Vadim_Panov_Ruchnoy_Privod (522909), страница 43
Текст из файла (страница 43)
– Не волнуйся, Семен, – не глядя на мужчину, проговорил Веснин. – Просто паралич. Ненадолго.
У Крестовской перекосило рот:
– Ты наслал на него паралич?
Она поверила, сразу поверила – слишком уж реальным было происходящее. Мария отлично знала Костылева и понимала, что он не остановился бы – подошел бы к Андрею, врезал ему… Не подошел. Не врезал. Тряпичной куклой шлепнулся в кресло.
Паралич.
– После смерти я научился кое-каким фокусам.
– Ты…
– Да, я, – подтвердил Веснин. – Сергей. Еще раз здравствуй, Маша.
Обездвиженный Костылев не мог даже мычать.
– Андрюша, – беспокойно произнесла Крестовская. – Мне кажется, ты принимаешь себя за кого-то другого. Я понимаю, ты пережил глубокий шок…
– Я пережил смерть, Маша, – усмехнулся Веснин. – И, пожалуйста, перестань называть меня Андрюшей.
Лежащий на столе телефон поднялся в воздух, медленно подплыл к женщине, остановился примерно в полуметре от лица и стал аккуратно разваливаться на части. Открылся корпус, на пол упал аккумулятор, SIM-карта, микросхемы…
– Хочешь, сделаю то же самое с тобой?
– Не надо, – хрипло ответила Мария. И зло прищурилась: – Ты вернулся!
Поверила.
Веснин проигнорировал вопрос. Задумчиво посмотрел на останки телефона, подошел, наступил на них ногой, после чего поднял взгляд на Крестовскую.
– Я понимаю, меня ты никогда не любила…
– Не любила?! Да я тебя ненавидела! – взорвалась Мария. – Ты испортил мне жизнь!
– Выходя за меня, ты казалась счастливой.
– Молодая дура! Откуда я знала, что ты окажешься таким уродом?! А твой ублюдок…
– Не смей так говорить!
– Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок! Вот кто твой ненаглядный Андрюшенька! Я смотрела на него и видела тебя. Твои глаза, твои волосы, твои повадки. Я ненавидела его так же, как и тебя!
– Не нужно говорить о моем сыне в прошедшем времени, – негромко попросил Сергей. – Он жив. – И выдержал многозначительную паузу. – А вот у тебя проблемы.
Мария поняла. На мгновение в ее глазах мелькнул страх, но она тут же взяла себя в руки. Откинула с лица прядь черных волос и высокомерно рассмеялась.
– Ты не посмеешь. Ты слишком сильно меня любишь, Сережа. Ты силен, но со мной ты тряпка. И это меня всегда веселило.
Да, она любила смеяться, глядя, как муж отводит взгляд, как останавливается занесенная для удара рука, как опускаются широкие плечи и он бредет прочь побитой собакой.
– Убирайся!
Раздутые ноздри, пылающие глаза, легкий румянец на скулах… Как когда-то, во время их страстных ночей.
«Красавица! Дикая красавица!»
Веснина захлестнула волна желания. Настолько сильная, что погасить ее не было никакой возможности. Движение в брюках не укрылось от внимания женщины и вызвало очередную порцию истеричного веселья.
– Тряпка! Ты хотел меня даже тогда, когда меня драли все твои дружки. Ты ходил вокруг и облизывался!
«Опомнись!»
– Слабак! А тогда, на вечеринке! Ты знал, зачем я отправилась в ванную, но делал вид, что ничего не происходит! А как я отрывалась, когда…
– Тихо.
Приказ? Пожелание? Шепот. Но слова застыли в глотке, так, словно Крестовская захлебнулась воздухом.
– После смерти я изменился, – сообщил Сергей.
И Крестовская поняла. Только сейчас, потеряв возможность говорить, она наконец-то осознала, что прежний Веснин умер. А новый – совсем другой.
– Не смей меня оскорблять.
Мария почувствовала, что снова может говорить.
И сказала:
– Убьешь меня – подставишь Андрея. Ты ведь в его теле. Наверняка есть свидетели, которые видели, как ты, точнее, он входил в наш дом. Хочешь, чтобы твоего сына обвинили в убийстве?
– Ни в коем случае.
Крестовская облегченно передохнула. Едва заметно. Совсем чуть-чуть. И призналась себе, что Веснин ее напугал. Впервые в жизни.
«Не расслабляйся! Дело еще не закончено!»
Веснина только предстоит нейтрализовать, соответственно, ей по-прежнему грозит опасность.
