70382 (589176), страница 8
Текст из файла (страница 8)
Одной из представительниц русского провинциального дворянства 18 – первой половины 19 века была Елизавета Николаевна Лихачева, урожденная Гурьева, дворянка Кашинского уезда Тверской губернии. Культурный облик которой может служить реальным воплощением православного типа провинциальной дворянки 18 – первой половины 19 века.
О социальном происхождении Елизаветы Николаевны Лихачевой известно только, что по рождению она принадлежала к дворянскому роду Гурьевых. Ее родной брат Иван Николаевич Гурьев имел чин поручика и был награжден по крайне мере одним орденом.
ЕЛИЗАВЕТА Николаевна, урожденная Гурьева, состояла в браке с гвардии поручиком Василием Ивановичем Лихачевым, который был сыном полковника, а позднее статского советника, Ивана Васильевича Лихачева и его жены Елизаветы Петровны Лихачевой. Вероятно, Елизавета Николаевна Лихачева, по существовавшей в то время традиции, была несколько моложе своего мужа. Исходя из того, что водном из документов, датированном 26 мая 1803 года, она названа вдовой, имевшей «малолетних» детей, можно предположить, что она родилась в 70-80-е годы 18 века, а вышла замуж в 90-е годы 18 века. Послле смерти мужа Елизавета Николаевна Лихачева несмотря на достаточно молодой возраст и обеспеченное материальное положение вступала во второй брак и скорее всего не делала этого сознательно. С. А. Нилус, описывая судьбу другой женщины, ее современницы, Марии Александровны, урожденной Дурасовой, матери «симбирского и нижегородского помещика и симбирского совестного судьи, потомственного дворянина Николая Александровича Мотовилова0, дает исторически проницательное и точное, на наш взгляд, объяснение подобному поведению многих провинциальных дворянок исследуемой эпохи: «Мотовилов рано лишился своего отца. По восьмому году от рождения0 он остался сиротой с матерью, еще совсем молодой вдовой, и сестрой, года на два или на три его моложе. Большое состояние, оставленное Александром Ивановичем ( отцом – А. С.), заключалось преимущественно в населенных землях трех губерний – Симбирской, Нижегородской и Ярославской – и требовало неустанного попечения. Заботы о воспитании детей-малолеток, общий уклад нравственной и религиозной жизни старинного помещичьего быта, в котором еще высоко стояли идеалы супруги и матери и, главным, конечно, образом, Божие изволение – все это заставило мать Мотовилова предаться с покорностью своей доле и не искать себе того, что ныне0 принято называть личным счастьем.
Это личное счастье прежние матери искали и всегда находили прежде всего в Боге, в его Святой Церкви и в домоводстве, заключавшем в себя воспитание детей и заботу о сохранении для них состояния0. По словам С. А. Нилуса, «помещичий быт старой Руси, тщетно ожидающий своего беспристрастного историка, знает много типов таких матерей и хозяек, которые в тиши своих деревень строили имущественное благополучие своих детей, а с ними и родины0.
Имеющиеся в нашем распоряжении исторические источники наводят нас на мысль о том, что нравственным стержнем жизни Елизаветы Николаевны Лихачевой была Православная Вера. В подтверждением этого можно привести, в частности, следующий убедительный факт. 20 февраля 1817 года Елизавета Николаевна Лихачева в соответствии с духовным завещанием брата Ивана Николаевича Гурьева дала вольную принадлежавшему ему при жизни дворовому человеку Егору Никитину, числившемуся по данным седьмой ревизии (1815)0 в селе Пасаткино Кашинского уезда Тверской губернии. Село это перешло во владение к Елизавете Николаевне по наследству от покойного брата. Бывший дворовый человек Егор Никитин после освобождения его от крепостной зависимости намеревался принять монашество и с 18 октября 1818 года пребывал в Арзамасской Высокогорской пустыни. Однако обретение личной свободы не исключало его из числа представителей так называемого тяглого состояния и не снимало с него сопряженной с этим обязанности несения государственных повинностей. Вместе с тем уже в 18 веке, говоря словами М. Т. Белявского, «были запрещены пострижение в монахи и возведение в церковные саны белого духовенства людей из тяглых сословий0. Поэтому для того, чтобы бывший дворовый человек Егор Никитин мог беспрепятственно принять монашество, выполнение податных функций вместо него взяла на себя сестра его прежнего помещика, дворянка Елизавета Николаевна Лихачева.
