66951 (589127), страница 3
Текст из файла (страница 3)
В самом деле, чуть измените точку восприятия портрета, сделайте шаг вправо. Гордая, надменно вскинутая голова с чеканным профилем, плотно сжатые губы, спокойный взор — все выражает уверенность в себе и высокомерную отчужденность.
При обходе бюста можно проследить, как появляется на строгих губах легкая усмешка, в глазах — тепло, затем голова устало склоняется к правому плечу, усмешка сменяется насмешкой — над собой, над другими? Почти скепсис, которому далеко до вольтеровской язвительности, но который таит горечь разочарования.
Представитель одной из древнейших дворянских фамилий, богач, меценат, знаток живописи и владелец обширной картинной галереи, родной брат Д. М. Голицына — друга энциклопедистов и покровителя Шубина в Париже.
Братья, в оживленной переписке обменивавшиеся просветительскими идеями, разрабатывали проект освобождения крестьян, правда, без земли — и все-таки освобождения. Проекты, прожекты... Не сознание ли их неосуществимости заложило горькую складку в уголке рта?
Быть может, мы сегодня домысливаем то, чего и не было в этом прекрасном лице? Но отчего, открывая тайное тайных портретов Шубина, умевшего запечатлеть целый спектр почти неуловимых душевных движений, находишь в старых книгах, на страницах биографий давно ушедших из жизни людей подтверждение тому, что раскрывает мрамор его портретов? Не жестокий крепостник, не тупой служака, не изворотливый царедворец, а просвещенный вельможа смотрит на нас с первого портрета, выполненного Шубиным по возвращении в отечество.
Сохранились гипсовый (ГРМ) и мраморный (ГТГ) варианты бюста. Они практически не различаются трактовкой образа. В гипсе — сильнее ощущение непосредственного восприятия модели. В мраморе — поражает тонкость моделировки, передающая игру мышц под матовой кожей, мягкость пудреных локонов прически, блеск шелка, легкость кружев — скульптор словно сам наслаждается виртуозным умением передать их фактуру.
Награждение золотой табакеркой, повеление быть «собственно при ее величестве», заказ «собственных бюстов» 23 императрицы, огромное количество заказов от целых знатных фамилий - таковы были следствия успеха первой выполненной в Петербурге работы, поразившей современников живым обаянием, европейской элегантностью, тонкостью отделки мрамора.
Очевидно, вскоре после этой работы Шубин выполняет следующую — близкий по стилистике бюсту Голицына посмертный портрет М. Р. Паниной, рано умершей жены сенатора П. И. Панина (мрамор, середина 1770-х гг., ГТГ).
Работа Шубина заставляет вспомнить изысканные рокотовские портреты, живущие напряженной и таинственной внутренней жизнью. Но у Рокотова она как бы мерцает из глубины лика трепещущим светом, смягчаемым легкой печалью. Печаль Паниной имеет иной оттенок — почти надменности; скульптор разворачивает спектр настроений и состояний, контрастных, почти взаимоисключающих, но умеет нерасторжимо слить их в едином образе.
На этом этапе творчества Шубин поэтизирует и героизирует свои модели — любуется человеком во всем его своеобразии как прекрасным творением, умеет подчеркнуть в нем лучшее, но не скрывает от внимательного взгляда и теневых сторон характера. Заметно в этих бюстах и не пережитое до конца увлечение барельефом: оно сказывается в подчеркнутой роли силуэта, в выделении нескольких значимо определенных ракурсов восприятия бюста.
В 1770-е годы Шубин создает две семейные серии портретов — братьев Орловых и Чернышевых. Орловы принадлежали к роду, не отличавшемуся ни древностью, ни богатством. Рослые, здоровые, дружные, они возглавили военный переворот 1762 года, который Екатерина II, взошедшая тогда на престол, гордо именовала «июньской революцией». Какими они должны были представляться Шубину? Ведь в короткий и достаточно скандальный период царствования Петра III и в июньские дни он был в Петербурге, а шуваловская Академия не была изолирована от окружающих событий даже в той мере, в какой позднее Академия И. И. Бецкого.
Следующий этап знакомства с Орловыми — Италия, и это была встреча лицом к лицу с героями преславной Чесменской баталии: Алексей Орлов получил за победу русского флота прозвание Чесменского, Федор был щедро награжден Екатериной II за проявленную доблесть. Алексей вообще был, по-видимому, самым способным и честолюбивым среди братьев. Может быть, поэтому взгляд Шубина особенно внимательно устремлен на него (мрамор, 1778, ГРМ).
... Нарядные, широкие, свободные складки плаща, горделиво вскинутая голова с крупными чертами лица — облик героя. Но тревожит противоречие: между широко раскрытыми, прямо, почти нагло глядящими глазами и четкой линией полного подбородка затаились тонкие, плотно сжатые и одновременно растянутые в любезной полуулыбке губы. Достаточно сделать шаг вправо от бюста — и профиль «прячется» от зрителя. В левом ракурсе поначалу почти неприметный шрам — памятка пьяной драки — вздергивает кончик ноздри, напрягается выпуклый глаз, любезная полуулыбка сменяется гримасой мгновенного бешенства.