– Сережа, – с усталой грустью вздохнула Мария. – Я понимаю, наш брак оказался неудачным, никто из нас не получил того, что хотел. Увы, никто. Ты можешь мне верить, ты можешь мне не верить, но сейчас, после того, как… – Голос рассчитанно дрогнул. – После того, как я тебя потеряла… Я хочу сказать: мне очень жаль. – Крестовская отвернулась, но ровно настолько, чтобы Веснин сумел заметить покатившуюся из глаза слезинку. Сглотнула «подступивший к горлу комок» и гордо закончила: – Больше ничего.
Он думал, что ему будет трудно. Он думал, что придется вспоминать горящие глаза Пандоры и ее призыв идти до конца. Но, к его удивлению, этого не потребовалось.
Мастерски сыгранное раскаяние не произвело на Сергея никакого впечатления. Струны души остались неподвижны. Он принял решение, и он сделает то, что задумал. Сомневаться нужно было раньше.
– Я тебе верю, Мария, – проникновенно произнес Веснин. – Поверь и ты: мне тоже очень жаль. Я не должен был мучить тебя своей любовью.
«Поддается?!»
В глазах Крестовской засветился огонек. Сергей знал, что вызвали его не только слова, но и поднимающийся из кресла Костылев: Мария надеялась, что, увлекшись разговором с ней, Веснин потерял контроль над Семеном и теперь, стоя спиной к креслу, не заметит угрозу.
– Сережа, давай оставим все как есть, а?
Костылев тихонько выдвинул один из ящиков секретера и достал пистолет.
– Я обещаю, что больше не трону Андрея.
– Насчет этого я совершенно спокоен, – безжизненным голосом произнес Веснин. – Ты не тронешь моего сына. Никогда.
Костылев поднял оружие. Мария рассмеялась. А в следующий миг побелела – ствол был направлен на нее.
– Прощай, любимая.
Семен выстрелил, и в самом центре высокого лба Крестовской возникла безобразная красная дыра.
– Прощай.
Веснин тяжело вздохнул.
Костылев медленно вложил дуло пистолета себе в рот и, с ужасом глядя на черную сталь, принялся давить большим пальцем на спусковой крючок. Из его глаз текли слезы.
* * *
– Что хмурый, Федя? – осведомился врач. – Целый день молчишь.
– Похмелье у него, вот и хмурый, – сообщила вредная Валя, медсестра «Скорой». – Видишь, какой бледный?
– Я не бледный, – угрюмо отозвался водитель. – Я нормальный.
В обычный день Федор высказал бы Вальке, что он о ней думает, но сегодня скандалить не хотелось. Хотелось молчать, не напрягать лишний раз голову, а тупо и без приключений докататься до конца смены и отправиться спать.
– Накидались вчера? – не отступал врач.
– Угу, – подтвердил водитель.
– Повод был?
– Зачем? – Федор вздохнул и объяснил: – Настроение хорошее было.
– Ему, алкоголику, повод не нужен, – проскрипела вредная Валя.
Разве женщина способна понять, что хорошее настроение, приятная компания и теплый вечер – сами по себе повод? Не способна.
– Отстань.
– Пить просто так вредно, – улыбнулся врач. – Это я тебе как доктор говорю.
«И этот туда же!»
– Научные данные?
– Самые что ни на есть проверенные.
– Учту.
– Ему повод найти – что высморкаться, – вновь встряла медсестра. – Слышал: настроение хорошее. А у собутыльников его, Бизона с Бандерой, плохого настроения отродясь не бывало. Они квасят, а нам потом с ним ездить. Жизнью рисковать.
– Что за бизоны? – поинтересовался врач.
– Санитары из морга.
– Что-то я их не помню.
– Из старого морга, – объяснил Федор. – С «Малой Земли».
– А… я думал, тот морг прикрыли давно и на «Малой Земле» только Герман работает.
– Там сейчас полный комплект, – сообщила всезнающая Валя. – Герман, Виктор, это новенький патологоанатом, киномеханик, механик да два охламона при морге. Вот с ними Федя наш и пьет горькую.
– Не так уж и часто.
– Каждый день!
– Врешь.
Федор насупился и замолчал.
Голова действительно болела, во рту действительно «мыши нагадили», и за утро он уже успел принять полтора литра воды… но не только похмелье было причиной дурного настроения водителя. Не только.