Мотивировка, данная Елизаветой Николаевной Лихачевой своему поступку, недвусмысленно свидетельствуют о том, что социальные различия имели в понимании русской дворянки преходящее значение. Эти различия как бы отодвигались на второй план, когда речь шла о деле спасения души. В ценностном отношении для провинциальной женщины принадлежность к дворянству и связанные с этим сословные амбиции не могли, очевидно, сравниться с возможностью своей добродетельной земной жизнью стараться заслужить жизнь вечную.
Наиболее точно затронутый нами религиозный аспект мироощущения провинциальной дворянки должны отражать ее собственные суждения. В одном из писем, составленном, по-видимому, после 1829 года, Елизавета Николаевна Лихачева обращалась к сыну Петру Васильевичу Лихачеву поп поводу отношения его к религии со словами назидания, которые вместе с тем могут свидетельствовать о том, что Православная Вера была для нее самой главной опорой в жизни, являясь подлинно духовным пристанищем: «… большое было для меня утешением видеть что религия была твоим якорем упираясь на оной мы неупадем, а ежели и падем то не разбиемса…». Возможно, именно свойственной ей религиозностью во многом определялось тщательное исполнение ею высоких обязанностей материнства и попечительства об экономическом благосостоянии своих детей.
При анализе известных нам исторических источников складывается впечатление, что после смерти мужа забота о детях составляла видимый смысл каждодневной жизни Елизаветы Николаевны Лихачевой. Люди, знавшие ее лично, считали, возможно, что быть матерью – это ее призвание. В письме от 14 января 1818 года княжна Прасковья Долгорукова, называвшая Елизавету Николаевну 2сестрицей», пытаясь убедить ее не пребывать в горестном расположении духа из-за болезни брата, советовала ей позаботиться о сохранении собственного здоровья и мотивировала свой совет следующими словами: «… вы мать семейства, ваша жизнь драгоценна и нужна для ваших детей…». Детей же у Елизаветы Николаевны Лихачевой было четверо: Григорий, Иван, Петр и Анна. Младших сыновей, даже тогда, когда они стали взрослыми людьми, она любовно называла «Ваничкой» и «Петрушей», а Григория – более сдержано «Гришей», вероятно, потому, что он был не только старшим среди ее детей, но и старшим мужчиной в семье.
В рамках русской православной культурной традиции существовало представление о том , что молитвы матери за своих детей имеют особую силу6 «…матерьня молитва от напастей избавит» 0. Во время одного из военных походов сын Елизаветы Николаевны Лихачевой, Петр Васильевич Лихачев, оказался, видимо, в такой ситуации, когда его жизни угрожала реальная опасность. После того, как все закончилось для него благополучно, он написал об этом матушке. Она отвечала ему следующее: «Милой дурак мой Петруша. Писмо твое или лутче сказать описание твоего похода я получила. Что тебе сказать о тех чувств кои волновали мою душу читая оное. Матерь Божия и Михаило Архангел тебя спасли. Призывай их всегда напомощь и оне тебя сохранят…» 0. Далее в том же письме Елизавета Николаевна сообщала сыну о переполнявших ее сердце чувствах радости и благодарности Богу: «… мои чувства и сердце так полно от радосте от тебя Господь сохранил что я невсилах етаго выразить не знаю как Бога благодарить…» 0. Вслед за матушкой к Петру Васильевичу Лихачеву письменно обратились Д Сиковнина и В. Шарапова. Судя по словам последней, Елизавета Николаевна Лихачева горячо молилась о сохранении своего сына, что называется, целым и невредимым, и молитвы ее были услышаны: «Благодарение Господу что он вас спас, и что вы существуете, подлинно ето Молитвы Маминьки вашей Господь вас сохранил…» 0.