Двойственность лика в портрете заставляет вспомнить о двойственности натуры, некогда представшей перед скульптором: умный, расчетливый политический деятель, одаренный полководец — и придворный интриган, на совести которого кончина жалкого Петра III, судьба так называемой принцессы Владимирской, хорошо известной нам благодаря картине К. Д. Флавицкого «Княжна Тараканова». Это Григорий Орлов в Италии обманом залучил ее на свой флагман «Три святителя» и доставил в Петропавловскую крепость...
Явное—и скрытое. Молодой художник умеет в видимом, внешнем воплотить внутреннее, самую суть характера, ненавязчиво подчеркнуть его сложность — и при этом не впасть ни в панегирик, ни в карикатуру.
Иной характер представлен в портрете Григория Орлова (мрамор, 1774, ГРМ; вариант—ГТГ). Внешние приметы антикизации образа, еще присутствовавшие в бюсте Алексея, сменяются здесь конкретностью сословной характеристики.
Бюст, принадлежащий Государственному Русскому музею, высечен из сероватого, теплого оттенка мрамора с прожилками и вкраплениями. Мелкокристаллическая структура камня дает возможность убедительно передать фактуру материалов — меха, ткани, металла, но эта задача отодвигается на второй план. Тщательно проработанные аксессуары подчеркивают парадный характер образа, но не отвлекают внимания от лица, почти женственного, затуманенного дымкой печали. Красивое, с правильными чертами, с легкой складкой озабоченности между бровей и замечательно выявленной игрой мышц вокруг четко очерченного рта, оно производит сложное впечатление. Благородство облика сочетается с вяловатостью характера. На первый план выступают не определяющие черты личности, а состояние ее в данный момент. Портрет создан в конце 1773—1774 году, когда звезда фаворита была уже на закате, но участь его еще не была решена.
По стилистике бюст Г. Г. Орлова близок портрету А. М. Голицына. Но появляется в нем некая «граненость» формы, когда объем осознается как итог пересечения плоскостей. Прекрасное владение фактурой вуалирует конструктивность подхода к форме, динамизм которой должен был придавать работе дополнительную выразительность, особенно в трепещущем пламени свечей. Дробясь на гранях, свет выявлял контраст матовой поверхности мрамора, передающего тонкую эластичную кожу лица, и нарядной серебристой фактуры шитого отложного воротничка, однозначного металлического блеска кирасы и пластики складок подбитого горностаем плаща.
В Государственный Русский музей портрет попал только в 1961 году. В Государственной Третьяковской галерее с 1927 года хранится позднее повторение бюста. Оно поступило сюда из имения Орловых-Давыдовых Отрада.
Шубин создал портреты всех пяти братьев Орловых. Едва ли не самый колоритный среди них — бюст старшего, Ивана (мрамор, 1778, ГТГ). Слегка запрокинутое, словно готовое расхохотаться лицо с грубоватыми крупными чертами смотрит на зрителя благодушно и чуть свысока, барственно, самодовольно и снисходительно. Кажется, скульптор вовсе не задумывался над формой — так сильно в этом произведении впечатление непосредственности восприятия модели, полнокровной ее жизненности. Старший Орлов за чинами не гнался, в перевороте участие принимал скорее из братской солидарности и, щедро одаренный императрицей «за компанию» с братьями, от должностей отказался и жил барином в пожалованных ему поместьях.
В портретах Федора и Владимира Орловых Шубин подчеркивает фамильное сходство и выявляет оттенки индивидуальности характеров (мрамор, 1778, ГТГ).
В серии портретов братьев Чернышевых заметно возрастает та непосредственность восприятия натуры, которой отмечен уже образ И. Г. Орлова, и такое же внимание к индивидуальной неповторимости облика и характера человека.
Образ грубоватого, но прямого и честного служаки создает Шубин в портрете 3. Г. Чернышева (мрамор, 1774, ГТГ). Подчеркнутая, почти солдатская простота облика, твердость в сочетании с добротой Захара особенно ярко выступают в контрасте с остротой, своенравной резкостью и переменчивым лукавством дипломатического царедворца Ивана Чернышева (мрамор, ок. 1776 г., ГТГ). Бюст Ивана Чернышева знаменует новую для Шубина тенденцию к почти буквальному следованию натуре: мастер воспроизводит даже бородавки между бровями и на подбородке, что не просто противоречит концепции классицистического портрета, но отдавало бы натурализмом, если бы не шубинское умение подчинить всякую частность общему.
В портрете Петра Чернышева (мрамор, 1779, ГТГ), созданном вскоре после его смерти, скульптор сосредоточивает внимание скорее на выявлении живых особенностей облика модели, нежели ее характера. Используя тот же прием разнообразной выразительности ракурсов, раскрывающихся при круговом обходе, что и в бюсте А. М. Голицына, Шубин, однако, ограничивается раскрытием своего рода «динамики во времени»: при обходе скульптуры зритель видит, как вдруг более явными становятся приметы возраста — герой словно стареет на глазах.