Ночная поездка за водкой отложилась в памяти смутно. Бизон сказал, что заканчивается бухло. Потом выяснилось, что машина сломана. В смысле она была сломана с самого начала, но в горячке вечера Федор об этом позабыл. Потом вспомнил и сообщил. Да, точно – сообщил. В результате они поехали. Но вот откуда взялась уверенность, что с «Газелью» все в порядке, а главное – почему она действительно оказалась в порядке, Федор припомнить не мог. Вместо этого перед глазами всплывали горланящие песни Бизон с Бандерой, спящий на носилках этот… как его… старый хрыч, короче, и еще мельтешение «люстры».
Было весело.
Утром Федор привычно притащился в гараж, подписал лист и, лишь выехав на маршрут, вспомнил, что вчера вечером его «Газель» была безнадежно «убита». Поначалу водитель махнул на это обстоятельство рукой: постояла машинка, остыла, что-то случилось в ее механических кишках, что-то рассосалось или, наоборот, возникло, вот двигатель и заработал. Бывает, одним словом. Сосредоточился на дороге – как правило, это отвлекало его от похмельных симптомов, – мрачно съездил на три вызова, а когда собрался предложить заехать на бензоколонку, с удивлением обнаружил, что датчик «видит» полный бак горючего. Хотя вчера вечером оставалось не более половины.
«Может, ночью заправился?»
Поскольку большая часть деталей развеселого вояжа осталась за пределами восприятия, предположение выглядело весьма вероятным. Однако никак не объясняло, почему бак до сих пор полон.
«Датчик накрылся? В конце концов, вчера-то машина реально не заводилась…»
Выгрузив своих по четвертому адресу – «Здесь, судя по всему, высокое давление, – сообщил врач, покидая машину. – Так что мы ненадолго», – Федор тоже выбрался из кабины и остановился у капота. Не у бензобака, а именно у капота – предчувствие говорило, что разгадка неправильного поведения датчика кроется именно здесь. Закурил, с удовлетворением отметив, что руки почти перестали дрожать, после чего откинул крышку и заглянул внутрь.
– Ну?
На первый взгляд с двигателем все было в порядке.
А вот на второй…
– Черт! – Сигарета выпала из ослабевших пальцев и покатилась по асфальту. К счастью, бензобак пожилой «Газели» не протекал. – Что это?
Карбюратор представлял собой… не карбюратор. В смысле он вообще отсутствовал, а на его законном месте расположилась хитроумная система из нескольких зубчатых колес, маленькой ременной передачи, медных трубочек и двух черных коробочек. Поскольку двигатель «Газели» был заглушен, Федор разобрал негромкое тиканье, что доносилось из левой коробочки. В правой слегка жужжало.
– Вот ведь дрянь!
Захотелось зажмуриться, потрясти головой, а потом, открыв глаза, увидеть обычный карбюратор. Пусть неработающий. Пусть кувалдой раздолбанный. Но обычный. Не тикающий и не жужжащий.
Однако спешно проделанная процедура вожделенного результата не дала.
– Что за хреновина, а? – тоскливо осведомился Федор.
Никто не ответил. Получается, нужно разбираться самому.
Тем временем – судя по всему, под действием шока – всплыл еще один эпизод вчерашней попойки: усатый хрыч поднимается из-за стола и берет свой чемоданчик.
«Это было до того, как я сказал, что машина сломана, или после?»
Ответить на этот вопрос утомленная память не сумела. Она и так сделала больше, чем могла.
– Так не бывает, – прошептал несчастный Федор. – Карбюраторы не жужжат.
А в следующий миг из-за спины раздался знакомый голос:
– Чуть-чуть не успели, блин!
– Я же говорил, что раньше надо было доносить!
– Любопытный ты, Федька, будто жить не хочешь!
Водитель обернулся и мрачно посмотрел на Бизона и Бандеру.
– Господин старший помощник, он под капот залез!
– Мы ему ничего такого не говорили, а он залез!
– По собственной инициативе!
– Гад.
Неожиданное появление санитаров Федор, возможно, еще смог бы перенести, однако повернулся он слишком быстро, а потому увидел, ОТКУДА они вышли.
Из дверей лифта.
Распахнувшихся посреди кирпичной стены дома.
И как раз сейчас из них выходил высокий статный мужчина, за которым, опустив голову, семенил усатый.
«Черепаныч, – кстати вспомнил Федор. – Его зовут Черепаныч».
Последняя ясная мысль сменилась белым шумом. Взгляд водителя остановился, упершись в дверцы, нижняя челюсть отвалилась, а на ногах Федор остался лишь потому, что его поддержали Бизон с Бандерой.
– Обморок, господин старший помощник.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
