74182-1 (639747), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Все основные жанры рассмотренного первого периода — проповедь, житие, повесть — были формами литературного творчества господствующего класса феодалов, поскольку в его руках была политическая и экономическая власть. Дальнейшее развитие феодальных отношений привело в XIII—XVI вв. к борьбе за объединение разрозненных княжеств, которая и завершилась к концу этого периода образованием Московского государства в Волжско-Окском бассейне и к одновременному складыванию Литовско-русского государства. Период XIV—XVI веков — период складывания самостоятельной великорусской, белорусской, украинской литературы. Вначале, в связи с политической децентрализацией северной Руси, ее литература имела областной характер.
Прямым продолжением литературной традиции XI—XII вв. является памятник, возникший в начале XIII в. в результате взаимодействия Севера и Юга и впоследствии образовавший «Киево-печерский патерик». Основой для него послужила переписка епископа владимирского Симона (ум. 1226), бывшего монаха Киево-печерского монастыря, с монахом того же монастыря Поликарпом. В недошедшем до нас письме к Симону Поликарп, отличавшийся незаурядными способностями и начитанностью, выразил недовольство по поводу того, что ему приходится занимать в монастыре положение рядового инока. В ответ Поликарпу, не обнаружившему основной монашеской добродетели — смирения, Симон написал укоризненное письмо, присоединив к нему в назидание гордому монаху несколько кратких рассказов из жизни печерских иноков и повесть о построении печерской церкви. Видимо увещание Симона подействовало на Поликарпа, и он, в свою очередь, в форме обращения к печерскому игумену Анкиндину, дополнил труд Симона рядом новых рассказов из жизни тех же киево-печерских монахов. Оба автора при этом использовали образцы переводной византийской патериковой литературы, в то же время отразив в своих рассказах трения князей с киево-печерским монашеством на почве столкновения экономических интересов тех и других. В дальнейшем, точно когда — неизвестно, писания Симона и Поликарпа были объединены. Старейшая рукопись, заключающая в себе такой объединенный текст с присоединением к нему несторова жития Феодосия Печерского, относится к началу XV в. (1406).
Не позже первой четверти XIII в. создается в Переяславле Суздальском весьма любопытный литературный памятник — памфлет «Моление Даниила Заточника», облеченный в форму послания неизвестного автора к князю переяславскому Ярославу Всеволодовичу. В витиевато-риторической форме, уснащая свою речь изречениями из «священного писания» и «мирскими притчами», автор адресуется к князю, рекомендуя ему себя в качестве советника и прося избавить его от боярской кабалы. Здесь уже можно видеть одно из выражений роста княжеского авторитета, противопоставленного боярству и служившего идеологическим средством подготовки феодальной концентрации. Одновременно с враждой к боярству автор, высказывает отрицательное отношение к монашескому духовенству как не стоящему на высоте нравственных задач, предъявляемых к нему, а также к «злым женам». Таков характер той редакции памятника, которую следует считать старейшей. В дальнейшем «Моление» подверглось переработке в среде консервативно настроенной (вероятно в церковной), в нем были вытравлены оппозиционные высказывания как по адресу боярства, так и по адресу духовенства, при усилении обличительных выпадов против женщин.
Ряд литературных произведений, вызванных татарским нашествием, открывается летописной повестью о битве на реке Калке 1223, созданной видимо в пределах Киева и затем перенесенной на север. Вслед затем идут повести о взятии Владимира (1237), о разорении Батыем Рязани (1237), сказание о нашествии Батыя на русскую землю (о разорении Киева, 1240), сказание об убиении в орде кн. Михаила Черниговского с боярином Федором (1245), повесть об убиении Батыя (1247). Все это, за исключением сказания о Михаиле Черниговском, — по своему стилю типичные образчики воинских повестей, литературного творчества дружинной верхушки, из которых наиболее художественной и яркой по стилю является повесть о разорении Рязани, стоящая в тесной связи с повестью о Николе Зарайском и отражающая в себе устные эпические дружинные сказания. Особенно замечательны в ней эпизоды о гибели кн. Федора Юрьевича и его жены Евпраксии, при вести о смерти мужа бросившейся с малолетним сыном с высокого терема и убившейся с ним насмерть, а также описание воинских подвигов богатыря-дружинника Евпатия Коловрата. Общий смысл всех этих повестей сводился к утверждению необходимости совместного выступления разобщенных княжеств для борьбы с внешним врагом и так. обр. служил делу подготовки феодального объединения.
