Vadim_Panov_Zanimatelnaya_Mehanika (522911), страница 39

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 39)

– Ты выглядишь усталым, – заметила старуха, пристально глядя на Механикуса.

– Много работаю в последнее время, – криво усмехнулся тот.

– Снова увлечен?

– Еще как!

– Что на этот раз?

– Расскажу, когда все получится.

– По-прежнему суеверен…

– Жизнь заставила.

Механикус никогда и ни с кем не делился своими замыслами, не рассказывал, над чем работает, однако причина такого поведения объяснялась отнюдь не суевериями – сглазить Механикуса было не под силу даже Бабушке Осень. Просто уродился он таким: молчаливым, предпочитающим работать, а не болтать.

Работать, делать, создавать. И тонкие руки мужчины были руками рабочего: с обгрызанными ногтями, заусенцами и мозолями, с въевшимся маслом, с ожогами от кислоты и огня, со шрамами от инструментов. Может, именно руки Механикуса заставили охранников пафосного кафе насторожиться?

– А как твои дела? – Мужчина насыпал в маленькую чашку кофе несколько ложек сахара, тщательно размешал и поднес к губам.

Со стороны казалось, что длинный нос вот-вот вонзится в чашку.

– Мне грустно, – ответила Бабушка Осень.

– Из-за чего? – Опомнился: – Ах да… Извини, не подумал.

– Ты увлечен, – с печальной улыбкой произнесла старуха. – Ты поглощен своим делом и уже забыл о Шамане.

Механикус покраснел.

– Я… я не забыл. Просто…

– Твое поведение абсолютно нормально, – мягко проговорила Бабушка Осень. – Жизнь бурлит, идет вперед, подбрасывает новые увлечения. В конце концов, вы с Шаманом никогда не были близки, какой смысл горевать о незнакомом человеке? Тем более о том, который принес тебе лишнюю головную боль.

– Ты знаешь, что это не так, – хмуро пробурчал Механикус. – Я горд тем, что Шаман выбрал меня.

– Но головной боли он тебе прибавил.

Мужчина допил кофе, кивнул официанту: «еще!», дождался, когда тот уберет опустевшую чашку, и медленно произнес:

– Я не боюсь Гончара. Один на один мы равны.

– Никто не говорит о страхе, – улыбнулась Бабушка Осень.

Она прекрасно знала, что Механикус, несмотря на внешность потрепанного жизнью инженера, обладает колоссальной силой. Да, увлекаясь очередным изобретением, он забывал обо всем остальном, полностью погружался в работу, однако умел в случае необходимости собраться и придумать не менее хитроумную, чем Гончар, комбинацию.

– Когда Шаман обратился ко мне, я уже знал, что Гончар охотится за Богиней. И все равно согласился.

– Почему?

– А почему это тебя интересует? – вопросом на вопрос ответил Механикус. – Ты объявила нейтралитет, ушла в сторону, позволила Гончару добраться до Шамана…

– Я всего лишь не вмешивалась.

– Почему?

– Потому что если ты нашел в себе силы взобраться на вершину, будь добр жить дальше своим умом.

Бабушка Осень ответила не жестко, но весьма твердо.

– Жить или умереть?

– Шаман умер не вчера, – вздохнула старуха.

– Да. – Механикус выдержал паузу. – Согласен.

Бог механизмов умел видеть людей. Ведь человек – это та же машина. Сложнейшая совокупность устройств и соединений, которую тем не менее можно описать с помощью уравнений.

– Требуется много сил, чтобы стать искусником, но еще больше – чтобы им оставаться. Я видела, как меняются те, кто оказался на вершине, как примеряют они на свое чело печать избранных. Как забывают путь, оставляя в памяти только результат.

– Разве искусники равны остальным?

– А разве они стоят над остальными?

Механикус обдумывал вопрос почти две минуты. Старуха не мешала, смотрела через витрину на проезжающие по бульвару машины, на людей, идущих по дорожкам, на деревья.

– Искусники поднялись очень высоко, – откашлявшись, сказал Механикус.

– В первую очередь они поднялись над собой. Они превзошли самих себя. Познали суть своего Я. Но остались людьми. – Бабушка Осень помолчала. – Должны оставаться. Но часто получается так, что в них сохраняются лишь человеческие недостатки.

– Они имеют право на гордость.

– Я не принижаю значимость искусников. Я лишь спрашиваю: кому нужен Дантист, если вокруг нет людей? Кому нужен Кузнец? Кому нужен Травник? Подымаясь, искусники должны продолжать служить, вот в чем суть. Мастерство позволило воспарить над вершиной, и только мастерство способно удержать искусников на их высоте. Мастерство служения. Мастерство работы.

