Михаил Веллер - О любви (947189), страница 16
Текст из файла (страница 16)
Она изнутри просияла, теплый ком прокатился из живота к глазам. Захлопотала, обретя удовольствие в роли хозяйки и сестры милосердия.
-
Вызови такси.
-
Куда ты такой поедешь? Сиди уж...
За ее спиной он одобрительно взглянул в зеркало, видик о'кей.
- Останешься здесь. А вдруг тебе станет плохо?
-
Хочешь предъявить своим родителям с утра эдакую рожу середь квартиры? - сварливо возразил он.
Она кратко задумалась:
-
Ляжешь в моей комнате. А им я все расскажу.
-
Что, интересно?
-
Ну, в общем, ты меня все-таки спас... - проговорила она, вслушиваясь в смысл собственных слов: а ведь правда!.. Он встал, покачнулся, осторожно потрогал голову и сел обратно.
-
Действительно, что-то мне... - признал слабым голосом.
А Катя ничего не знает, мелькнуло у нее. И он, похоже, не собирается ей звонить. Да если бы Валин жених... что, жених?! Он - Катин жених? Чушь... Она подумала о Кате с насмешливым презрением: Ларик здесь, он спас ее, она за ним ухаживает, а прочие могут утереться. Она раздвинула, застелила диванчик в своей комнате. Ларик улегся и подумал, что обрек себя на пытку и заснуть не удастся. Выключатель щелкнул, во тьме прошуршал халатик, заскрипела кровать. Помолчав, тихо позвала:
-
Тебе не очень больно?
-
Нет, - шепотом отозвался он.
Глядя в потолок, прислушивались к дыханию друг друга.
-
Спишь?
-
Нет.
-
Знаешь... ко мне заходила Катя.
-
Вот как. - Молчание.
-
Она мне все рассказала...
Молчание.
«Дура, зачем я все это говорю - сейчас...»
-
Она красивая. И - сильная.
-
Зачем ты это мне говоришь?
Она повернулась к нему в темноте. Протяни руку - коснешься.
-
Ты действительно решил жениться?
-
Я не хочу говорить с тобой об этом.
«Я не имею права, да? Ты прав. Она его за муки полюбила, а он ее - за состраданье к ним...» Ах, ночное течение мыслей и чувств.
-
Ты... ты ее любишь? Пауза.
-
Она добрая. И она меня понимает... - прошептал он. Часы в большой комнате пробили половину четвертого.
А я, хотела спросить Валя. Быстро меняются твои чувства и забываются клятвы, хотела сказать она. Подожди. Не делай этого. Я не хочу, чтоб ты женился, хотела сказать она.
- Пусть ты будешь счастлив, - сказала она. Протянула руку и кончиками пальцев погладила укрывший его плед.
Только не сказать ей, что люблю ее, ее одну, одну в мире! Ларик ущипнул себя, собрался - быстрым движением погладил ее руку, шевельнулся уже для пожатия:
-
Спокойной ночи.
-
Спокойной ночи... - она отвернулась, закрыла глаза, задышала тихо и ровно.
Долго притворялись спящими. Почувствовав, что сейчас вправду заснет, Ларик шевельнулся, тихонько простонал как бы сквозь сон.
-
Что с тобой? Тебе плохо? - тут же отреагировала она.
-
Жарко... Подташнивает что-то...
Вскочила, зажгла ночник, положила руку ему на лоб. Сделала неумелую попытку нащупать пульс:
-
У тебя температура. И сердце частит...
-
Ерунда... пройдет...
Рецепт: щепоть толченого графита от карандашного грифеля и две таблетки эфедрина - принять за два часа до нужного момента. Нехитрый симулянтский прием, отлично известный бывалым армейским врачам. Градусник победно сигнализировал: тридцать восемь и две.
-
Я вызову врача!
-
Ага, и не забудь священника и гробовщика.
-
Ты все шутишь! А если заражение крови?
-
Дам ею досыта напиться врагам.
-
Надо же что-то делать.
-
Не шуметь. Приволокла дочка на ночь хулигана в синяках - во радость родителям.
