30494-1 (637590), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Но большего внимания заслуживает иной факт. Как уже было отмечено, одной из ярких особенностей русского постмодернизма является наличие в произведении ключевой идеи, которой все подчинено, на которую работают все художественные средства. В “Пушкинском доме” – это отображение симуляции мира, опирающегося на формальные рамки отмирающей культуры, тоска по уходящей культуре. Симуляция – основной признак существующего мира. Все живет и существует лишь по шаблонам, моделям жившего ранее. Главный герой приходит к пониманию этого лишь в эпилоге “Утра разоблачения”, когда он своими руками создает симуляцию целости разгромленного им накануне музея Пушкина, мир принимает это как единственный возможный выход из ситуации и даже поощряет Леву…Благодаря своему поступку, Левушка – “раб, своими силами подавляющий собственное восстание, не только выгодная, но и лестная рабовладельцу категория раба.”
[12;343] Ошарашенный открытием Лева уже другими глазами увидел то, на что раньше не обращал внимания, - то, что еще в какой-то мере воплощало реальность, а не симуляции – памятники, медные люди, представшие перед Левушкой как медное население города. Законсервированная в меди культура и обозначила формальное место культуры в современности.
А.Битов показал также и процесс ухода культуры, последних ее носителей, окрашенный оттенком безнадежности и тоски. Таким образом, в романе отражены два мира, которые видны благодаря четкой и яркой системе образов. Главный герой не принадлежит ни одному из них и находится где-то в “середине контраста”. М.Липовецкий разделил все образы очень строго: Модест Одоевцев, как олицетворение силы личности, укорененности в прошлом, окончательной подлинности, является основным носителем принципов естественности, “настоящести”, а примыкают к нему по своему воспитанию, образованию, своим корням Дядя Диккенс, Альбина, Бланк. Они живут сохранением своего внутреннего мира, достоинства, опираются на естественность, на сущность прошлого, а не на его форму. Лева для этих людей становится симуляцией, человеком, для которого притворство – норма. Не даром дед Одоевцев после двух часов знакомства выкладывает Леве его сущность: “Ты, по-видимому, совершенно искренне – слышишь, Левушка?… совершенно искренне не бываешь самим собой.”[12 ;77] Дед понимает, что для Левы существуют лишь представления о действительности – и только ими он и живет; А так как Лева – филолог, то многие представления о жизни он впитал из русской классической литературы. Также, может, не столь резко, понимает Леву дядя Диккенс, ближе к финалу понимает и Бланк. Но эти люди в принципе не приемлют симуляцию – она опровергает весь смысл их жизни. Поэтому Левушка не находит общего языка. Интересно то, что он сам понять не может, за что его не воспринимает дед, чем до глубины души оскорблен Бланк. Левушка спокоен, и ни в чем себя не винит. Но из душевного равновесия его постоянно выводит другой полюс: Митишатьев как его символ – в противовес Модесту Одоевцеву – сила безличности, укорененность в текущем мгновении, гений симуляции – и те, кто живет по законам современного общества: отец Левы, непредсказуемая Фаина, немаловажный статист Готтих… Фаина и Митишатьев Леву постоянно уязвляют в своей неуловимости, непостоянности, непонятности, изменчивости. Но опять Лева не понимает, что Митишатьев признал его над собой, и не может усвоить, почему его враг-друг, благополучный “мелкий бес”, это сделал. Лева для Митишатьева – природа, порода, каста, общность, естественность, и в этом – сила. Таким образом ,Лева оказывается кругом относительным: относительно деда – симуляция, Митишатьева – подлинность. Лева осознает свою роль в системе: естественность уходит, умирает (дед, дядя Диккенс), а он, Лева, необходим современности как симуляция естественности, постоянства, столпа, носителя культуры…
Итак, пользуясь системой образов, Андрей Битов изображает время, эпоху, ее симулятивность, можно сказать, постмодернистичность сознания современников. Именно для более правдивого, четкого отображения идеи симулятивности эпохи, А.Битов очень умело и с нарочито подчеркнутой уже в прологе целью, использует описанные выше приемы постмодернизма, как то центонность в номинациях глав, эпиграфах, именах, фамилиях и др. С этими связано и название романа “Пушкинский дом”, и его жанр – роман-музей, музей, в котором собраны оставшиеся от прошлой эпохи культурные раритеты, рамки, обложки, названия, посмертные маски… С этой же целью автор очень смело обращается с героем, его судьбой, мыслями, психологией, меняет их по своему усмотрению, постоянно рефлексирует, обращаясь к написанному, беседует с читатепем. Для удобства изложения своих мыслей, идей, мнений, для общения с читателем, А.Битов выбрал сложную систему субъектов повествования (автор-повествователь, Автор-Андрей Битов).
