Ф. Ницше Так говорил Заратустра (553418), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

благодарности и не воздает ее: ибо он постоянно дарит и не

хочет беречь себя.

Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает

ему на счастье, и кто тогда спрашивает: неужели я

игрок-обманщик? -- ибо он хочет гибели.

Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел

и исполняет всегда еще больше, чем обещает: ибо он хочет своей

гибели.

Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и искупляет

людей прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего.

Я люблю того, кто карает своего Бога, так как он любит

своего Бога: ибо он должен погибнуть от гнева своего Бога.

Я люблю того, чья душа глубока даже в ранах и кто может

погибнуть при малейшем испытании: так охотно идет он по мосту.

Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает

самого себя, и все вещи содержатся в нем: так становятся все

вещи его гибелью.

Я люблю того, кто свободен духом и свободен сердцем: так

голова его есть только утроба сердца его, а сердце его влечет

его к гибели.

Я люблю всех тех, кто являются тяжелыми каплями, падающими

одна за другой из темной тучи, нависшей над человеком: молния

приближается, возвещают они и гибнут, как провозвестники.

Смотрите, я провозвестник молнии и тяжелая капля из тучи;

но эта молния называется сверхчеловек.

5

Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ

и умолк. "Вот стоят они, говорил он в сердце своем, -- вот

смеются они: они не понимают меня, мои речи не для этих ушей.

Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтобы научились они

слушать глазами? Неужели надо греметь, как литавры и как

проповедники покаяния? Или верят они только заикающемуся?

У них есть нечто, чем гордятся они. Но как называют они

то, что делает их гордыми? Они называют это культурою, она

отличает их от козопасов.

Поэтому не любят они слышать о себе слово "презрение".

Буду же говорить я к их гордости.

Буду же говорить я им о самом презренном существе, а это и

есть последний человек".

И так говорил Заратустра к народу:

Настало время, чтобы человек поставил себе цель свою.

Настало время, чтобы человек посадил росток высшей надежды

своей.

Его почва еще достаточно богата для этого. Но эта почва

будет когда-нибудь бедной и бесплодной, и ни одно высокое

дерево не будет больше расти на ней.

Горе! Приближается время, когда человек не пустит более

стрелы тоски своей выше человека и тетива лука его разучится

дрожать!

Я говорю вам: нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в

состоянии родить танцующую звезду. Я говорю вам: в вас есть еще

хаос.

Горе! Приближается время, когда человек не родит больше

звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека,

который уже не может презирать самого себя.

Смотрите! Я показываю вам последнего человека.

"Что такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что

такое звезда?" -- так вопрошает последний человек и моргает.

Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек,

делающий все маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха;

последний человек живет дольше всех.

"Счастье найдено нами", -- говорят последние люди, и

моргают.

Они покинули страны, где было холодно жить: ибо им

необходимо тепло. Также любят они соседа и жмутся к нему: ибо

им необходимо тепло.

Захворать или быть недоверчивым считается у них грехом:

ибо ходят они осмотрительно. Одни безумцы еще спотыкаются о

камни или о людей!

От времени до времени немного яду: это вызывает приятные

сны. А в конце побольше яду, чтобы приятно умереть.

Они еще трудятся, ибо труд -- развлечение. Но они

заботятся, чтобы развлечение не утомляло их.

Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком

хлопотно. И кто захотел бы еще управлять? И кто повиноваться?

То и другое слишком хлопотно.

Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все

равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идет в сумасшедший

дом.

"Прежде весь мир был сумасшедший", -- говорят самые умные

из них, и моргают.

Все умны и знают все, что было; так что можно смеяться без

конца. Они еще ссорятся, но скоро мирятся -- иначе это

расстраивало бы желудок.

У них есть свое удовольствьице для дня и свое

удовольствьице для ночи; но здоровье -- выше всего.

"Счастье найдено нами", -- говорят последние люди, и

моргают.

Здесь окончилась первая речь Заратустры, называемая также

"Предисловием", ибо на этом месте его прервали крик и радость

толпы. "Дай нам этого последнего человека, о Заратустра, -- так

восклицали они, -- сделай нас похожими на этих последних людей!

