79432 (763596), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Дорогая Тася, не успел запечатать предыдущее письмо, как зашла старуха с телеграфа с телеграммой.
Молодец, Тася, все-таки родила сына. Мое предчувствие оправдалось... сын. Как бы не оправдал второе...
Здоров ли мальчик? Не замухрышка ли?
Не назвать ли его Львом или Алексеем? У меня, знаешь, вещие сны"3.
Сон, действительно, оказался пророческим. И много сошлось в нем предчувствий. Мальчик и вправду стал писателем, и писателем, не посрамившим своих великих волхвов, и балбесом, остро чувствующим всю соль жизни под солнцем...
И то, что дробь - круглое - к слезам, тоже не заставило себя ждать: Валентин Никитич Вампилов был репрессирован в 1938 году.
Но в этот день, 19 августа 1937 года, в Кутулике, когда отец запечатывает письмо в шахтерский город Черемхово, что сотней километров южнее Кутулика, где только что в роддоме по всем законам цивилизации и медицины появился на свет его четвертый ребенок, третий сын, еще ничто не предвещало беды...
Теплый воздух дрожит за окнами. Директор кутуликской средней школы готовится к августовской учительской конференции...
С прибавлением семейства в помощь маме Тасе и бабушке срочно взяли девчонку - 35 рублей в месяц, юбка и кофта от нанимателя.
То, что Кутулик по-бурятски - яма, теперь знает весь мир. Его прославил тот самый младенец, которому ворожили в отцовских снах Лев Толстой и Максим Горький.
Мальчика назвали Александром в честь Пушкина: это был год столетия со дня смерти поэта. Для детей отец подписался на его полное собрание сочинений. Шесть маленьких коричневых томиков прекрасного довоенного издания в трудной полуголодной жизни без отца и мужа стали семейной реликвией.
Кутулик был не только одним из самых удаленных уголков России, где бы Пушкина читали по полному собранию сочинений, но и одним из самых маленьких ее поселков, где бы отмечали 100-летнюю годовщину со дня смерти поэта: Валентин Никитич по собственному почину собрал односельчан в клубе и, не мудрствуя лукаво над датами и именами, долго читал им пушкинские стихи.
Родом Валентин Никитич был из Алари, старинного бурятского села неподалеку от Кутулика, который по дореволюционному административному делению входил в состав Аларского хошуна (уезда) Иркутской губернии.
Аларь - старинное бурятское село - улус, славившийся "на всю округу красивым дацаном и белокаменной церковью, расположенными неподалеку друг от друга". Еще в начале нашего века аларцы чтили "всех богов: христианских, ламаистских и шаманских. Справляли шаманский тайлаган, ходили на ламаистский праздник обо и аккуратно посещали в улусе Аларь дацан и церковь"4. В Алари и сейчас стоит дом деда и отца Александра Вампилова.
С происхождением аларских бурят связано несколько преданий. Одно из них прихотливо соединяет в себе отголоски матриархата с библейской легендой о блудном сыне.
На берегу Байкала против острова Ольхон жила Великая Шаманка Хусыхан. Она захотела родить сына, и боги послали ей Человека, охотника с теплой стороны. Когда сын Великой Шаманки и Человека подрос, родители посадили его в долбленую лодку и отправили странствовать по Байкалу. Долго плавал юноша по озеру-морю. А когда вернулся, нашел отца и мать состарившимися и полуживыми от голода. Он "набил им зверей, птиц, наловил рыбы"5, накормил и спас от гибели. Алаир - по-бурятски - спаситель. После смерти родителей Алаир взял себе жену и поселился с ней на Ангаре, к северу от Байкала. От него пошло племя алаирских бурят.
По другому преданию - "аларь" - древнее название степи. Охотничьи племена, которые вышли из лесов и принялись разводить скот, стали называться "аларцами".
В Бурятии семейная генеалогия свято чтится, поэтому родословную семьи можно вести издалека. У основоположника рода - старого Вампила (прапрапрадеда Александра) - было два сына: старший - Пуха и младший - Вандан. Валентин Никитич (Будихалович) принадлежал к младшей ветви рода, был потомком веселого, ловкого, удачливого и многодетного Вандана. Его отец - Будихал - в крещении Никита умер сорока пяти лет от туберкулеза. Мать - энергичная и деятельная бурятка - одна подняла пятерых детей, всем им дала образование. Она дожила до ста пятилетнего возраста и мирно скончалась в окружении огромного числа внуков и правнуков.