Чисто постмодернистическим приемом является то, что только главный герой является героем в полном смысле этого слова – имеющий мнения, чувства, рассуждения. Остальные персонажи являются лишь одномерными функциями, оттеняющими главного героя.
Немаловажны в романе пролог и комментарии, безоговорочно указывающие на время как главный предмет изображения.
Таким образом, А.Битов в романе “Пушкинский дом” использует наиболее яркие формальные и содержательные черты постмодернизма как эстетического направления. Однако все описанные нами приемы постмодернизма были подчинены автором отображению сущности симулятивного сознания современников, его вторичной природы. А роман А.Битова продолжает, в основном, реалистическую традицию русской литературы – все таки основной целью автора является изображение эпохи, образа мышления людей, законы и итоги выживания культуры, слепок культурного самосознания 60-х – 70-х годов.
Итак, мы рассмотрели роман А.Битова “Пушкинский дом” с точки зрения постмодернистской эстетики, как одно из первых постмодернистских произведений, написанных в нашей стране. Исследователи по праву относят его к начальному этапу русского постмодернизма. Для нашего исследования важно проследить развитие этих тенденций на более поздних этапах развития. Для этой цели наиболее подходит творчество одного из самых ярких писателей 90-х гг. В.Пелевина.
§ 2. Роман В.Пелевина “Омон Ра” в контексте русской постмодернистской литературы.
Личность Виктора Пелевина и его творчество вызывают в обществе сильный резонанс. Подобной популярностью не может похвастаться ни один из современных писателей. Он пишет книги категоричные по своему содержанию, это порождает полярное отношение. Но по словам В.Курицина, бесспорно одно: Пелевин возвратил русской литературе главное ее достоинство – читателя.” [32;7] Писательский стаж Пелевина сравнительно невелик. Первая публикация – сказка “Колдун Игнат и люди”, напечатанная в журнале “Химия и жизнь” в 1989 г. Несмотря на молодость, в 1993 г. Пелевин получил Малую Букеровскую премию за сборник рассказов “Синий фонарь”. Наиболее популярные его произведения – “Чапаев и Пустота”, “Омон Ра”, “Жизнь насекомых” “Поколение П”. Они все интересны тем, что по своему идейному содержанию и художественным средствам относятся исследователями к постмодернистской литературе.
С нашей точки зрения, наиболее приемлемым и интересным для исследования является роман “Омон Ра”. В нем постмодернистские черты видны более отчетливо; к тому же основная идея произведения – развенчание мифа о героической советской космонавтике – изложена более конкретно и компактно, чем философские изыски в других романах.
Итак, основными целями нашего исследования мы видим выявление постмодернистских черт и выяснение их роли в романе, а также определить место романа Пелевина в контексте русской постмодернистской литературы.
По прочтении романа в первую очередь в глаза бросаются черты соц-арта – течения, которое появилось в недрах соцреализма, являясь противодействием официальной идеологии и эстетике. Кроме прочего соц-арт признается теоретиками одним из истоков русского постмодернизма (см. теоретическую главу). Соц-арт – это то, во что выродилась тупиковая ветвь соцреализма, замкнувшаяся на самой себе, то есть в пародию на самою себя. В произведениях этого течения идея нелепости официальной идеологии отражается с помощью фактов социалистической реальности в гротескном изображении, ироничном осмыслении. То есть соц-арт, используя в творчестве стиль советского искусства, погружает соцреалистические элементы в другой контекст с целью профанировать источник. Таким образом, произведение соц-арта использует принцип интеграции советской ментальности в бесконечную смысловую игру с читателями путем манипуляции идеологическими знаками. Именно подобная игра становится основой фабулы, а так же внешнего конфликта романа “Омон Ра”. В процессе развертывания сюжета герой одновременно с читателем переживает крушение иллюзий в отношении советской космонавтики и ее достижений, т.к. “единственным пространством, где летали звездолеты коммунистического будущего,(…) было сознание советского человека.”[49;14] Но, несмотря на это, в реальности существуют все атрибуты, утверждающие обратное: общественное мнение, средства наглядной агитации и массовой пропаганды. Таким образом, за неумением достигнуть грандиозных целей усиленно и умело создается миф о социалистических подвигах. Именно это переосмысление действительно существующего мифа придает произведению еще и концептуалистский привкус.
