12 (815682), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Об этом принципе написаны горы работ. Для тех, кто хорошо знаком с теорией абсолютной и относительной истины, может показаться странным такое чрезмерное внимание к одному из частных проявлений диалектики этих двух моментов познания. Но всё дело в том, что люди, которые подняли этот шум, либо совсем не знали о существовании этой теории или ничего в ней не поняли.
Теми же причинами объясняется ажиотаж вокруг взглядов Карла Поппера (1902–1994) на процесс познания вообще, на истину и заблуждение в частности. По существу, он попытался проложить тропинку там, где давно существует большая торная дорога, причем попытка эта ни к чему дельному не привела. Он подметил и абсолютизировал некоторые моменты процесса познания при полном игнорирование всех остальных.
3. Конкретность истины
3. Конкретность истины
Истина, как уже указывалось, не зависит ни от человека, ни от человечества. Но она зависит от места, условий и времени. В этом смысле абстрактной истины нет, истина всегда конкретна.
Частные проявления конкретности истины философы отмечали давно.
«… Одно и то же предложение либо одно и то же суждение (intellectus), — писал, например, Пьер Абеляр (1079–1142), — в разное время могли оказаться истинными или ложными: например, если кто-либо подумает или скажет о сидящем Сократе, что он сидит, то эта мысль, как выражение в речи, будет истинной, и она же будет ложной, после того как [Сократ] встанет» XE "Монтескье Шарль Луи де Секонда, барон де ля Бред (1689–1755)". Шарль Монтескье (1689–1755) как-то заметил в одном из своих «Персидских писем», правда, скорее в виде насмешки, чем всерьез: «То, что в одно время является правдой, в другое бывает заблуждением» 0.
Но одним из первых, если не первым, принцип конкретности истины был совершенно четко был выражен Г. Гегелем. «Если истина — абстрактна, — читаем мы в его „Лекциях по истории философии“, — то она — не истина. Здравый человеческий разум стремится к конкретному…» XE "Чернышевский Николай Гаврилович (1828–1888)" Положение: «Отвлеченной истины нет; истина конкретна», выдающийся русский мыслитель Николай Гаврилович Чернышевский (1828–1888) рассматривал как один из важнейших принципов гегелевской философии и полностью принимал его0.
«Мы, — писал И. Дицген, — не ищем, не знаем и знать не хотим об истине „в себе“, о „всеобщей“, „вечной“, „ясной“ истине. Мы хотим конкретную, человеческую, временную, историческую истину, связанную с местом, временем и материей, с конкретными условиями и обстоятельствами…» XE "Маркс Карл (1818–1883)" И говоря всё это, он ссылался на К. Маркса: «Это, господа, марксистская истина. Заслуги нашего знаменитого предшественника не ограничиваются анализом капитала и политической экономии. Заслуга Маркса заключается в том, что он открыл новую теорию истины, истинную теорию познания, которая рассматривает связь между душой и телом, мышлением и бытием» 0.
Огромное значение принципу конкретности истины придавал В. И. Ленин. «Основное положение диалектики: абстрактной истины нет, — писал он, — истина всегда конкретна» 0. Это положение он повторял снова и снова0.
«Весь дух марксизма: — читаем мы у него, — вся его система требует, чтобы каждое положение рассматривалось лишь () исторически; () лишь в связи с другими; (γ) лишь в связи с конкретным опытом истории» XE "Ленин Владимир Ильич (1870–1924)". Ставя вопрос: «В чем самая суть, живая душа марксизма, — В. И. Ленин отвечал на него, — конкретный анализ конкретной ситуации» 0.
С проблемой конкретности истины мы уже столкнулись в предшествующем разделе при рассмотрении вопроса о смене одних теорий другими. После появления новой теории старая далеко не всегда превращается в частный случай первой. От нее могут полностью отказаться. Речь, разумеется, идет не об игнорировании фактов, на базе которых строилась эта теория. Они, конечно, сохраняются, хотя теперь по-новому интерпретируются. Не может, разумеется, быть и речи об отказе от тех моментов соответствия, тех крупиц абсолютной истины, которые имелись в старой теории. Они так или иначе входят в состав новой теории и в этом смысле сохраняются. Но от старой теории как от целостного концептуального образования отказ всё же происходит. От нее отказываются как от ложной. Таким образом, теория, которая в определенное время и в определенных условиях не просто считалась, но действительно была истинной, в другое время и в других условиях становится ложной.
