56395 (762737), страница 5
Текст из файла (страница 5)
В целом же, если говорить об истории духовно-политической мысли, то именно в сочинениях государя Ивана IV Васильевича Грозного впервые были полностью, в законченном виде сформулированы и теоретически обоснованы основные принципы самодержавной власти русских монархов.
V
Итак, в Первом послании Курбскому Иван Грозный впервые свел в единую систему основные принципы самодержавной власти русских государей. Но понимание методов воплощения этих принципов в реальную историческую практику связано уже исключительно с личными качествами Ивана Грозного, с его личным мировоззрением, как политическим, так и религиозно-мистическим.
Каким образом православный самодержавный государь мог исполнять свои обязанности? В Первом послании Курбскому Иван Грозный сравнивает четыре формы служения Господу: отшельничество, монашество, священническую власть и царское правление. Отшельничество, столь любезное “нестяжателям”, последователям Нила Сорского, государь уподоблял “агньцу, непротивну никому же, или яко птице, иже ни сеявшу, ни жнущу, ни в житницу собирающу”. Монашество, или, в терминологии царя, “общее житие”, имеет свою специфику. “Во общем убо житии, — писал он, — аще и мира отрекшимся, но обаче строения и попечения имеет, тако же наказание, аще ли сего невнимателни будут, то общее житие разорится”. Священническая же власть “требует зельнаго запрещения языком, по благословней же вине, ярости, славы, и чести, и украшения, и председания, еже иноком неприлично”. И, наконец, “царскому же правлению — страха, и запрещения, и обуздания, и конечнейшаго запрещения по безумию злейших человек лукавых” (выделено мной. — С.П.) (51).
Итак, главным оружием правителя объявлялся “страх”. Стоит напомнить, что в православном миросозерцании “страх Божий” напрямую ассоциировался с одним из возможных путей спасения, ибо именно “страх Божий” открывает для человека путь к познанию божественной истины. И в этом случае Иван Васильевич, созвучно иосифлянам, последователям Иосифа Волоцкого, избирал этот путь как единственно возможный. «Нестяжательское» упование на Христову Любовь государь оставил где-то далеко в стороне, или же отодвинул в далекое будущее. Более того, русский царь превратил тезис о “страхе Божием” в главное обоснование всех своих последующих действий. В ответ на очередное обвинение Курбского государь приводил евангельские слова из Послания апостола Иуды: “К одним будьте милостивы, отличая их, других же страхом спасайте, исторгая из огня” (1, 22—23). И комментировал приведенные апостольские слова: “Видиши ли, яко апостол страхом повелевает спасати? Тако же и во благочестивых царех и временах много обрящеши злейшее мучение” (52).
Таким образом, “страх Божий” — это главное и единственное средство спасения. Исполнителем же воли Господа на земле может быть только он, православный государь, Иван Васильевич: “Тщужеся со усердием люди на истинну и на свет наставити, да познают единаго истиннаго Бога, в Троице славимаго, и от Бога данного им государя” (53). По сути дела в этих словах выражена вся программа действий Ивана Грозного — “страхом Божиим” обратить людей к истине и свету, а значит, спасти их души.
Русский царь считал, что он должен исполнять и мирские, и духовные обязанности, ибо царская власть объединяет их в одно целое. Но вот, что интересно — Иван Грозный не претендовал на исполнение обязанностей церковного первоиерарха, в отличие, к примеру, от английского короля Генриха VIII. Русский государь понимал суть царской власти иначе, можно сказать, более мистически — как разновидность монашеского подвига.
Вообще Иван Грозный очень часто соотносил свою деятельность с монашеским служением, выражал желание принять постриг. В Послании царя в Кирилло-Белозерский монастырь встречаем такие его слова: “И мне мнится, окаянному, яко исполу есмь чернец” (54). Вот это мироощущение — “исполу есмь чернец…”, т.е. “наполовину я уже монах” — и определяло избранную Иваном Грозным линию поведения в мирской жизни.
Монашеский подвиг исполнять ведь можно по-разному. Нил Сорский видел его суть в “умной” молитве, Иосиф Волоцкий — в строгом соблюдении устава. А Иван Грозный пошел иным путем, возродив на Руси идею древнего аскетизма в том виде, как ее понимали первые русские монахи — в виде “истязания плоти”.
Иван Васильевич принял для себя как руководство к действию саму суть этой идеи — для спасения души нужно “истязать плоть”. Более того, подобный идеал монашеской жизни он стремился распространить на жизнь мирскую, собираясь решать мирские проблемы методами монашеского подвижничества.
