностям.
– Дядя Костя… – повторила Верданди, понятия не имея, что она первая, кто в присутствии Кальтера называет его таким образом. Вот только велика ли ей от этого честь? – Редкое имя… Даже не помню, чтобы кого‑то из моих знакомых так звали. Наверное, это очень старинное имя, ну вроде Любосвет или Прохор, – сказав это, девочка наложила на ребра майора последний виток бинта и закрепила его край клейким пластырем. После чего с довольным видом отрапортовала: – Все, дядя Костя, я закончила. Что скажете? Получилось?
Пациент придирчиво ощупал повязку, подвигал плечами и корпусом, проверил, надежно ли приклеилась липучка‑фиксатор, и только потом вынес авторитетное заключение:
– Нормально.
Несмотря на лаконичность и равнодушный тон, которым Кальтер оценил, говоря начистоту, вполне достойную работу девочки, Вера от его похвалы все равно просияла. Правда, большие выразительные глаза ребенка при этом так и остались грустными, но тут уж ничего не поделать – вернуть в них радость удастся еще очень и очень не скоро. Или вообще не удастся…
Мерзкая, трижды проклятая Зона!
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