Валентин Вампилов родился в 1898 году. У него было четверо младших братьев и сестер: Аюша, Цыбен, Владимир и Александра. После смерти отца, семнадцатилетним, он оказался единственной опорой семьи. Как и все в Алари, Вампиловы занимались скотоводством. Поэтому особенно тяжело приходилось летом: Валентин сам пахал, косил, убирал урожай, заготавливал сено. Несмотря на все тяготы жизни, он окончил гимназию и историко-филологический факультет Иркутского университета, вернулся в Кутулик, стал работать в школе. С Анастасией Прокопьевной Копыловой - Тасей, матерью Александра - они познакомились на учительских путях-перепутьях. Семейный клан простил Валентину Никитичу и второй брак, и женитьбу на русской, но когда он оказался "врагом народа", родня отвернулась от "неблагонадежной" семьи. Анастасия Прокопьевна Копылова родилась в 1906 году в семье преподавателя закона божьего иркутской женской гимназии. После школы и краткосрочных учительских курсов с путевкой комячейки в кармане уехала в деревню: собирала детей по дворам, учила их сидеть за партой, держать в руке карандаш. Немного освоившись, поступила на математическое отделение заочного учительского института, стала преподавать алгебру и геометрию в старших классах.
Ее мать - Александра Африкановна Медведева и отец - Прокопий Копылов были выходцами из России. Александра Африкановна, вынянчившая и нежно любившая Саню (она умерла девяноста двух лет, за три года до гибели внука), была сиротой и выросла в воспитательном доме.
"Сиропиталки" входили в жизнь бесприданницами, но они были хорошо и надежно воспитаны, умели вести хозяйство: ухаживать за детьми и больными, шить, стряпать, экономить, знали, как занять гостя и как осадить горластую торговку.
К тому же молодая женщина была красива: русоволоса, голубоглаза, с нежным, а в старости, как вспоминают родные, иконописным ликом. Тонкие черты, неяркий российский окрас, ровный, мягкий характер, а главное, редкую душевную деликатность и сердечность унаследовали и все ее дети. А им пришлось в жизни несладко. В годы революции и гражданской войны сыновья оказались по разные стороны баррикад: один сын - у белых (после войны несколько лет в лагерях), другой - Иннокентий Прокопьевич - у красных, в отряде знаменитого сибирского партизана Нестора Каландаришвили, позднее он стал биологом, охотоведом. Третий сын погиб в Великую Отечественную войну.
Сам Прокопий Копылов как бывший священник после революции занимался самой черной и грязной работой: мел улицы, колол дрова. В 1937 году его забрали по обвинениям диким, но стандартным.
После ареста мужа Александра Африкановна сначала бросилась к старшей дочери в Свердловск, затем перебралась к младшей в тихий, почти неразличимей на карте Кутулик. Но вскоре беда пришла и в семью Вампиловых. Анастасия Прокопьевна осталась с четырьмя детьми на руках: старший, Миша, его погодки, близнецы Галя и Володя шести лет, и крошечный Саня. Чтобы прокормить семью, она работала не покладая рук. Шестнадцати лет от ревмокардита умер Володя - необыкновенно одаренный, незаурядный мальчик, его не стало день в день десять лет спустя после ареста отца.
Жили в небольшой комнате в учительском бараке при Кутуликской средней школе. "Когда-то, - писал Александр Вампилов в очерке "Прогулки по Кутулику", - в этом бараке был пересыльный пункт, и здесь ночевали этапные по дороге в Александровский централ. Значит, в этом доме у них был один из последних ночлегов в пути.
Нет, никаких решеток и даже следов от них я никогда не видел. я помню его уже покрытым тесом и крашенным в цвет желтых березовых листьев. На моей памяти в нем всегда жили учителя"6.
Уклад семьи был интеллигентным, сердечно-строгим, по-учительски чуть отстраненным от быта самого поселка. При всей радушности и открытости дома здесь не принято было выходить на люди со своими бедами и несчастьями. Домашняя атмосфера носила отпечаток внутренней сдержанности, если не сказать замкнутости, которая чаще, чем кажется, свойственна людям, жизнь чья протекает у всех на виду.
1944 год. Мальчик пошел в первый класс. Младший сын школьного завуча (Анастасия Прокопьевна к этому времени уже заведовала учебной частью): на старых фотографиях круглая, остриженная под машинку, плюшевая головка, длинные тонкие брови, нежный рот, чуть раскосые глаза. Детским строением лица он напоминает известный портрет таганрогского гимназиста - сына Павла Евграфовича Чехова - Антона, тоже круглолицего и узкоглазого, но у того лицо, серьезнее и горше, у нашего пионера взгляд прямой, нетерпеливый, выражение простодушное, нежное, домашнее.
Как и положено сыну учительницы, он учился хорошо, ровно, хотя и без особого блеска. Отлично рисовал. О способностях к рисованию мы можем судить по обложке "Стечения обстоятельств", которую автор оформил сам.
У мальчика был прекрасный слух, и он самостоятельно выучился игре на мандолине, домре, потом на гитаре, старинной, еще дедовской, позднее постиг нотную грамоту, исполнял музыкальные пьесы Тарреги, Вила Лобоса, играл в школьном оркестре, в университете - в ансамбле народных инструментов. А когда пришел в редакцию "Советской молодежи", быстро приноровился к стоявшему там старенькому пианино. Никому в голову не приходило, что в музыке Вампилов был самоучкой.