И мы подарим тебе сверхчеловека!" И все радовались и щелкали

языком. Но Заратустра стал печален и сказал в сердце своем:

"Они не понимают меня: мои речи не для этих ушей.

Очевидно, я слишком долго жил на горе, слишком часто

слушал ручьи и деревья: теперь я говорю им, как козопасам.

Непреклонна душа моя и светла, как горы в час

дополуденный. Но они думают, что холоден я и что говорю я со

смехом ужасные шутки.

И вот они смотрят на меня и смеются, и, смеясь, они еще

ненавидят меня. Лед в смехе их".

6

Но тут случилось нечто, что сделало уста всех немыми и

взор неподвижным. Ибо тем временем канатный плясун начал свое

дело: он вышел из маленькой двери и пошел по канату,

протянутому между двумя башнями и висевшему над базарной

площадью и народом. Когда он находился посреди своего пути,

маленькая дверь вторично отворилась, и детина, пестро одетый,

как скоморох, выскочил из нее и быстрыми шагами пошел во след

первому. "Вперед, хромоногий, -- кричал он своим страшным

голосом, -- вперед, ленивая скотина, контрабандист, набеленная

рожа! Смотри, чтобы я не пощекотал тебя своею пяткою! Что

делаешь ты здесь между башнями? Ты вышел из башни; туда бы и

следовало запереть тебя, ты загораживаешь дорогу тому, кто

лучше тебя!" -- И с каждым словом он все приближался к нему --

и, когда был уже на расстоянии одного только шага от него,

случилось нечто ужасное, что сделало уста всех немыми и взор

неподвижным: он испустил дьявольский крик и прыгнул через того,

кто загородил ему дорогу. Но этот, увидев, что его соперник

побеждает его, потерял голову и канат; он бросил свой шест и

сам еще быстрее, чем шест, полетел вниз, как какой-то вихрь из

рук и ног. Базарная площадь и народ походили на море, когда

проносится буря: все в смятении бежало в разные стороны,

большею частью там, где должно было упасть тело.

Но Заратустра оставался на месте, и прямо возле него упало

тело, изодранное и разбитое, но еще не мертвое. Немного спустя

к раненому вернулось сознание, и он увидел Заратустру,

стоявшего возле него на коленях. "Что ты тут делаешь? -- сказал

он наконец. -- Я давно знал, что черт подставит мне ногу.

Теперь он тащит меня в преисподнюю; не хочешь ли ты помешать

ему?"

"Клянусь честью, друг, -- отвечал Заратустра, -- не

существует ничего, о чем ты говоришь: нет ни черта, ни

преисподней. Твоя душа умрет еще скорее, чем твое тело: не

бойся же ничего!"

Человек посмотрел на него с недоверием. "Если ты говоришь

правду, -- сказал он, -- то, теряя жизнь, я ничего не теряю. Я

немного больше животного, которого ударами и впроголодь научили

плясать".

"Не совсем так, -- сказал Заратустра, -- ты из опасности

сделал себе ремесло, а за это нельзя презирать. Теперь ты

гибнешь от своего ремесла; за это я хочу похоронить тебя своими

руками".

На эти слова Заратустры умирающий ничего не ответил; он

только пошевелил рукою, как бы ища, в благодарность, руки

Заратустры. --

7

Тем временем наступил вечер, и базарная площадь скрылась

во мраке; тогда рассеялся и народ, ибо устают даже любопытство

и страх. Но Заратустра продолжал сидеть на земле возле мертвого

и был погружен в свои мысли: так забыл он о времени. Наконец

наступила ночь, и холодный ветер подул на одинокого. Тогда

поднялся Заратустра и сказал в сердце своем:

"Поистине, прекрасный улов был сегодня у Заратустры. Он не

поймал человека, зато труп поймал он.

Жутко человеческое существование и к тому же всегда лишено

смысла: скоморох может стать уделом его.

Я хочу учить людей смыслу их бытия: этот смысл есть

сверхчеловек, молния из темной тучи, называемой человеком.