В конце XIII или в самом начале XIV в. на основе светской биографической повести о кн. Александре Невском, возникшей, нужно думать, вскоре после его смерти (ум. 1263), было написано его житие. Связанный своим источником, автор первоначальной редакции жития лишь в небольшой степени придал ему черты агиографического жанра, благодаря чему его произведение характеризуется скорее как воинская повесть, чем как житийное повествование. В дальнейшем, вплоть до XVII в., в связи с последующей эволюцией агиографического жанра житие Александра Невского, увеличиваясь в объеме, подверглось существенным редакционным переработкам. Быть может предисловием к житию является найденное в начале 90-х гг. в единственном списке XV в. «Слово о погибели русской земли», в ярких красках и восторженных выражениях описывающее красоту, богатство и силу русской земли до нашествия татар, в особенности при Владимире Мономахе.
Из других памятников XIII в. должны быть отмечены: 1) житие Авраамия Смоленского, написанное его учеником Ефремом, обильно использовавшее разнообразные произведения византийской религиозной литературы и свидетельствующее о значительном развитии в ту пору смоленской книжности; 2) «Толковая Палея» (полемической сборник, направленный против иудейства), вобравшая в себя большое количество легендарно-апокрифического материала; 3) «Архивский», или «Иудейский» хронограф, уделяющий особенное внимание легендарной истории еврейского наода и включивший в себя «Александрию» первой редакции; 4) местные летописные своды, из которых наиболее замечательным является обильно иллюстрированная так наз. «Кенигсбергская», или «Радзивилловская» летопись, дошедшая до нас в списке XV в.
В течение XIV—XV вв. и отчасти начала XVI в. продолжалось развитие северных областных литератур, причем от XIV в. до нас дошло очень небольшое количество литературных памятников: тревожная обстановка, в которой находилась Русь при татарском владычестве, очень мало способствовала как развитию литературной традиции, так и ее сохранности; не прерывалось в этом веке преимущественно лишь летописное дело, приведшее к образованию во Владимире общерусского летописного свода, заканчивавшегося 1305, а также наблюдается тенденция к составлению компилятивных сборников поучений типа «Измарагда», «Маргарита» и др.
Значительное развитие литературной продукции за указанный период связано с Новгородом, являвшимся в течение данного времени крупной политической и экономической силой. К числу новгородских памятников XIV в. относится несколько произведений, в которых в сильной степени использованы элементы легенды и апокрифа. Такова «Беседа о святынях Царьграда» (1321—1323), в диалогической ферме описывающая святыни Константинополя, памятники его искусства и его историческое прошлое и повидимому принадлежащая перу путешествовавшего в Константинополь священника Григория Калеки, впоследствии архиепископа новгородского Василия. Сходен с ней по характеру «Странник», ближе нам не известного Стефана Новгородца (ок. 1350), также описывающий «святыни» Царьграда. В связи с характерными для северо-восточной Руси религиозными «сумнениями» и «шатаниями», начавшимися еще в середине XIV в. в посадских низах и усилившимися особенно в XV в., возникает около середины XIV в. Послание новгородского архиепископа Василия к тверскому епископу Федору о земном рае. В противоположность распространившимся в Твери толкам о «мысленном» лишь существовании рая в Послании на основании ряда легендарно-апокрифических свидетельств доказывается его реальное существование.