Принцип конкретности истины применим не только к теориям, но и к любым истинонесущим мыслетворениям, в частности, конечно, и к суждениям, включая и житейские. Допустим, за окном льет дождь. Я говорю: «Дождь идет». Данное суждение в данный момент времени и применительно к данному месту несомненно является истинным. Но вот дождь прекратился, а я по-прежнему повторяю: «Дождь идет». Мое суждение ничуть не изменилось, оно осталось точно таким же, каким было раньше. И в тоже время оно коренным образом изменилось, ибо из истинного превратилось в ложное.
А кардинально изменилось оно потому, что оно не изменилось. Истина есть соответствие между миром и действительностью. В мире произошли изменения, а мысль о нем осталась той же самой. В результате на смену соответствию между миром и суждением пришло несоответствие между ними. И теперь, чтобы мое суждение осталось истинным, нужно его изменить, привести мысль в соответствие с изменившимся миром.
Зависимость истины от времени особенно наглядно проявляется в общественных науках. Природный мир за время существования науки не претерпел никаких существенных трансформаций. В принципе он остался тем же самым. Все изменения в естественнонаучном знании связаны с его всё более глубоким проникновением в этот принципиально не изменившийся мир.
В отличие от природы общество за это время претерпело существенные изменения. Буквально на глазах ученых и философов возникли новые, ранее не существовавшие его формы. В Новое время возникло капиталистическое общество, которое в своем последующем развитии значительно изменилось, в Новейшее время в России вначале возникло, а затем погибло общество, которое именовалось социалистическим. В результате в общественных науках те или иные концепции полностью или частично перестали соответствовать реальности лишь потому, что сама эта реальность стала другой. Они находились и сейчас находятся в соответствии с бывшей реальностью, но не соответствуют современной реальности.
Нужно отметить, что понимание того, что истина конкретна всегда присутствовало в обыденном, житейском познании. Нельзя не вспомнить русскую народную сказку о набитом дураке. Сын, вернувшись домой, рассказывает матери, что видел мужиков, которые молотили горох. Он им пожелал «молотить три дня и намолотить три зерна», за что его побили. Мать ему на это сказала, что нужно было пожелать им: «Носить — не переносить, таскать — не перетаскать», и они тогда бы поделились бы с ним горохом. Сын принял совет к сведению. На следующий день, увидев похоронную процессию, он высказал ее участникам это пожелание, за что снова был побит. На его жалобы мать сказала, что ему нужно было произнести: «Канун да ладан» и поплакать, тогда бы его пригласили на поминки, где бы накормили и напоили. На следующий день сын произнес эти слова и заплакал, встретив свадебный поезд, и ему снова сильно досталось от обозленных гостей0.
Такого рода сказки бытовали у словаков, англичан, немцев, итальянцев, абхазов, абазинов, арабов, народов Северной Африки, вьетнамцев, японцев и многих других культурно-языковых групп0.
4. Граничность (ограниченность), или предельность, истиныничность (ограниченность), или предельность, истины
Соединяя вместе всё, что было сказано в предыдущих разделах, можно сделать вывод не только о том, что истина всегда конкретна, но и о том, что любое истинное мыслетворение является истинным только в определенных границах, при выходе за которые оно превращается в свою противоположность — становится ложным. В этом смысле истина всегда гранична, всегда ограничена, всегда предельна.
Граничность истины проявляется в ее конкретности, в ее зависимости от времени, места и условий, но не только в этом. Понятие граничности истины является более широким, чем понятие ее конкретности.
Достаточно вспомнить пример с применением принципа соответствия к отношению между релятивистской и классической механикой. Последняя остается верной, но только в определенных пределах. Как только мы выходим за эти границы и пытаемся применить ее, например, к микромиру, то она превращается в свою противоположность, выступает как ложная.
И не следует думать, что такого рода явление имеет место лишь тогда, когда мы обращается к теориям, ставшим частным случаем новых, более широких теории. Вообще любая теория имеет границы своего применения. При выходе за них она с неизбежностью становится ложной.
Это прекрасно было показано Ф. Энгельсом на примере закона Бойля о зависимости между объемом газа и давлением, под которым находится газ. «Реньо.., — писал Ф. Энгельс, — нашел, что закон Бойля вообще верен лишь приблизительно; в частности он неприменим к таким газам, которые посредством давления могут быть приведены в капельножидкое состояние, и при том он теряет свою силу с того именно момента, когда давление приближается к точке, при которой наступает переход в жидкое состояние. Таким образом, оказалось. что закон Бойля верен только в известных пределах. Но абсолютно ли, окончательно ли он верен в этих пределах? Ни один физик не станет утверждать это» 0.
