Vadim_Panov_Ruchnoy_Privod (522909), страница 20
Текст из файла (страница 20)
– Какое это имеет значение?
– Докажем, что ты и она – не одна семья, а две. И поделим наследство пополам.
– А если не докажем? Что будет в худшем случае?
– Худшего не будет, – отрезал Павел.
– И все же? Я хочу знать все возможные варианты.
Розгин поморщился, но ответил:
– Сергей не оставил завещания. Соответственно, Мария может заполучить почти все состояние, минус небольшие отступные тебе.
– Насколько небольшие?
– Ты сможешь закончить образование. Купить квартиру. Начать собственное дело. А может, не получишь ничего, кроме содержания от матери.
Родителям хорошо, они занимаются любовью, получают удовольствие, а детям потом жить.
– Будет суд?
– И довольно грязный, – хмуро ответил Розгин. – Мне придется рассказывать о твоей матери. А тебе придется слушать. Дерьмовое дело, если честно. Но еще более дерьмовым его делает то обстоятельство, что Мария предложила мне сделку.
Андрей удивленно поднял брови:
– Зачем?
– Затем, что сейчас только я могу ей противостоять, – объяснил Павел. – Только у меня есть возможность собрать сведения обо всех ее любовниках, проследить все ее передвижения по миру и заставить свидетельствовать тех, кто может рассказать о ее художествах. Есть люди, которые откроют рот только в том случае, если я их попрошу.
«Или надавит».
– Никто другой противостояние не осилит, и Мария это понимает. Потому и предложила мне десять миллионов. За бездеятельность.
Если бы Андрей знал Розгина хуже, он подумал бы, что адвокат указывает желаемый гонорар. Однако в свое время Сергей очень четко обрисовал сыну личность Павла, и юноша молча ждал окончания речи.
– Я любил твоего отца, Андрей, – негромко произнес адвокат. – Он сумел остаться настоящим человеком, мужиком, которому можно было верить на слово. Я исполню его волю. Буду биться за твое наследство.
– Спасибо.
– Пока не за что. – Павел помолчал. – Есть еще один нюанс, о котором ты должен знать, Андрей. В настоящее время Мария живет с человеком по имени Семен Костылев. А у него, по моим сведениям, назревают серьезные финансовые проблемы.
– Это важно?
– Не знаю, – ответил Розгин. – Но забывать об этом факте не следует.
* * *
Слезами делу не поможешь.
Криком, который издала Юля, увидев лестницу вместо двери, дело не ограничилось. Выскочив на площадку и удостоверившись, что глаза ее не обманывают, девушка впала в самую настоящую истерику. Она кричала, стучала кулаками по стенам, и ногами – по металлическому ограждению. Ругалась, звала на помощь, куда-то бежала, возвращалась, снова бежала. А потом забилась в уголок и долго плакала. Очень тихо.
И очень горько.
Когда слезы закончились, Юля трясущимися руками достала из сумочки пачку сигарет, с третьей попытки выдавила из зажигалки язычок огня, закурила и задумалась.
«Влипла!»
Во что она влипла и почему, девушка предпочла не гадать. Во всяком случае – пока. Сейчас нужно понять, как выбраться.
Двери заперты, выбить их не получается, а вскрывать замки она не умеет. Коридоры ведут в никуда. Окон нет, лестничная стена выложена из толстенных стеклянных кубиков, по прочности не уступающих кирпичу.
«Нужно было идти направо».
Юля лишь улыбнулась этой мысли. Судя по всему, налево или направо – не принципиально. Все равно влипла бы.
«Ты хотела тайну? Пожалуйста, вот тебе тайна».
Утешение слабое, но все же.
Девушка поднялась на ноги, бросила и раздавила окурок, поразмыслила и стала медленно спускаться по лестнице.
«Посмотрим, что нас ждет в подвале».
Сначала показалось, что тоже ничего интересного. Спустившись на один этаж, Юля оказалась точно в таком же коридоре, какой оставила наверху, только краска на стенах бежевая, да светильники горят тускло, будто напряжение низкое.