В XV в. в связи с явственно определившейся тенденцией к захвату Новгорода Москвой, которая все решительнее стремилась к объединению русских княжеств, в Новгороде возникает ряд произведений житийного и повествовательного характера, стремящихся окружить ореолом его историческое и религиозное прошлое. Немало потрудились в этом отношении новгородские архиепископы Евфимий II и Иона. В центре большинства сказаний о славном прошлом Новгорода фигурирует популярное имя новгородского владыки Ильи — Иоанна (XII в.). С этим именем связаны «Сказание о знамении от иконы богородицы», где повествуется о победе новгородцев над суздальцами благодаря помощи богородицы, сказания о Благовещенском монастыре, об архиепископе Моисее, сказание о путешествии Иоанна на бесе в Иерусалим, использовавшее популярный бродячий мотив о заключенном в сосуде бесе, наконец повесть о новгородском посаднике Щиле, написание которой стоит в прямой связи с энергичной защитой новгородской церковью своего права на обогащение путем вкладов «по душе».
Когда потеря Новгородом своей независимости стала совершившимся фактом, в новгородской литературе появляются задним числом повести и сказания на тему о конечной судьбе Новгорода. Из этих сказаний особенный интерес представляет сказание о видении игуменом Соловецкого монастыря Зосимой шести обезглавленных новгородских бояр, предсказывающее поражение новгородцев Иоанном III на Шелони в 1478, и жития Михаила Клопского и Варлаама Хутынского, предсказывающие падение Новгорода и грядущие стихийные бедствия — мор и опустошительные пожары. Несмотря на полную потерю политической самостоятельности, Новгород продолжал однако культивировать идею своего религиозного первенства в русской земле. Так, повидимому в конце XV в., скорее всего под пером переводчика Димитрия Герасимова, возникла повесть о новгородском белом клобуке, предваряемая посланием Димитрия к архиепископу новгородскому Геннадию, рассказывающем об обстоятельствах добывания Димитрием повести в Риме. В самой повести наряду с идеей преемственности Русью византийской светской власти проводится идея преемственности византийской церковной власти специально Новгородом. Все эти произведения были защитой позиций феодальной верхушки Новгорода, сопротивлявшегося начавшемуся процессу феодальной концентрации. Новгород как средоточие после падения Константинополя православной «святыни» выдвигается и в таких произведениях, как «Сказание о тихвинской иконе божией матери» и житие Антония Римлянина.
Литература псковская была значительно менее развита в соответствии с меньшими культурными и материальными ресурсами Пскова по сравнению с Новгородом. Она также повествует о выдающихся фактах исторического прошлого Пскова (сказание о св. Троице, о князе Всеволоде Мстиславовиче, о князе Довмонте) или об окончательном подчинении Пскова Москве («Сказание о Псковском взятии», 1610). Проникнутое в большой степени лирической скорбью в связи с увозом в Москву вечевого колокола и назначением в Псков двух московских наместников, «Сказание» заканчивается поэтическим плачем города о потере своей вольности.
Тверь, соперничавшая с Москвой в XIV и XV вв. за политическое первенство, создала ряд литературных памятников, отразивших в себе политическое самосознание верхов тверского общества. Прежде всего следует отметить довольно интенсивное развитие в Твери с конца XIII в. летописного дела, приведшее к образованию в середине XV в. тверского летописного свода. В начале XIV в. создается отдельная повесть об убиении в Орде великого князя Михаила Ярославича. Оба произведения, ставящие себе задачей прославить популярного тверского князя, отстаивавшего идею самостоятельности княжества. В 1406 в пределах Твери возникает так наз. «Арсеньевская» редакция Киево-печерского патерика. Очень показательно для суждения о политическом самосознании и политических претензиях Твери «Слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче» инока Фомы, написанное около 1453, в повышенно витиеватой и панегирической форме превозносящее тверского князя, претендовавшего на роль гегемона в русской государственности. Автор трактует его как «второго Константина», наследника византийских императоров, русского самодержца. Под 1475 во второй Софийской летописи помещено «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина, путешествовавшего с 1466 по 1472 по Персии и Индии. Преимущественное внимание Афанасий уделяет описанию быта, религии и природы Индии, в ряде случаев привнося в свое описание элементы фантастики. Стиль «Хождения», не отличающийся стройностью своей композиции, — стиль дневниковых записей, сопровождаемых иногда лирическими отступлениями, в которых находит себе выражение скорбь автора по поводу его оторванности от родной веры и родной страны. Принадлежность Афанасия к купечеству сказалась как в его торговых интересах, так и в его языке, почти свободном от влияния языка церковно-славянского, но довольно сильно уснащенном словами гл. обр. персидскими, арабскими и тюркскими. Само по себе предприятие Афанасия, как и его сочинение, показатель определенной высоты материальной и книжной культуры Тверского княжества.