– К черту размышления! – раздраженно бросил Механикус. – Ты оторвала меня от дел, чтобы прочесть напыщенную лекцию? Внучатам своим мозги вправляй, хорошо? А меня уволь.

– Даже тебе необходимо иногда послушать напыщенную лекцию, – спокойно отозвалась старуха. – Чтобы не забыть, кто ты такой.

– Я – Механикус!

– Ты – человек.

Он хотел снова нагрубить, даже рот открыл, но передумал. Причем столь явно передумал, что в ином случае такое поведение могло вызвать усмешку: рот распахнулся, некоторое время пребывал в движении, затем закрылся. Секунд десять Механикус держал губы плотно сжатыми, после чего осведомился:

– Зачем ты меня позвала?

– Ты уже решил, как поступишь с Богиней?

Она не стала говорить, что к ней приехали гонцы из Сибири – обманутые друзья Беспалого, – приехали и попросили о помощи. Пять рассерженных шаманов – это очень серьезно, такие противники опасны и для Механикуса, и для Гончара, и для обоих одновременно. Но Бабушка Осень не сказала. Решила не давить. Хотела, чтобы Механикус сам принял решение.

– Ты определился?

Мужчина пожал плечами:

– Шаман ни о чем не просил. Просто отдал ее мне.

– Шамана вело сердце.

– Или безысходность.

– Сердце, – покачала головой старуха. – Ведь он мог отдать Богиню Гончару.

– Не мог.

– Вот видишь – сердце. – Бабушка Осень улыбнулась. – Так как ты поступишь с Богиней? – Помолчала. – Надеюсь, ты не забыл, что она не была собственностью Шамана?

– Не забыл! – Механикус скомкал салфетку и поднялся на ноги. Но его пыл уже пропал, и мужчина даже чуть покраснел под насмешливым взглядом старухи. Помялся. – Я верну Богиню домой, понятно? Верну ее людям.

Повернулся и быстрым шагом направился к выходу.

– Сердце, – прошептала Бабушка Осень. – Сердце…

* * *

Поведение присланного Гончаром человека вызвало у Волкова некоторое смущение. Никак, разумеется, не проявленное внешне. Молодой парень, высокий, черноволосый, одет в дорогой костюм классического покроя – именно в дорогой, в хорошей одежде Федор научился разбираться давным-давно, – с недешевыми золотыми украшениями, а ведет себя странно. Совсем не так, как должен был бы живущий на полную катушку счастливчик. Если судить по внешнему виду, то к Очкарику прислали стопроцентного мачо, который обязан фонтанировать брутальностью и поглядывать на окружающих с высоты своей крутости.

Парень же скромно забрался в машину, негромко представился:

– Невада.

А потом всю дорогу молчал, изредка покашливая в кулак.

По пути Федор разглядел на лице Невады не до конца сведенные следы побоев, обратил внимание на машинальные прикосновения спутника то к груди, то к голове и понял:

«Недавно тебе крепко вломили, мачо!»

Любопытные у искусников взаимоотношения. Или парень пострадал от ревнивого мужа? Нет, если бы дело было в муже, то Очкарику пришлось бы выслушать веселый рассказ о пикантном приключении. А Неваде, судя по всему, досталось от того, кого он побаивался.

Впрочем, посланец Гончара не вызвал у Волкова особого интереса. Как и размышления о царящих в среде искусников нравах. Гораздо больше Федора смущала легкость, с которой удалось договориться с Шипиловым.

После разговора с Гончаром Очкарик позвонил Андрею, намереваясь назначить встречу, ибо, как ему казалось, странную просьбу следовало озвучить лично: Волков хотел пройти в находящиеся под Кремлем коммуникации. Говорить о том, что ищет водяную мельницу Механикуса, Федор не собирался, придумал другую причину: якобы получил сведения, что неуловимый Призрак интересуется подземельями, уж не планирует ли покушение на слуг народа? Конечно, версия была слеплена «на коленке», не выдерживала, мягко говоря, никакой критики – ведь Шипилова наверняка заинтересует и то, откуда поступила информация, и насколько близко Очкарик подошел к Призраку. На неудобные вопросы придется отвечать. Но потом. Сейчас же Волков рассчитывал, что Андрей со всей серьезностью отнесется к угрозе покушения. И не ошибся. Услышав просьбу организовать Федору и его помощнику экскурсию под Кремлем, точнее, под Александровским садом, еще точнее – по старому руслу Неглинной, Шипилов размышлял меньше минуты. А затем спокойно сказал, что через два часа все будет готово.