Из того же письма Елизаветы Николаевны к Петру Васильевичу видно, что ее материнское попечение о детях, даже тогда, когда они уже стали взрослыми людьми, проявлялось в беспокойстве об их физическом здоровье («…Слава Богу ты жив, здоров ето главное для меня…» 0), в сопереживании их жизненным успехам, например, служебным («… я тебя поздравляла с получением Милости Монаршей по высочайшему повелению ты произведен порутчиком…»)0, в постоянном желании видеться с ними («… Как бы мне хотелось стобои повидаться но ето я думаю невозможно…» 0; «…очень бы хотелось тебя видеть…» 0), в заботе о том, чтобы они имели достаточно материальных средств на свои повседневные расходы («… денег я тебе послала две тысячи рублей в Тульчин…» 0), в нравственном назидании, целью кторого было уберечь их от пагубных пороков, таких как мотовство и пьянство («… только умоляю тебя и прошу неупотребляи деньги туда куда не должно…» 0; «… ты часто ко мне пишишь об шемпанском вине Бога ради не привыкай…» 0), в стремлении к тому, чтобы собрать их дома всех вместе и тем самым дать им возможность зримо ощутить единство семьи («Жду ваничху с часу на час как бы было хорошо ежелиб и ты прискакал к нам хочу ваничку послать к вашим довыдовым их нельзяли пееревести сына .» 0), а также во всегдашним старании вести себя как можно более рачительно их хозяйственные дела («… дела ваши идут довольно хорошо постараюсь переслать тебе щеты кои мною получены…» 0). Последнее обстоятельство было связано с тем, что, нахолдясь на военной службе, Иван Васильевич и Петр Васильевич Лихачевы, как и другие представители мужской части российского дворянства современной им эпохи, были оторваны от управления принадлежавшими им имениями и не занимались, во всяком случае регулярно, должной экономической деятельностью.
Однако не только служебная занятость являлась причиной того, что Елизавете Николаевне приходилось брать на себя каждодневные заботы об организации хозяйства семьи. По-видимому, эти заботы были связаны для нее не привычными, поскольку они легли на ее плечи сразу после смерти мужа, когда она невольно оказалась во главе управления большим имением, которое впоследствии должны были унаследовать ее в то время еще малолетние дети. Уже тогда она думала, в первую очередь, о соблюдении экономических интересов своих детей и об их будущем имущественном благосостоянии.
Вместе с тем, следует заметить, что участие Елизаветы Николаевны Лихачевой в делах управления хозяйством детей до момента достижения ими совершеннолетия формально было ограниченным в силу того, что согласно действовавшему в конце 18 – первой половины 19 века законодательству сироты и вдовы дворянского происхождения должны были находиться под официальной опекой0. Так, наблюдение за имуществом малолетних Лихачевых входило в компетенцию Кашинской дворянской опеки, куда 26 мая 1803 года Елизавета Николаевна обратилась с просьбой, аналогичной по содержанию той, которая до этого была изложена ею в документе, представленном на рассмотрение в Тверскую гражданскую палату, а именно : о выделении ей указанной части из состава имения, принадлежавшего ранее ею мужу. Как видно из поданного ею официального прошения, во владения Василия Ивановича Лихачева находилось 999 душ , что позволяет относить его к категории крупнопоместных дворян0. По закону Елизавета Николаевна Лихачева должна была получить, помимо одной четвертой части движимого, одну седьмую часть недвижимого имения мужа, что составляло 149 душ мужского пола и 151 душу женского пола из числа дворовых людей и крестьян. Поскольку само имение было рассредоточено по разным уездам Тверской губернии, то и указанную часть следовало выделить ей соответствующим образом, определив полагавшееся известное количество душ во всех населенных пунктах. Однако вместо этого Елизавета Николаевна Лихачева пожелала вступить во владение только ста душами из села Дьяково Кашинского уезда. Свое желание она объясняла тем, что имение ее детей находилось в исправном состоянии и не требовало дополнительных усилий по привидению его в должный порядок, а также боязнью быть заподозренной в стремлении к скорейшему разделу детьми и получению причитавшейся ей доли имущества мужа: «… я сообразуясь с обстоятельствами тогда и ныне к сему меня побуждающим нахожу, что мне во всей части каковая бы следовала по количеству имения за ним состояшаго к получению, на предметы благоустройства в прочем детей моих имении надобности не предвидится и того обстоятельствы не требуют, притом же чтоб не подать и поводу о моем к тому выделу непременном желании, то и почитаю за нужное только получить из показанного села Дьякова с деревнями не более как сто душ с владеемою ими на равне прочих крестьян землею и с пустошами…» 0. Остальное из того, что ей полагалось по закону, Елизавета Николаевна намеревалась оформить как свою собственность только по достижении ее детьми совершеннолетнего возраста0.