Литературная продукция ростовско-суздальская, заявившая себя еще с конца XII в. житием Леонтия, епископа ростовского, в дальнейшем житиями Исайи и Авраамия ростовских, ростовской летописью, в XIV в. характеризуется упомянутым уже выше Лаврентьевским списком летописи (1377) и литературной обработкой местных и бродячих легенд о царевиче Ордынском Петре и его потомстве в их взаимоотношениях с ростовскими князьями на фоне характерных бытовых и исторических подробностей. Любопытный материал для суждения об эволюции тематики старинных «Хождений» в XV в. дают два описания путешествия (1437—1441) в Италию на Флорентийский собор суздальцев Симеона и Авраамия. В них на первый план выступает интерес путешественников не столько к церковным «святыням», сколько к диковинкам, виденным путешественниками в европейских городах: к необычным зданиям, фонтанам, водопроводам, башенным часам, венецианским каналам, флорентийской мистерии.
К особенно любопытным по своему сюжету памятникам смоленской литературы принадлежит известная в двух редакциях повесть о Меркурии Смоленском, литературно закрепленная впервые в XV в. Меркурий Смоленский по призыву богородицы вступает единолично в сражение с батыевой ратью и прогоняет ее от Смоленска. Прекрасный лицом воин после этого отсекает Меркурию голову, которую Меркурий несет в собственных руках до городских ворот, где предает свою душу господу. Богородица сама погребает его тело в соборной церкви.
Значительное развитие среди областных литератур в XIV—XV вв. получила литература московская, литература той области, вокруг которой в XVI в. произошло феодальное объединение и которая фактически уже с середины XIV в. выступила в качестве политического объединительного центра великорусской национальности, «представительницей образующейся нации в противоположность раздробленности на бунтующие вассальные государства» (Энгельс). Объединительные тенденции довольно явственно дают себя знать уже в цикле повестей о «Мамаевом побоище», возникшем в конце XIV, нач. XV вв. в связи с Куликовской битвой 1380. Таковы — летописная повесть о побоище, «Поведание и сказание о побоище великого князя Дмитрия Ивановича Донского», дошедшее до нас в четырех редакциях, наконец «Задонщина», приписываемая перу рязанского священника, ранее брянского боярина, Софонии. Во всех этих повестях центральной фигурой является московский князь Дмитрий Иванович, и политический авторитет Москвы тем самым выдвигается на первенствующее место. В большей или меньшей степени эти повести испытали на себе влияние «Слова о полку Игореве», припомнившегося в связи со сходной исторической обстановкой. Особенно сильная зависимость от «Слова» дает себя знать в дошедшей до нас в трех дефектных списках (начиная с XV в.) «Задонщине», в большом количестве случаев рабски копирующей и даже дословно повторяющей не только отдельные ситуации «Слова», но и его стилистику. Характерной особенностью повестей о Мамаевщине, отличающей их от «Слова», является значительный церковный налет в освещении и трактовке событий — результат усилившегося значения церкви в политической жизни Руси в пору татарского владычества. Этот налет особенно ощутителен в повести «О житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского», написанной видимо вскоре после смерти Дмитрия Донского (ум. 1389) в повышенной риторической манере, с соблюдением панегирических шаблонов похвального слова, осложненных однако элементами стиля воинской повести. Своей идеологической направленностью повесть предвосхищает «Степенную книгу», поставившую себе целью строителям Московского государства придать черты сугубого благочестия. Последующие столкновения Москвы с татарами (1382 и 1395) отразились в сказании о нашествии на Москву Тохтамыша и в сказании о Темир-Аксаке.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