Единственным, что слегка разнообразило подвал по сравнению с первым этажом, был пожелтевший от времени плакат, озаглавленный: «Sie sind trotz der Kaution entflohen!»,2 с которого на девушку безмятежно таращились две небритые физиономии. Узколицый брюнет, с какими-то удивительно, даже нереально наглыми глазами, и сонного вида белобрысый здоровяк. Чуть ниже располагалось пояснение: «Cumysbythangireev Ahmet Ogly-Zade und Sekirbashka Mahmud-Mahmud». Поскольку немецкий Юля знала гораздо хуже английского, перевести текст дословно ей не удалось. Поняла лишь, что речь идет о каком-то мошенничестве, связанном с подпиской на строительство моста через Боденское озеро. За возвращение беглецов гарантировалась выплата в сто тысяч рейхсмарок.
Изучив плакат, Юля повернула направо, прошла несколько метров и остановилась перед черной металлической дверью с запирающим колесом посредине – то ли банковский сейф, то ли люк с подводной лодки. Поколебавшись, крутанула колесо и потянула дверь на себя, та подалась на удивление легко, широко распахнулась, и не ожидавшая такого подвоха девушка едва устояла на ногах.
Коридор наполнился тихим гулом – за дверью оказалась работающая машина.
– Кто там?
– Я! – обрадованная Юля стремительно вошла внутрь.
И резко остановилась, изумленно озираясь.
Машина? Котельная? Генераторная? Все вместе и ничего из этого.
Обширное подвальное помещение занимала огромная, сложная, иногда посвистывающая, а иногда поскрипывающая конструкция с массивными зубчатыми и ременными передачами, трубами, пыхтящими паром ящиками, манометрами, осциллографами, рычагами, верньерами и прочими хитроумными приспособлениями, надерганными из всех разделов журнала «Наука и техника». Юле показалось, что она попала во внутренности паровоза, соединенные с кремлевскими курантами и украшенные старинными электрическими приборами. Гудело, чавкало, дрожало. Справа что-то пыхтело, а слева, словно перекликаясь, позвякивало.
В самом же центре сплетения металлических кишок ловко сновал коренастый мужичок в замасленной спецовке. Увидев Юлю, он вытер руки ветошью, выбрался из механизма и дружелюбно протянул руку:
– Привет!
Наверное, следовало поздороваться, однако девушка смогла лишь пролепетать:
– Что это?
И указала на невероятную конструкцию.
– Ты что, обалдела? – Мужичок удивленно воззрился на Юлю. – Это же Ручной Привод!
* * *
– Он? – спросил сидящий за рулем «Юкона» здоровяк, пристально глядя на вышедшего из особняка юношу.
– Он, – подтвердил напарник. – Ты чего, забыл, что ли?
– Я не обязан помнить эту рожу, – отрезал здоровяк.
– Сейчас – обязан.
– А ты тогда на кой? – резонно отозвался водитель.
Второй бандит хмыкнул и поднес к губам рацию:
– Дато, что у тебя?
– Ментов не видно.
– Гоги?
– Все чисто.
Москва – густонаселенный город, в разгар буднего дня людей на улицах хватает, даже чересчур, но некоторые маленькие переулки живут по своим законам. Машин вдоль тротуаров много, припаркованы тесными рядами, а вот люди проходят редко.
Массивный «Юкон» отъехал от тротуара и медленно покатил по переулку за идущим к улице Андреем.
– Надо было брать щенка до того, как он вошел внутрь, – проворчал здоровяк.
– И сорвать запланированную встречу? – не согласился второй бандит. – Нет уж, надо все делать по уму, чтобы щенка как можно дольше не хватились. – И вновь включил рацию: – Внимание! Начинаем!
«Эх, мама, мама… Неужели ты действительно причастна к смерти отца?»
