Ф. Ницше Так говорил Заратустра (553418), страница 23

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 23)

могут хотеть!

Любите, пожалуй, своего ближнего, как себя, -- но прежде

всего будьте такими, которые любят самих себя --

-- любят великой любовью, любят великим презрением!" Так

говорит Заратустра, безбожник. --

Но что говорю я там, где нет ни у кого моих ушей!

Здесь еще целым часом рано для меня.

Свой собственный провозвестник я среди этих людей, свой

собственный крик петуха среди темных улиц.

Но приближается их час! Приближается также и мой! Час от

часу становятся они меньше, беднее, бесплоднее -- бедная трава!

бедная земля!

И скоро будут они стоять, подобно сухой степной

траве, и поистине, усталые от себя самих, -- и томимые скорее

жаждой огня, чем воды!

О благословенный час молнии! О тайна перед полуднем! -- в

блуждающие огни некогда превращу я их и в провозвестников

огненными языками:

-- возвещать будут они некогда огненными языками: он

приближается, он близок, великий полдень! --

Так говорил Заратустра.

На горе Елеонской

Зима, злая гостья, сидит у меня в доме; посинели мои руки

от ее дружеских рукопожатий.

Я уважаю ее, эту злую гостью, но охотно оставляю ее сидеть

одну. Охотно убегаю я от нее; и если бежишь хорошо, то и

убегаешь от нее!

С теплыми ногами, с теплыми мыслями бегу я туда, где

стихает ветер, -- в освещенный солнцем уголок моей горы

Елеонской.

Так смеюсь я над моей суровою гостьей и благодарен ей еще

за то, что она ловит у меня в доме мух и заставляет стихать

разный мелкий шум.

Ибо она не любит, когда поет комар или даже целых два; она

делает улицу пустынной, так что лунный свет боится проникать

туда ночью.

Она суровая гостья, -- но я чту ее и не молюсь, подобно

неженкам, пузатому идолу огня.

Лучше немного пощелкать зубами, чем молиться идолам! --

так хочет род мой. И особенно ненавижу я всех идолов огня,

пылких, дымящихся и удушливых.

Кого я люблю, того люблю я больше зимою, чем летом; лучше

и смелее смеюсь я над моими врагами, с тех пор как зима сидит у

меня в доме.

Поистине, смело даже тогда, когда я заползаю в

постель: тогда смеется и шалит мое укрывшееся счастье и мои

обманчивые сны начинают смеяться.

Разве я -- ползаю? Никогда в жизни не ползал я перед

сильными; и если лгал я когда-нибудь, то лгал из любви. Поэтому

весел я и на зимней постели.

Скромная постель греет меня больше, чем роскошная, ибо я

ревнив к своей бедности. А зимою она больше всего верна мне.

Злобою начинаю я каждый день, я смеюсь над зимою холодной

ванною -- за это ворчит на меня моя строгая гостья.

Также люблю я ее щекотать маленькой восковой свечкой --

чтобы она наконец выпустила небо из пепельно-серых сумерек.

Особенно злым бываю я утром -- в ранний час, когда звенит

ведро у колодца и раздается на серых улицах теплое ржание

лошадей:

С нетерпением жду я, чтобы взошло наконец ясное небо,

зимнее снежнобородое небо, старик, белый как лунь, --

-- молчаливое зимнее небо, часто умалчивающее даже о своем

солнце!

Не у него ли научился я долгому, светлому молчанию? Или

оно научилось ему у меня? Или каждый из нас сам изобрел его?

Тысячекратно происхождение всех хороших вещей: все хорошие

веселые вещи прыгают от радости в бытие -- как могли бы они это

сделать -- только один раз!

Хорошая, веселая вещь также долгое молчание, и хорошо

также смотреть, подобно зимнему небу, с ясным круглоглазым

лицом:

-- скрывать, подобно ему, свое солнце и свою непреклонную

волю-солнце; поистине, хорошо изучил я это искусство и

это зимнее веселье!

Моя самая любимая злоба и искусство в том, чтобы мое

молчание научилось не выдавать себя молчанием.

Гремя словами и игральными костями, дурачу я тех, кто

торжественно ждет, -- от всех этих строгих надсмотрщиков должна

ускользнуть моя воля и цель.

Чтобы никто не мог видеть основы и последней воли моей, --

для этого изобрел я долгое светлое молчание.

Многих умных встречал я: они закрывали покрывалом свое

лицо и мутили свою воду, чтобы никто не мог насквозь видеть их.