В ложное с неизбежностью превращается любое самое верное положение, когда оно абсолютизируется, раздувается, преувеличивается. «…Всякую истину, — писал В. И. Ленин, — если сделать ее „чрезмерной“ (как говорил Дицген-отец), если ее преувеличить, если ее распространить за пределы ее действительной применимости, можно довести до абсурда, и она даже неизбежно при указанных условиях превращается в абсурд» 0.
Но, становясь ложным, это положение продолжает сохранять в себе крупицу истины, что и позволяет выдавать его за истинное. Существуют разные приемы и способы такого рода абсолютизации.
Крайне интересное явление представляет то, что в житейском обиходе принято называть полуправдой, те мыслетворения, о которых говорят, что это — правда, но не вся правда. Имеет смысл разобраться в нем.
Здесь мы сталкиваемся с мыслетворением, в самом простейшем виде представляющем связку двух разных утверждений об одном и том же объекте. Оно является цельноистинным. Два содержащиеся в нем утверждения, взятые по отдельности, тоже являются истинными, но лишь частичноистинными. Их частичная, ограниченная истинность ярко проявляется в том, что когда они начинают трактоваться как полностью, целиком истинные, то они тут же превращаются в ложные, в заблуждения.
Примером может послужить положение о том, что мир существует и вне сознания человека, и в его сознании. Оно полностью и целиком истинно. Истинным является и тезис о том, что мир существует в человеческом сознании. Но эта истина частичная, ограниченная. И сто́ит только объявить эту не всю истину всей истиной, абсолютизировать ее, провозгласить, что мир существует только в сознании человека, как перед нами предстает заблуждение.
Доведение до абсурда можно наблюдать и на примере трактовки совершенно правильного положения о конкретности истины. Современный американский филолог Ханс Келнер в своем интервью Эве Доманска утверждал: «…Истина есть всегда истина данного момента, данной аудитории, данной проблемы и ситуации… Истина — это то, что правдоподобно и убедительно для универсальной аудитории. Но я сомневаюсь в существовании универсальной аудитории в рамках какого-либо человеческого опыта. Это — разновидность идеалистического понятия так же, как и сама идея истины. То, что мы имеем, есть рассказы, истинные для данного пространства и времени» 0. Стоило Х. Келнеру добавить к зависимости истины от места, времени и условий зависимость ее от аудитории (т. е. людей), как у него тут же исчезла объективная истина, а тем самым и истина вообще.
5. Диалектика истинного и ложного
5. Диалектика истинного и ложного
В предшествующих разделах фактически уже было показано, что истинное и ложное, будучи противоположностями, в то же время теснейшим образом связаны, они не только отрицают, но взаимно проникают друг в друга. Но проблема эта настолько сложна, что требует специального рассмотрения. Когда этот вопрос ставится и обсуждается в литературе, то он обычно формулируется как проблема отношения истины и заблуждения. Это не совсем точно, ибо в истине в силу ее объективности и только объективности не может содержаться заблуждение. Когда говорят о диалектике истины и заблуждения, то практически под истиной понимают не собственно истину, а истинные мыслетворения. В них действительно может быть ложное. Но в использовании привычной формулировки указанной проблемы нет ничего предосудительного, но при условии понимания ее как отношения истинного и ложного.
Об относительности грани между истинным и ложным некоторые философы говорили задолго до Г. Гегеля. «Мы, — писал Цицерон, — не из тех, которым кажется, что нет ничего истинного, но из тех, которые утверждают, что ко всему истинному присоединено нечто ложное, и притом настолько подобное истинному, что нет никакого признака для правильного суждения и принятия» 0. «Ведь истинное и ложное, — читаем мы в другой его работе, — столь близко соседствуют друг с другом, равно как и то, что не может быть познано с тем, что может (если только это вообще существует, но это мы еще увидим), так что мудрец не должен вставать на столь крутом обрыве» 0.
«…Изменчивость истины, — утверждал Фома Аквинский (1225/26–1274), — следует рассматривать с точки зрения ума, истина которого состоит в [его] согласованности с разумеемой [им] вещью. Затем это согласованность, равно как и любое другое уподобление, может изменяться двояко — через изменение одного из крайних членов. Итак, с одной стороны, истина претерпевает изменения со стороны ума, когда изменяется мнение о вещи, которая сама по себе не изменилась, с другой — когда изменилась вещь, но не мнение [о ней]; в обоих случаях возможно изменение истины в [свою противоположность, а именно] ложь» 0.