-
Не строй из меня тургеневскую барышню!
-
Холодного чаю не найдется? С лимоном. И аспирина. Все.
Она поила его, поддерживая под затылок. «Если ранили друга, перевяжет подруга». Детская романтика всегда жива в глубине душ. Ларик откинулся на подушке и благодарно поцеловал ей кончики пальцев, тут же отпустив. «Так равнодушен, что ему ничего не стоит? или?..» Она поправила ему плед.
- Глаза слипаются, - сказал он. - Ох, хорошо...
И мгновенно заснул. Ресурс его нервов на сегодня был исчерпан.
Она слушала его посапывание со смесью умиления и обиды. «Мальчик был сегодня молодцом, - сказала себе. - Он заслужил отдых». И тут же уснула сама.
Утром пришлось вполголоса объяснить ситуацию родителям. Осмотр героя в приоткрытую дверь настроил старшее поколение на крепкие вздохи... Ларик тщательно спал, довольный тем, что она сама захотела выкручиваться - и выкручивается. В этой несколько пикантной истории она выступала на его стороне - отчасти против собственных родителей! - крайне отрадно.
Родителей (м-да...) даже благородная роль ночного гостя мало утешала. Драки, спанье в одной комнате...
-
Что же, после всего бросить его валяться на улице в мороз?
-
Почему на улице? Он же живет где-то?
-
А если бы он не доехал?
-
Вообще следовало поехать в травмопункт.
Рассказ о геройстве был воспринят как поножовщина:
-
Еще нам только этого не хватало...
Они были, естественно, обеспокоены происшедшим, и дочери высказали раздражение и недовольство: такова психология.
Родители редко понимают, что противоречить детям в том, что дети считают истинным и справедливым - означает лишь подталкивать их поступать по-своему, отчасти уже из протеста. Упрямство - защитная реакция организма против попыток деформации. Поэтому Валя, когда осталась с Лариком вдвоем, выказала ему подчеркнутое внимание и доброту.
Эту азбуку Звягин знал явно. «Совсем неплохо, если ее родители тебя ненавидят: чем больше препятствий на ее пути, тем сильнее она захочет их преодолеть».
Валя объехала четыре аптеки, пока нашла свинцовые примочки. Ларика нашла в ванной: сильным контрастным душем он массировал страшноватое лицо - привычный способ городских драчунов.
Они завтракали и смеялись над приключением. Приятно было кормить завтраком мужчину, который может тебя защитить. Невольно она сравнивала его с Игорем... не все там еще, оказывается, отболело, но вектор этой боли, как стрелка компаса, передвигался на Ларика.
Возникла новая близость - нетягостная, свойская; хорошая.
-
Поеду на работу. Бригадир нормальный - поймет.
-
Подожди, я тоже. На две пары еще успею.
Она пропустила первые две пары - из-за него; он промолчал.
-
И не постесняешься ехать рядом с такой хулиганской рожей? - подначил ее.
-
Сейчас я тебя подгримирую, - притащила свою косметику. - Сиди спокойно!
На улице демонстративно взяла его под руку. Полюбовалась своей работой при ясном солнце:
- Сойдет! Шрамы на лице украшают мужчину.
В метро на них косились. Она ждала, когда он заговорит о встрече. Не дождалась.
-
Можешь как-нибудь звякнуть, сообщить о здоровье, - небрежно бросила на прощание.
-
Телеграфирую медицинский бюллетень, - весело обещал он. И полетел на крыльях.
39. Бойцы вспоминают минувшие дни.
Небольшой банкет в комнате: водка, хлеб, сигареты, три вчерашних хулигана и один подгримированный герой.
-
Я тебе боялся удар ногой в лицо довести. Не дай Бог, думаю, нос сломаю.
-
А думаешь - просто бить в лицо по мягким тканям, чтоб не повредить кости, ничего не сломать?
-
Ну, если смотреть на тебя со стороны - куда как просто.
-
Но ты тоже - как рванул руку из плеча - чуть не вывихнул; соображать же надо. Да - нож-то отдай.