Но я еще далек от них, и моя мысль не говорит их мыслям.

Для людей я еще середина между безумцем и трупом.

Темна ночь, темны пути Заратустры. Идем, холодный,

недвижный товарищ! Я несу тебя туда, где я похороню тебя своими

руками".

8

Сказав это в сердце своем, Заратустра взял труп себе на

спину и пустился в путь. Но не успел он пройти и ста шагов, как

человек подкрался к нему и стал шептать ему на ухо -- и

гляди-ка, тот, кто говорил, был скоморох с башни. "Уходи из

этого города, о Заратустра, -- говорил он, -- слишком многие

ненавидят тебя здесь. Ненавидят тебя добрые и праведные, и они

зовут тебя своим врагом и ненавистником; ненавидят тебя

правоверные, и они зовут тебя опасным для толпы. Счастье твое,

что смеялись над тобою: и поистине, ты говорил, как скоморох.

Счастье твое, что ты пристал к мертвой собаке; унизившись так,

ты спас себя на сегодня. Но уходи прочь из этого города -- или

завтра я перепрыгну через тебя, живой через мертвого". И сказав

это, человек исчез; а Заратустра продолжал свой путь по темным

улицам.

У ворот города повстречались ему могильщики; они факелом

посветили ему в лицо, узнали Заратустру и много издевались над

ним: "Заратустра уносит с собой мертвую собаку: браво,

Заратустра обратился в могильщика! Ибо наши руки слишком чисты

для этой поживы. Не хочет ли Заратустра украсть у черта его

кусок? Ну, так и быть! Желаем хорошо поужинать! Если только

черт не более ловкий вор, чем Заратустра! -- Он украдет их

обоих, он сожрет их обоих!" И они смеялись и шушукались между

собой.

Заратустра не сказал на это ни слова и шел своей дорогой.

Он шел два часа по лесам и болотам и очень часто слышал

голодный вой волков; наконец и на него напал голод. Он

остановился перед уединенным домом, в котором горел свет.

"Голод нападает на меня, как разбойник, -- сказал

Заратустра. -- В лесах и болотах нападает на меня голод мой и в

глубокую ночь.

Удивительные капризы у моего голода. Часто наступает он у

меня только после обеда, и сегодня целый день я не чувствовал

его; где же замешкался он?"

И с этими слонами Заратустра постучался в дверь дома.

Появился старик; он нес фонарь и спросил: "Кто идет ко мне и

нарушает мой скверный сон?"

"Живой и мертвый, -- отвечал Заратустра. -- Дайте мне

поесть и попить; днем я забыл об этом. Тот, кто кормит

голодного, насыщает свою собственную душу: так говорит

мудрость".

Старик ушел, но тотчас вернулся и предложил Заратустре

хлеб и вино. "Здесь плохой край для голодающих, сказал он, --

поэтому я и живу здесь. Зверь и человек приходят ко мне,

отшельнику. Но позови же своего товарища поесть и попить, он

устал еще больше, чем ты". Заратустра отвечал: "Мертв мой

товарищ, было бы трудно уговорить его поесть". "Это меня не

касается, -- ворча произнес старик, -- кто стучится в мою

дверь, должен принимать то, что я ему предлагаю. Ешьте и будьте

здоровы!" --

После этого Заратустра шел еще два часа, доверяясь дороге

и свету звезд: ибо он был привычный ночной ходок и любил всему

спящему смотреть в лицо. Но когда стало светать, Заратустра

очутился в глубоком лесу, и дальше уже не было видно дороги.

Тогда он положил мертвого в дупло дерева на высоте своей головы

-- ибо он хотел защитить его от волков -- и сам лег на землю,

на мох. И тотчас уснул он, усталый телом, но с непреклонной

душою.

9

Долго спал Заратустра, и не только утренняя заря, но и час

дополуденный прошли по лицу его. Но наконец он открыл глаза: с

удивлением посмотрел Заратустра на лес и тишину, с удивлением

Характеристики

Список файлов учебной работы