Кашинская дворянская опека вынесла официальное заключение о том, что выделение вдове Лихачевой указанной части в полном объеме «не только к стороне малолетних детей ее безобидно, но и весьма выгодно0 ». Добровольное же сокращение ею на известный срок размеров причитавшейся ей указанной части было повлечь за собой общее увеличение количества поступавших в пользу ее детей доходов от имения, что расценивалось членами омпеки как проявление свойственных матери любви к своим чадам и заботы об их будущем благополучии: «… а как ныне она вдова Лихачева просит уже о выделе толко ей ста душ и с одною теми крестьянами владеемою наравне с прочими пахотною землею и пустошми следовательно тут еще и другая к ползе детей ее остается выгода в рассуждении собираемых с оставшихся у них во владении душ доходов каковое действие матери не иначе почесть должно как совершенною по любви ее к детям приверженностью…» 0. С учетом этого Кашинской дворянской опекой была принята резолюция о том, что официально изложенная просьба Елизаветы Николаевны Лихачевой имеет под собой законное основание, суть ее не ущемляет имущественных интересов малолетних наследников имения и, потому, ее следует удовлетворить: «… а потому и сие количество и крестьян сто душ в одном месте по селу Дьякову з деревнями состоящих и просимых к выделу по рассмотрению дворянская опека находит требование в том ея просительницы по всегдашнему пребыванию ее в Кашинской округе не тоько согласно с законом но и с сие и выше значит с ползою и выгодами детей под попечительством находящихся а чрез то сохранится во владении их прочим имением порядок и благоустройство и со обоих сторон навсегда спокойствее, по каковым обстоятельствам о привидении сего мнения а госпожи вдовы Лихачевой прозбы к исполнению самым действием сия опека и неукоснили б отнестись в уездноой суд Кашинской…» 0. 30 мая 1803 года в Тверскую гражданскую палату был направлен рапорт соответствующего содержания, после чего дело о выделении указанной части Лихачевой должно было поступить к производству в Кашинский уездный суд0.
Приведенные нами выше обстоятельства данного дела подлежат историко-культурному анализу не столько в имущественно-правовом плане, сколько в плане этическом. С юридической точки зрения выделение дворянской женщине после смерти мужа указной части из состава принадлежавшего ему при жизни движимого и недвижимого имения является вполне традиционной, восходящей к нормам Соборного Уложения 1649 года, мерой обеспечения ей условного минимального уровня материального благосостояния. Столь же привычным для российской дворянской социальной практики следует признать и тот факт, что указная часть вдовы, наряду с наследством, полученным ею от тех или иных кровных родственников, и приобретением, сделанным ею посредством покупки, была элементом ее собственного имущества, которым она могла распоряжаться самостоятельно, и, участие в делах управления которым превращало ее в экономически полноценную помещицу. Особого же комментария заслуживает, на наш взгляд, то обстоятельство, что Елизавета Николаевна Лихачева, имея официальное право вступить во владение предписанной ей по закону долей имения мужа в полном объеме, не стремилась к этому в условиях, когда это могло причинить ущерб будущему материальному благосостоянию ее малолетних детей, и предпочитала разделу единство семейной собственности. Вероятно, выделение небольшого количества крестьян из каждого отдельного населенного поместья представлялось ей экономически нецелесообразным. Ее материнское попечение о том, чтобы по возможности не нарушить целостность принадлежавшего ее детям имения, а вместе с тем и годами существовавший в нем уклад хозяйственной жизни, было, несомненно, сопряжено с известным самоотвержением и являлось плодом христианской любви, которая, по слову апостола Павла, «не ищет своего» 0.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