-
А разукрасили, в пор-ряде, с тебя еще полбанки! Тут не то что девушка - милиция поверит с судмедэкспертизой! Долго и с увлечением припоминали детали:
-
Можно идти на «Ленфильм» наниматься в каскадеры!
-
Ну, если теперь не пригласишь на свадьбу - в самом деле отсвистим. Тем более репетиция уже состоялась!
-
Еще кому вломить - давай, опыт есть! Хохотали.
40. Неужели это конец?
Он опять не звонил - день, и другой, и третий. Конечно: у своей Кати... Та умело врачует его; такие, как она, все делают умело. Если б не она! Неужели я ревную? вот еще...
Если победа в бою завоевывает женское сердце, то врачевание ран героя растапливает женскую душу.
Ларик неукоснительно позвонил вечером на третий день.
-
А раньше не мог?
-
Ждал, пока вывеска подживет.
Перед кинотеатром она издали увидела его; вблизи осмотрела лицо - умело загримировано, явно чувствуется женская рука. Что ж, все ясно. А чего ты ждала, собственно?
В темноте зала она ждала его прикосновения.
На середине фильма он вдруг обеими руками крепко сжал ее руку, поднес к губам, поцеловал быстро, крепко.
Прошептал на ухо:
- Прости. Я не должен был тебя приглашать. - Поднялся и, не пригибаясь, ушел по проходу.
Она сидела еще несколько минут. Дурацкое кино было непереносимо. Поднялась и ушла.
Горечь мешала дышать.
И был вечер, и было утро; дыхание ее было сбито, «свой нерв» потерян. Не умирала. Но сладко не было. Понимала - конец. Но как-то не верилось.
41. О чем не говорят, чему не учат в школе.
-
Ты должна научить его всему. Ясно? Как касаться женщины и как расстегивать на ней одежду. Как снимать штаны и как ложиться рядом. Как все делать вовремя и ничего не делать не вовремя. Во всех деталях! Короче - вышколишь мальчика под романтического любовника для юной девушки.
-
Уж и не помню, что такое юная девушка.
-
А ты постарайся.
-
Не уверена, что одного сеанса хватит.
-
Я тебя не ограничиваю.
-
А вы уверены, что он придет, такой влюбленный?
-
Это моя задача. А вот чтоб не захотел уйти - это твоя задача.
-
Но он хоть действительно из себя ничего?
-
Вполне. Стану я тебе урода сватать.
-
Уж и не помню, что такое двадцатилетний мальчик.
-
Надеюсь, хотя бы получишь удовольствие.
-
То-то вы заботитесь о моих удовольствиях! А на что-нибудь более материальное тоже можно рассчитывать? Вы цены знаете?
-
Я все знаю. А цены на твой курс лечения ты знаешь?
-
Но это как бы по дружбе, вы говорили...
-
И это тоже по дружбе. Считай, что списываю долг и открываю тебе кредит: сможешь обращаться еще, и по любому поводу.
-
М-да-а, вот и пришла мне пора открывать школу... Смешная задачка... даже интересно. Откровенно говоря, я бы предпочла погасить свой долг непосредственно вам.
-
Не учи дедушку кашлять.
-
Но интересно: почему именно я?
-
Я уважаю профессионалов.
42. Раз в жизни сбывается несбыточное.
Ларик позвонил на четвертый день - поздно вечером, разумеется.
-
Что это ты вдруг решил о себе напомнить?
-
Просто подумал, что поступил не очень вежливо...
-
Ах. Мы обретаем манеры. Вращаемся в высоких сферах. Не волнуйся, я все давно забыла.
-
В общем, мы тут едем компанией на выходные в Таллинн, и я подумал, что, может быть, тебе захочется.
-
Может быть. (Опять Таллинн!..)
-
Так как?
-
Ты прекрасно знаешь, что я никуда с тобой не поеду.
-
Нет, как хочешь. Извини. Счастливо.
Пи-пи-пи - сказала трубка ей в ухо. Ну, и что делать?..