Вот это действительно было странно.

– Что за дверь?

В этом месте Неглинная брала левее, ныряла в небольшой зарешеченный проем, а ход вел прямо, превращаясь в коридор, освещенный редкими лампами. Дверь, вызвавшая интерес Волкова, находилась слева от проема. Надежная бронированная преграда, сделавшая бы честь любому денежному хранилищу. Впрочем, здесь к вопросам безопасности относились гораздо тщательнее, чем в банках.

– Куда она ведет?

– Сейчас… – Шипилов развернул карту, его помощник поднес фонарик, дававший куда больше света, чем настенные светильники. – Сейчас скажу.

Вопреки ожиданиям Федора, подземелья оказались не такими уж мрачными. И не очень грязными: им не выдали ни балахонов, ни резиновых сапог, отправили в кремлевские недра в чем были. По окончании бюрократических формальностей Андрей пригласил Очкарика и Неваду к лестнице и завел в подвал. Они миновали ярко освещенный коридор, пост охраны и оказались в нужном месте: в проходе, по которому текла Неглинная.

– Я не думаю, что кто-либо способен проникнуть в Кремль этой дорогой, – сказал по пути Шипилов. – Коммуникации контролируются очень жестко: повсюду камеры наблюдения и датчики. Ежедневный обход.

Однако пропуск под землю организовал…

Тоннель, в котором спрятали речку, приятно поразил Волкова. Он думал, что Неглинку пустили по трубе, но искусственное русло оказалось проложенным в середине широкого коридора с арочными сводами, и с обеих сторон шли тротуары, соединенные в некоторых местах металлическими мостиками. Судя по кладке, строили тоннель не в двадцатом веке.

– Добротная работа, – подтвердил Андрей, перехватив взгляд Федора. – В свое время хотели коридор забетонировать, даже работы начали, но потом плюнули и оставили как есть – и так надежно.

О нынешних временах напоминали лишь кабели, идущие на высоте человеческого роста, да изредка встречающиеся фонари. Прохладно, довольно сухо, нигде не капает. Одним словом, в сапогах действительно не было нужды, шли путешественники, как по подвалу.

– Так что же за дверью?

– Городские коммуникации, – пробурчал справившийся с чтением карты Шипилов. – Выход в общую систему.

– Уже? – Очкарик покосился на Неваду, тот с сомнением покачал головой. – Я думал, Неглинка под Александровским садом идет.

– Идет, – подтвердил Андрей.

– А здесь она петляет, что ли?

Шипилов вновь уставился в карту и после короткой паузы ответил:

– Я ошибся, за дверью тамбур.

– Пройти можно?

– Почему нет?

Андрей вытащил из висящей на плече сумки связку ключей и занялся замками. Волков тоже подошел к двери и посмотрел на пломбу: в тамбур не входили двенадцать лет.

– Не слишком ли много?

Шипилов не ответил. Его помощник, оказавшийся за спиной Федора, также хранил молчание. От Невады Очкарик и подавно не ждал реплик: искусник открывал рот крайне редко.

За дверью оказался выложенный кирпичом зал, вдоль правой, длинной стены которого текла речка. В этом месте действительно был изгиб, и Неглинка, дав небольшую петлю, возвращалась к Кремлю, исчезая в очередном зарешеченном проеме. А на ее берегу, примерно в центре зала, Волков увидел остатки кирпичного фундамента, невысокий прямоугольник, пять на четыре метра.

«Нашли?»

– Что это?

– Фундамент, судя по всему.

– От чего?

– Надо историков спрашивать, – пожал плечами Шипилов. И внимательно посмотрел на Федора. – Вы думаете, что Призрак использует кладку для своих целей?

– Мне стало интересно, – опомнился Очкарик. – Согласитесь, увидеть под землей остатки строения…

– Неглинка не всегда текла по трубам.

– Да, я помню.

Волков сделал шаг к фундаменту, но остановился: не следует показывать Андрею, что именно кладка и есть его цель. Огляделся, кивнул на двери:

– Куда ведут?

– Эта возвращает нас в коридор, из которого мы вышли. – Шипилов указал на ту, что находилась рядом с выходным проемом. – А эта – в городские коммуникации.

На этот раз карта ему не потребовалась.

– Последний рубеж?

– Открыть ее можно только изнутри. Сигнализация. Датчики. Камеры.

И ни слова о ежедневной проверке. Интересно, почему зал закрыли на двенадцать лет?

Характеристики

Список файлов книги