Подлинным шедевром портретной скульптуры 1770-х годов стал бюст П. А. Румянцева-Задунайского (гипс, 1776; мрамор, 1778; ГРМ; вариант - мрамор, Государственный художественный музей БССР). В череде шубинских портретов даже "героического" периода середины и второй половины 1770-х годов это произведение выделяется своим пафосом. Динамична композиция бюста. Голова взята в резком повороте влево, сильно приподнятое левое плечо, движение усилено влево же устремленным взором. Создается ощущение «полководческого» жеста, воображение легко дорисовывает маршальский жезл в левой руке, которым герой указывает путь войскам.
В портрете знаменитого полководца екатерининской эпохи героический характер создается мастером на основе отнюдь не героической внешности, строится на контрасте мягких очертаний круглого, курносого, слегка тронутого рябинами лица и сурового выражения глаз, их орлиного взора, с высоты всматривающегося туда, где решается исход сражения.
Герой Семилетней войны, отличившийся под Гросс-Егерсдорфом и Кунерсдорфом, в войне русско-турецкой принудивший противника к Кучук-Кайнарджийскому миру успешным наступлением на Шумлу (за что и получил почетное добавление к фамилии — Задунайский), полководец вошел в историю русского военного дела как мастер быстрого и стремительного удара. Его мраморный портрет представляет собой своеобразный памятник «Румянцева победам».
Повышенной внутренней динамикой отличается портрет кабинет-секретаря императрицы П. В. Завадовского (гипс, середина 1770-х гг., ГТГ; бронза, отлив XX в., ГРМ). Стилистически бюст Завадовского близок портрету А. М. Голицына, но замедленность ритмов и плавность очертаний ему не свойственны. Драпировки, в портрете вице-канцлера ложившиеся мягкими пластичными складками, в более поздней работе прочерчены стремительно и резко. Энергично повернутая к левому плечу голова, усиливающий это движение влево взгляд широко раскрытых глаз, взметнувшиеся, словно от ветра, волосы, свободно, мягким узлом завязанный шарф, полное отсутствие каких-либо знаков отличия — все создает образ более демократичный и экспрессивный, нежели другие произведения Шубина этого периода. Судя по обстоятельствам жизни П. В. Завадовского, его портрет мог быть создан только между 1775—1777 годами. Выходец из старинной польской дворянской фамилии, принявшей русское подданство в начале XVII века, Завадовский служил в канцелярии П. А. Румянцева-Задунайского, отличился при Ларге и Кагуле, участвовал в составлении условий Кучук- Кайнарджийского мира. С 1775 года был кабинет-секретарем императрицы. Вступил в неосторожное соперничество с Г. А. Потемкиным и был вынужден уйти в долгосрочный отпуск. На службу возвращен только в 1778 году.
Среди произведений Ф. И. Шубина, датируемых 1770-ми годами, два стоят особняком: «Портрет неизвестного» (мрамор, первая половина 1770-х гг., ГТГ) и промышленника И. С. Барышникова (мрамор, 1778, ГТГ).
Второй бюст подписной: «д[елал] Ф. Шубин в 1778 году». В этих двух работах Шубин отказывается от подчеркнутой декоративности, почти пышности, присущей портретам, изображающим людей знатных, близких ко двору. Спокойна и уравновешена композиция с фронтальным положением торса и легким поворотом головы. Обобщенно даны детали обычного во времена Шубина костюма с небольшим жабо. Широкий разворот плеч, срез, тяготеющий к прямоугольному, короткая массивная шея, простонародное, но горделиво-самодовольное лицо Барышникова кажутся подчеркнуто приземленными рядом со скромной интеллигентностью облика неизвестного.
В этом портрете воплотились, кажется, все лучшие черты и качества гражданина России XVIII столетия. Молодое серьезное лицо с умными глазами под широкими дугами приподнятых бровей, скорбно сжатый рот с опущенными уголками то заставляют вспомнить А. Н. Радищева, то наводят на предположение, что это автопортрет Шубина...
Если попытаться подвести итоги портретного творчества Шубина в первые годы по возвращении из-за границы, придется, видимо, признать, что определяющими были заказные портреты ближайшего окружения Екатерины II в ранний, либеральный период ее правления.
Будь эти портреты созданы в 1760-е годы, их откровенно героический характер, возможно, не носил бы оттенка рефлексии и разочарования, а взор портретиста был бы более снисходителен. Еще и в 1770-е годы — а ведь это период крутого поворота Екатерины II от относительного либерализма к открытому деспотизму, — образы полководцев, царедворцев, дипломатов несут единый заряд внутренних сил и энергии. Но уже нота горечи звучит в облике просвещенного Голицына, откровенный цинизм подмечает скульптор у А. Г. Орлова, лукавство и изворотливость — у И. Г. Чернышева. Лишь полководцам скульптор оставляет лишенную сомнений прямоту и твердость.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