Все вспоминают, что Александр прекрасно пел. У него был небольшой, но очень приятный голос, удивительная по простоте и искренности манера. Склонившийся над гитарой Вампилов сразу покорял любую аудиторию. Но пел он нечасто, только среди своих, в хорошую минуту. Любил старинные романсы, песни на стихи Есенина и Рубцова, с которым подружился в Литинституте.
Но вернемся к детству. В школе на уроках литературы - чтение по ролям (он - за Сатина, Барона), конечно же, драмкружок с непременной "Молодой гвардией" (он - Сережа Тюленин), - успех в этих занятиях свидетельствовал скорее о живом нраве ученика, чем таил в себе суровые предзнаменования.
И все-таки главное, как у всякого мальчишки, было за порогом школы: "рыбалка, футбол, туманные первые романы". Рыбалка на местной речке Кутуличке или на Белой. Всегда рядом собака, часто приблудная - Бой, Буска, Пират.
Футбол. Футбол в Кутулике - это особая статья. Мальчишки играли обычно "трутовым мячом, которым пребольно разбивали носы и ушибали спины". Но случались и серьезные матчи, в которых сражались команды Кутулика и шахтерского поселка Забитуй. О них он вспоминал в "Прогулках по Кутулику": "Забитуйцы, бывало, добирались до места встречи на попутных машинах, пешком, а то и на товарных поездах. Поезда в те времена таскали паровозы, и на подъеме, где они замедляли ход, футбольная команда десантом высаживалась в Кутулике. Играли, бывало, часами, до изнеможения, до темноты". Ездили добывать себе спортивную славу в Зиму. "Ехали без билета, и всю дорогу до самой Зимы команда вместо разминки бегала от контролеров по вагонам и по крышам вагонов... Кутуликчане выиграли".
Потом пришла детская страсть к стихосложению. Ею Вампилов переболел втайне от домашних, читая свои стихи приятелям под страшную клятву:
| Моей весны цветы давно увяли. Я перестал уже о них жалеть, Огнем своим они меня сжигали, И я решил: им больше не гореть. И я их забывал. Мои старанья Вернули в душу тишь и благодать Приятно пережить любви страданье. И все ж страдания приятней забывать. |
Желание тайны было обоснованным.
Стихи скоро ушли, а способность удивляться миру, доверять жизни, ощущать в ней незримые таинственные токи - осталась.
Собственную детскую привычку сидеть на крыше и подолгу пристально вглядываться в пустое, незанимательное для взрослых пространство Вампилов отдал одному-единственному абсолютно прекрасному своему герою - бессонному пожирателю чудес Витьке из рассказа "Солнце в аистовом гнезде". Это имя он повторит лишь однажды - в "Утиной охоте", отдав его сразу двум своим персонажам: Зилову и Мальчику, пришедшему по его душу.
Жители Кутулика, облик и жизненный топ поселка вошли в память писателя, обосновались в его очерках, рассказах, пьесах, записных книжках7, послужили или намеревались послужить прообразами вампиловских героев.
"Из детства. 1946 год. В июле на покосе стрелочник Говорухин поймал хорька. Принес домой и затеял жарить. Говорушиха изругала его и выгнала из избы. Он успел схватить сковородку и под бугром, за огородом, у речки сжарил-таки добычу. Говорушиха, пухлая, громадная и разгневанная, стояла на меже, материлась, грозилась изувечить.
- Сковородку, змей, испоганил!
- Иди, иди сюда, - кричал снизу Говорухин, - попробуй! Ты попробуй - за милу душу пошиташ! (посчитаешь).
Мариха - глухая, одинокая, несчастная старуха. В лесу на ягодах мы взрывали рядом с ней толовые шашки, украденные на складе в каменоломне. Хотели проверить - глухая ли она, не притворяется ли? Она была абсолютно глуха.
Аксинья - женщина, вернувшаяся с войны. Глухая, носила солдатские штаны, не мылась, материлась и пила. Дралась, но никогда не плакала. Даже пьяная. Говорила мужским зычным голосом. Курила махорку, и было противно видеть гримасу, с которой она поминутно сплевывала себе под ноги. Работала за мужика. Только песни пела по-бабьи, высоким, вытягивающим душу голосом. Мелодия песни, которую пела пьяная Аксинья, сильно походила на тему первой части из Первой симфонии Чайковского.
Митька Широколобов - немтырь. И его двоюродный брат рыжий Сережа, тоже немой. Обоим лет по сорок. Митька большой физической силы, злой. Бил жену и детей. Дети говорящие, тихие, казалось, с навеки испуганными глазами. Старшего Петьку Широколобова помню семилетним, неестественно большеголовым, рахитичным, постоянно вздрагивающим от недавних побоев. Недавно встретил его в трамвае. Не знаю, как мне удалось его узнать. Он - моряк, на побывке. Здоровый и, как мне показалось, нахальный парень.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