Создается впечатление, что Иван Грозный был внутренне уверен в том, что имеет полное и несомненное право относиться к собственному государству и к собственному народу, как к телу, которое необходимо истязать, подвергать всяческим мучениям, ибо только тогда откроются пути к вечному блаженству. И только пройдя через “страх Божий” в его самом непосредственном, телесном выражении, Российское государство, ведомое своим государем-иноком к “истине и свету”, сможет подготовиться к ожидаемому пришествию антихриста и противостоять торжеству Мирового Зла.
В данном случае в источниках есть подтверждения тому, что идея “истязания плоти” была близка Ивану Васильевичу. Подчеркивая свое отличие от простых монахов, он писал: “Ино убо же свою душу спасти, ино же многими душами пещися”. Развивая мысль о своем царско-монашеском долге перед Господом заботиться о спасении подданных, он выводил незыблемый для себя принцип: “Обрящеши же много и во отрекшихся мира наказания, аще и не смертию, но зело тяжкая наказания. Колми же паче во царствие подобает наказанию злодейственным человеком быти” (55). Следовательно, царская власть должна наказывать злодеев намного суровее, нежели монахи наказывают сами себя в борьбе искушениями.
В 1582 г. во время беседы с Иваном Грозным Поссевино, доказывая преимущества католицизма, сказал о том, что римские папы во имя христианской веры проливали кровь. Русский царь, по свидетельству Поссевино, так прокомментировал его слова: «Ты, Антоний, говоришь, что папы проливали кровь во имя Христа, это хорошо. Ведь сказал Спаситель: “Не убойтесь от убивающих тело, душу же не могущих убити”» (56).
Одно из обвинений, которое Иван Грозный предъявил Курбскому, состояло в том, что опальный воевода испугался претерпеть телесную муку от руки царя. Для царя очевидно — спасая свою жизнь, свое тело, Курбский предал дьяволу бессмертную душу: “Почто, о княже, аще мнишися благочестие имети, единородную свою душу отвергл еси? Что же даси на ней измену в день Страшнаго суда? Аще и весь мир приобрящеши, последи смерть всяко восхитит тя: чесо ради на теле душу предал еси, аще убоялся еси смерти, по своих бесоизвыкших друзей и назирателей ложному слову?”... “Ты же, тела ради, душу погубил свою еси, и славы мимотекущия, нетленную славу презрел еси, и на человека возъярився, на Бога возстал еси” (57).
Вполне возможно, что именно в этом компоненте мировосприятия первого русского царя можно найти и одно из объяснений разделения государства на две части — земщину и опричнину. Земщина представляла собой часть “плоти” единой Русской земли, которую государь подверг жесточайшему истязанию, чтобы проучить врагов православия и поселить в их душах “страх Божий”. Потому и войско опричное изначально строилось по принципу военно-монашеского ордена, главой которого являлся сам царь, исполнявший обязанности игумена. А территория опричнины постоянно расширялась, ибо это были земли уже очищенные от греховных людей и их греховных помыслов.
Многие современные историки соглашаются сегодня с тем, что жестокие казни и расправы, которые творил царь в годы опричнины, носили, в первую очередь, духовный характер — царь расправлялся с теми, кого он подозревал в вероотступничестве, в духовной измене.
Наиболее ярким примером в этом отношении может служить царский поход на Новгород Великий зимой 1569–1570 гг. Во время этого похода Иван Грозный наказывал новгородцев не столько за политическую (на Новгород Великий пало подозрение в том, что горожане хотели перейти под руку польского короля), сколько за духовную измену, ведь новгородцы могли уйти к «латинянам». Поэтому и казни новгородцев были столь жестоки и изощренны — царь «истязал» предателей веры. Современный историк А.Л. Юрганов, проанализировав русские фольклорные тексты, отметил имеющееся в этих текстах устойчивое представление о связи ада, преисподней с пропастью, дном рек. Историк соотнес эти представления со способом массовых казней новгородцев — опричники топили несчастных в Волхове — и сделал вывод о том, что казни жителей Новгорода носили символический характер: вероотступников посылали прямо в ад. Столь же глубокую религиозную символику имели и другие жесточайшие казни Ивана Васильевича (58). Разгром опричниками новгородских храмов тоже имел свои духовные основания. Другой современный историк Б.Н. Флоря отмечает: царь, изымая иконы и церковную утварь из новгородских храмов, тем самым изымал из рук вероотступников православные святыни и брал их под собственную защиту. Недаром позднее государь повелел «во искупление своих грехов» построить в Александровской слободе две большие каменные церкви и наполнить их знаменитыми иконами и другими церковными святынями, а обширные земли новгородской епархии на русском Севере были отписаны вологодской епархии, ведь именно Вологду царь рассматривал как один из центров опричнины (59).