Пораньше с утра (успеть!) позвонила ему на вахту общаги:
-
Что ж ты так быстро бросил трубку? - съязвила.
-
Ты-ы? А мне показалось...
-
Это мне показалось. Если ты на полпути поцелуешь руку и выпрыгнешь из поезда - милая перспектива.
Он засмеялся.
-
Скажи сам: с тобой можно куда-нибудь ехать?
-
Со стороны виднее. Не только со мной - нас пятеро. Поезд в шестнадцать десять.
-
Не уверена, что смогу. В общем, идея заманчивая...
-
Билет по студенческому - треха, ну с собой двадцатку.
-
А жить там где? Или блат в гостинице?
-
У Володи знакомый художник, оставит мастерскую. С камином!
Вале нарисовался вечер, огонь в камине, островерхие таллиннские крыши, компания: один обязательно в старом кресле-качалке, остальные - на матрасах вдоль стен... кругом - картины, мольберты, холсты, запах красок... и художник - бородатый, в растянутом грубом свитере, дымящий трубкой. Хотелось отчаянно.
-
Если к обеду не разболеюсь окончательно, - соврала, - то можно подумать... Не обещаю, но на всякий случай ждите.
-
До четырех часов в зале, где кассы, - у буфета. Он не упрашивал...
Пришлось звонить матери на работу, строить легенду о выпавшем срочно месте в двухдневной турпоездке от института, выслушивать сомнения на повышенных тонах... «В конце концов, тебе двадцать лет, ты взрослая девушка, что я могу поделать - взаперти тебя держать? - Мать что-то чуяла, и правильно чуяла... - Только позвони нам сразу, как добралась».
Ларик ждал на Варшавском вокзале, грея ладони о стакан с кофейной бурдой.
-
Слушай, - неловко признался он. - Ничего не получилось...
-
Что не получилось? (Опять!..) Негде остановиться? Или - поезд отменили, путь взорвали? - она полыхнула злым прищуром.
-
Да нет, - вздохнул он. - Просто они не поехали. Там личные отношения... короче, разладилось, извини... Он вытащил из кошелька билеты:
-
Надо пойти сдать. Или прямо продать в очереди...
Один билет у них схватили сразу, потом еще два. Ларик взглянул на два, оставшиеся в руке, на часы поверх расписания:
- Четыре минуты осталось. А может - рванем! А? Честно говоря, я уже настроился.
Она молниеносно прикинула время до вагона - и не отказала себе в наслаждении сыграть теперь на его нервах небольшой ритмический танец.
-
Что-то скучно без компании... Да и не успеем уже.
-
Да, разве что галопом, - согласился он легко.
Она взглянула невинно:
-
Слушай - а почему ты с сумкой? раз все распалось?
-
Так я ж прямо с работы, - удивился он. - С утра все с собой взял, иначе не успеть. На часах оставалась минута с половинкой.
-
Вообще-то мы старые друзья, - неторопливо проговорила она, следя за реакцией на слово «друзья».
-
Вот я и подумал, - спокойно согласился он, хватая протянутую ему сумку. Запыхавшись, они вскочили в последний вагон при негодующем вопле проводницы.
Их кресла были лицом по ходу движения. Оледеневший Ленинград со стуком выпускал путешественников из своего каменного лона. Ларик извлек из сумки бутылочку с коньяком и четыре мандарина.
-
За благополучный проскок! - приветствовал он. - А то не по-джентльменски получилось бы - пригласить девушку, а потом отказаться.
-
За джентльменов, - ответила она. Стало тепло: он действительно хотел поехать с ней, а не блефовал. Еще посмотрим, Катенька, чего стоят твои прожекты!
А ночевать - вдвоем?.. Отмахнулась от этой мысли: э, разве не спали они в одной комнате. Но мысль посвечивала запретным, тем самым; она не спрашивала ничего.
Запасливый Ларик разложил Конан-Дойля и Сименона, - не читалось: болтали, смотрели в окно. В Нарве он добежал до буфета, принес в свертке горячие пирожки и бутерброды, Валя налила кофе из термоса.