Но именно к ним обращались более умные из среды

недоверчивых и грызущих орехи: именно у них вылавливали они

наиболее припрятанную рыбу их!

Но умы светлые, смелые и прозрачные -- они, по-моему,

наиболее умные из всех молчаливых: так глубока основа

их, что даже самая прозрачная вода -- не выдает ее.

Ты, снежнобородое молчаливое зимнее небо, ты, круглоглазая

лунь надо мною! О ты, небесный символ моей души и ее радости!

И разве не должен я прятаться, как проглотивший

золото, -- чтобы не распластали мою душу?

Разве не должен я пользоваться ходулями, чтобы не

заметили моих длинных ног, -- все эти завистники и

ненавистники, окружающие меня?

Эти удушливые, тепличные, изношенные, отцветшие,

истосковавшиеся души -- как могла бы их зависть вынести

мое счастье!

Поэтому я показываю им только зиму и лед на моих вершинах

-- и не показываю, что моя гора окружена также всеми

солнечными поясами!

Они слышат только свист моих зимних бурь -- и не слышат,

что ношусь я и по теплым морям, как тоскующие, тяжелые, горячие

южные ветры.

Они сожалеют также о моих нечаянностях и случайностях --

но мое слово гласит: "Предоставьте случаю идти ко мне:

невинен он, как малое дитя!"

Как могли бы они вынести мое счастье, если бы я не

наложил несчастий, зимней стужи, шапок из белого медведя и

покровов из снежного неба на мое счастье!

-- если бы сам я не питал жалости к их состраданию:

к состраданию этих завистников и ненавистников!

Если бы сам я не вздыхал и не дрожал пред ними от холода и

не одевался терпеливо, как в шубу, в сострадание их!

В том мудрая блажь и благостыня моей души, что не

прячет она своей зимы и своих морозных бурь, она не прячет

также и своего озноба.

Для одного одиночество есть бегство больного; для другого

одиночество есть бегство от больных.

Пусть слышат они, как дрожу и вздыхаю я от зимней

стужи, все эти бедные, завистливые негодники, окружающие меня!

Несмотря на эти вздохи и дрожь, все-таки бежал я из их

натопленных комнат.

Пусть они жалеют меня и вздыхают вместе со мною о моем

ознобе: "от льда познания он замерзнет еще!" -- так

жалуются они.

А я тем временем бегаю всюду с теплыми ногами на моей горе

Елеонской; в освещенном солнцем уголку моей горы Елеонской пою

и смеюсь я над всяким состраданием. --

Так пел Заратустра.

О прохождении мимо

Так, медленно проходя среди многих народов и через

различные города, вернулся Заратустра окольным путем в свои

горы и свою пещеру. И вот, подошел он неожиданно к воротам

большого города; но здесь бросился к нему с

распростертыми руками беснующийся шут и преградил ему дорогу.

Это был тот самый шут, которого народ называл "обезьяной

Заратустры": ибо он кое-что перенял из манеры его говорить и

охотно черпал из сокровищницы его мудрости. И шут так говорил к

Заратустре:

"О Заратустра, здесь большой город; тебе здесь нечего

искать, а потерять ты можешь все.

К чему захотел ты вязнуть в этой грязи? Пожалей свои ноги!

Плюнь лучше на городские ворота и -- вернись назад!

Здесь ад для мыслей отшельника: здесь великие мысли

кипятятся заживо и развариваются на маленькие.

Здесь разлагаются все великие чувства: здесь может только

громыхать погремушка костлявых убогих чувств!

Разве ты не слышишь запаха бойни и харчевни духа? Разве не

стоит над этим городом смрад от зарезанного духа?

Разве не видишь ты, что души висят здесь, точно обвисшие,

грязные лохмотья? -- И они делают еще газеты из этих лохмотьев!

Разве не слышишь ты, что дух превратился здесь в игру

слов? Отвратительные слова-помои извергает он! -- И они делают

еще газеты из этих слов-помоев!

Они гонят друг друга и не знают куда? Они распаляют друг

друга и не знают зачем? Они бряцают своей жестью, они звенят

своим золотом.

Они холодны и ищут себе тепла в спиртном; они разгорячены

и ищут прохлады у замерзших умов; все они хилы и одержимы

общественным мнением.

Все похоти и пороки здесь у себя дома; но существуют здесь

также и добродетельные, существует здесь много услужливой,

служащей добродетели:

Много услужливой добродетели с пальцами-писаками и с

твердым седалищем и ожидалищем; она благословлена мелкими

надгрудными звездами и набитыми трухой, плоскозадыми дочерьми.