Таким образом, жестокая борьба со своими подданными, которую вел Иван Грозный в годы опричнины, — это вовсе не плод его больной фантазии, не следствие самодурства или нравственной распущенности. Это — совершенно сознательная борьба с изменниками Богу, с теми, кем, по убеждению государя, овладел бес, кто предал истинную веру. Иван Грозный, карая измену, последовательно и целенаправленно отсекал от “плоти” Русского государства все греховное. Он писал: “Прогнанных же от нас несть никого же, разве сами от православия отторгошася. Избиенныя же и заточенныя по своим винам, яко же выше рехом, по тому тако и прияша” (60). Наказанные же за измену настолько виновны, что достойны лишь одного — отправиться в ад, ибо спасения их душ Господь не допустит: “Убиенных же по своим изменам у престола Владычня предстояти како возможно есть, паче же человеком неведомо” (61).
Можно сказать, что уже в 1564 г., в Первом послании Курбскому, т.е. еще до введения опричнины, Иван Грозный сформулировал собственную концепцию “богоизбранного инока-самодержца”. Уже существовавшие в России представления о роли и значении самодержавного государя он довел до абсолюта, считая, что царь обязан сосредоточивать в своих руках не только политическую власть, но и быть религиозным и духовным лидером общества. Иначе говоря, царскую власть Иван Грозный рассматривал как форму религиозного служения. Причем он придавал своему пониманию царской власти общегосударственное значение — Первое послание Андрею Курбскому рассылалось по всем городам, как официальный государственный документ. Следовательно, оно предназначалось не столько опальному воеводе, сколько всему русскому народу.
VI
Впрочем, не стоит забывать, что в годы опричнины Иван Грозный решал и другие, более прозаические задачи. Прежде всего, в ходе преследований и гонений Иван Грозный избавился от множества княжеских и боярских родов. Представители этих родов, по мнению царя, стремились восстановить прежние порядки боярского своеволия и тем самым угрожали единству государства. Окончательно были ликвидированы удельные княжества. Во-вторых, большое число детей боярских лишились своих вотчин, а взамен их получили поместья. Из независимых вотчинников они превратились в помещиков — владельцев земли, принадлежавшей государству. В-третьих, царь Иван Грозный значительно сократил права и независимость Церкви. Хотя свои земельные владения Церковь сохранила, но тоже оказалась подчинена жесткому контролю со стороны царя. В-четвертых, в городах и волостях сократились права земских органов самоуправления. По распоряжению царя Ивана Грозного, в города и волости опять начали назначаться государевы представители — воеводы. Хотя, нужно отметить, что сама система земского самоуправления сохранилась, продолжали собираться и Земские соборы. И, кстати говоря, именно эта земская система спасла Российское государство в Смутное время, став основой и инициатором создания земских ополчений.
Тем не менее, главным политическим итогом опричнины стало резкое усиление неограниченной самодержавной власти царя. Благодаря опричнине Иван Грозный превратился в безраздельного властителя, ограниченного лишь собственной волей и собственными желаниями.
Нужно сказать, что в борьбе за усиление собственной власти царь использовал традиционные для московских правителей методы. Известно, к примеру, что по его приказу из земель, взятых в опричнину, выселялись земские бояре и дворяне, а их вотчины и поместья передавались опричникам. Однако подобный метод действия не был чем-то новым в Российском государстве, он активно использовался еще предками Ивана IV и именовался «перебором людишек». Так, дед Ивана Грозного, великий князь Московский Иван III после присоединения Новгорода к Москве выселил из новгородских земель местных бояр и дворян, а их земли и поместья отдал московским боярам и дворянам. Точно также поступил отец Ивана Грозного, великий князь Московский Василий III, когда в 1510 году окончательно присоединил к своей державе псковские земли. Да и сам Иван IV активно использовал метод «перебора людишек» задолго до введения опричнины — после присоединения Казани и Астрахани эти вновь приобретенные Российским государством земли были отданы русским боярам и дворянам и заселены русскими крестьянами. Таким образом, «перебор людишек» был для московских правителей традиционным и своеобразным способом контроля над правящими элитами, а, кроме того, позволял контролировать и новые территории постоянно расширявшегося Российского государства. В этом смысле, опричнина — это, так сказать, нетрадиционная форма традиционных методов управления Русским государства. И помимо решения духовных задач, опричнина стала для Ивана Грозного способом, хотя и очень жестоким способом, контроля над правящими элитами России.
Однако, одновременно, опричнина нанесла стране и немалый урон — и материальный, и моральный, и политический. Подданные Ивана Грозного не раз обращались к государю с просьбами и даже требованиями прекратить болезненное разделение государства на опричнину и земщину, ибо совершенно искренне не понимали — почему государь разделил свою державу и за что же столь жестоко их наказывает, ведь они, чаще всего, не знали и не чувствовали за собой никакой вины. Наиболее весомым и значимым протестом стало слово святителя Филиппа, митрополита Московского и всея Руси, который резко осудил царя за его деяния. Но даже святителя в разгар опричнины ожидал трагический конец…