Следует отметить, что тема, выбранная автором, еще недавно была очень популярна в отечественной литературе и привлекала читательский интерес именно близостью и конкретностью фактов, неоднозначностью, нетрадиционностью их подачи, а также элементом таинственности, секретности, возвышенного отношения к людям героической профессии. В произведении идея деконструкции мифа о советской космонавтике передана прежде всего изображением откровенной симуляции фактов советской действительности, а конкретно - полетов в космос. Абсурд ситуации заключается в том, что советские самолеты летают только вдоль границы, “чтоб американцы фотографировали”[49;38], в стране нет, по сути, ни авиации, ни настоящих летчиков, офицеры-истребители ни разу не сидели за штурвалом настоящего самолета, автоматику космических кораблей осуществляют живые люди, выполняя роль орбитальных ступеней и погибая по мере выполнения задачи; а космические корабли вообще не летают в космос, а, согласно злой иронии автора, только инсценируют полет под многометровой толщей земли. На первый взгляд, замысел автора – противодействие, противостояние официальной идеологии недалекого прошлого, желание внести свою лепту в разрушение поверженной системы. Этой же цели отвечает переосмысление Пелевиным теории подвига. Подвиг как акт усиленно и умышленно превозносился во все времена, и особенно – при советской власти. От истинно советского человека требовалось максимум самоотречения, готовность пожертвовать всем ради Родины, партии, коллектива. В соответствии с этим действительно создавались мифы о людях, отдавших жизнь за священные ценности социализма как в военное, так и в мирное время, в различных обстоятельствах – в бою, у станка, в тылу врага и т.д. При прославлении подвига люди, их совершившие, сами становились мифами: Александр Матросов, Алексей Маресьев, Юрий Гагарин, Алесей Стаханов и т.д. Ставя их в пример, идеология призывала к массовому повторению этих подвигов во имя Советского государства. Но дело в том, что само понятие “подвиг” предполагает добровольное, самоотверженное движение души, имеющее своим следствием те или иные действия. К тому же подвиг тем и отличается от обычных поступков, что является исключением, редкостью, единичным явлением.
Идея массового подвига у Пелевина приобретает несколько иные, трагедийные, с налетом сарказма очертания. Добровольность и единичность подвига превращается в долг, который уже растворен в крови, подсознании героев, к которому они почти готовы всеми предшествующими этапами жизни и влиянием системы. Поэтому и Омон, и люди, его окружающие, соглашаются отдать жизнь за миф добровольно и с радостью, ведомые подсознанием. Им преподается даже теория подвига – а это уже абсурд, т.к. подвигу действительно нельзя научить, это движение души человека, а не только воли. По теории сущность и действенность подвига заключается не в цели, которая им достигается, а в самом факте безоговорочной отдаче жизни, обыденной, безвестной гибели любящего жизнь человека. Она будет решающей в битве идей, и последнюю нельзя прекращать ни на секунду. Поэтому подвиг должен стать обязательным делом в любое мгновение жизни. То есть теория подвига абсурдно уравнивает повседневность и подвиг, тогда как в общественном сознании они всегда противопоставлены друг другу. В результате выходит, что человек гибнет бессмысленно, во имя обмана. Но весь ужас в том, что гибнет он сознательно, признав необходимость своей гибели во имя общей идеи. В миниатюре подобный подвиг совершает Иван Попадья и его сын, играя роль диких животных на охоте партийных работников. Действительные истоки такого подвига – во внутренней несвободе человека, доходящей у Пелевина до гротеска. Весь эпизод можно отнести к элементам пародии в тексте, образованной с помощью абсурда в форме серьеза. Интересно то, что подвиг Ивана Попадьи, его рабское самоотречение ставится преподавателями Омона в пример; причем герой воспринимает дидактические наставления, как надо, по-видимому, они ложатся на подготовленную почву, так как в советской жизни послевоенного периода всегда есть место подвигу – это усиленно внушают гражданам руководители государства.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