Существует здесь также много благочестия, много лизоблюдов

и льстивых ублюдков перед богом воинств.

Ибо "сверху" сыплются звезды и милостивые плевки; вверх

тянется каждая беззвездная грудь.

У месяца есть свой двор и при дворе -- свои придурки; но

на все, что исходит от двора, молится нищая братия и всякая

услужливая нищенская добродетель.

"Я служу, ты служишь, мы служим" -- так молится властелину

всякая услужливая добродетель: чтобы заслуженная звезда

прицепилась наконец ко впалой груди!

Но месяц вращается еще вокруг всего земного: так вращается

и властелин вокруг самого-что-ни-на-есть земного, -- а это есть

золото торгашей.

Бог воинств не есть бог золотых слитков; властелин

предполагает, а торгаш -- располагает!

Во имя всего, что есть в тебе светлого, сильного и

доброго, о Заратустра! плюнь на этот город торгашей и вернись

назад!

Здесь течет кровь гниловатая и тепловатая и пенится по

всем венам; плюнь на большой город, на эту большую свалку, где

пенится всякая накипь!

Плюнь на город подавленных душ и впалых грудей,

язвительных глаз и липких пальцев --

-- на город нахалов, бесстыдников, писак, пискляк,

растравленных тщеславцев --

-- где все скисшее, сгнившее, смачное, мрачное, слащавое,

прыщавое, коварное нарывает вместе --

-- плюнь на большой город и вернись назад!"

-- Но здесь прервал Заратустра беснующегося шута и зажал

ему рот.

"Перестань наконец! -- воскликнул Заратустра. -- Мне давно

уже противны твоя речь и твоя манера говорить!

Зачем же так долго жил ты в болоте, что сам должен был

сделаться лягушкой и жабою?

Не течет ли теперь у тебя самого в жилах гнилая, пенистая,

болотная кровь, что научился ты так квакать и поносить?

Почему не ушел ты в лес? Или не пахал землю? Разве море не

полно зелеными островами?

Я презираю твое презрение, и, если ты предостерегал меня,

-- почему же не предостерег ты себя самого?

Из одной только любви воспарит полет презрения моего и

предостерегающая птица моя: но не из болота! --

Тебя называют моей обезьяной, ты, беснующийся шут; но я

называю тебя своей хрюкающей свиньей -- хрюканьем портишь ты

мне мою похвалу глупости.

Что же заставило тебя впервые хрюкать? То, что никто

достаточно не льстил тебе: поэтому и сел ты вблизи этой

грязи, чтобы иметь основание вдоволь хрюкать, --

-- чтобы иметь основание вдоволь мстить! Ибо месть,

ты, тщеславный шут, и есть вся твоя пена, я хороню разгадал

тебя!

Но твое шутовское слово вредит мне даже там, где ты

прав! И если бы слово Заратустры было даже сто раз

право, -- ты все-таки вредил бы мне -- моим

словом!"

Так говорил Заратустра; и он посмотрел на большой город,

вздохнул и долго молчал. Наконец он так говорил:

Мне противен также этот большой город, а не только этот

шут. И здесь и там нечего улучшать, нечего ухудшать!

Горе этому большому городу! -- И мне хотелось бы уже

видеть огненный столб, в котором сгорит он!

Ибо такие огненные столбы должны предшествовать великому

полдню. Но всему свое время и своя собственная судьба.

Но такое поучение даю я тебе, шут, на прощание: где нельзя

уже любить, там нужно -- пройти мимо! --

Так говорил Заратустра и прошел мимо шута и большого

города.

Об отступниках

1

Ах, все уже поблекло и отцвело, что еще недавно зеленело и

пестрело на этом лугу! И сколько меду надежды уносил я отсюда в

свои улья!

Все эти юные сердца уже состарились -- и даже не

состарились! только устали, опошлились и успокоились: они

называют это "мы опять стали набожны".

Еще недавно видел я их спозаранку выбегающими на смелых

ногах; но их ноги познания устали, и теперь бранят они даже

свою утреннюю смелость!

Поистине, многие из них когда-то поднимали свои ноги, как

танцоры, их манил смех в моей мудрости, -- потом они одумались.

Только что видел я их согбенными -- ползущими ко кресту.

Вокруг света и свободы когда-то порхали они, как мотыльки

и юные поэты! Немного взрослее, немного мерзлее -- и вот они

Характеристики

Список файлов учебной работы