Розгин умен и знает правила. До тех пор, пока не будет железобетонных доказательств, он ни за что не обвинит Марию в преступлении. Но основания для подозрений у него весомые: финансовые проблемы нынешнего любовника Крестовской и попытка подкупа. Правда, первое на мотив не тянет: Мария любит только себя и вряд ли пошла бы на преступление ради очередного приятеля. Но неприятности у Костылева могли подтолкнуть Крестовскую к мысли, что пора завладеть состоянием мужа.
«Черт!»
Андрей не любил мать, но думать о ней как об убийце отца? Неприятно. Неправильно. Так не должно быть!
Но жизнь есть жизнь: весь век на детской карусели не прокатаешься, волей-неволей, а придется разбираться с паскудствами, которые тебе подбрасывают окружающие.
Андрей не хотел верить в то, что мать причастна к смерти отца, и уж тем более – что она собирается убить его самого. Обмануть, оставить без денег, подкупить адвоката, если не получится – судью, это в ее стиле. На это Крестовская пойдет не задумываясь. Возможно, Розгин прав: Мария нагулялась и хочет обрести настоящую независимость, заполучить положение в обществе, настоящее положение, а не титул «переходящего знамени». Но поднимет ли она руку на сына?
«Какой я ей сын, если разобраться? Пять лет ее не видел… – И тут же пришла другая мысль: – Мне грозит опасность?»
У отца был телохранитель, он же шофер. Валентин Петрович. Веснин-старший не вел опасных дел, умел договариваться, находить компромиссы, а потому не нуждался в многочисленной охране. Андрей, в свою очередь, до сегодняшнего разговора с Розгиным и представить себе не мог, что кто-то может желать ему зла, а потому дал телохранителю отца отпуск, объяснив, что ближайшие дни проведет дома. И вот, пожалуйста.
«Вернуть Петровича из отпуска? А как? Он вроде на курорт какой-то улетел. Обратиться в охранное агентство? Или к Павлу? Павел без труда найдет нужных людей».
«Но сочтет меня трусом!»
«Не будь дураком! Трусость не имеет никакого отношения к происходящему! Обычная осторожность. Если подозрения Павла оправданны…»
Если. Всегда это проклятое «если».
Страха не было, ибо юноша не верил, не хотел и не мог поверить, что Мария собирается его убить. Какой бы сукой ни была Крестовская, она все равно остается его матерью.
«А мать никогда…»
Додумать Андрей не успел.
Что произошло?
Ничего.
И все сразу.
Сколько это длилось?
Секунду. Нет, секунда это очень, очень много. Мгновение? Да, наверное, мгновение. Бесконечно долгое молниеносное мгновение. Наполненное светом и тьмой. Страхом и радостью. Стремительным полетом ввысь и резким падением. Болью и наслаждением. Жизнь не проносилась перед его глазами, только эмоции и ощущения.
Он кричал?
Да, наверное, кричал. Без звука. От радости, горя, боли и наслаждения.
От того, что стал свободным.
Его руки стали длинными, но они исчезли. Один шаг мог перенести его на тысячу километров, но куда-то делись ноги. Он понял, что умеет летать, но потерял нечто невероятно важное. Окунулся в бассейн, до краев наполненный счастьем, и захлебнулся в нем. Смерти не было, она дышала в затылок.
Сила и Вечность.
«Я получил все на свете!»
«У меня что-то забрали!»
А в следующий миг Андрей увидел самые настоящие звезды. Рядом. Совсем рядом. И понял, что сам стал звездой.
«Искрой».
От неожиданности здоровяк надавил на тормоз.
– Что происходит?
Парень, только что спокойно шедший по тротуару, вскрикнул и выгнулся дугой. Глаза выпучены, скрюченные пальцы царапают грудь, на лбу капли пота.
– Убили?
– Приступ?
В первое мгновение бандиты решили, что прозевали выстрел, что снайпер снял жертву у них под носом. Но где же кровь?
– Его трясет!
– Ломка? Он наркоман?
Парень перегнулся пополам, его вырвало на асфальт. Что делать? Счет на секунды, на мгновения. Отменять операцию или…
– Продолжаем! – приказал второй бандит. – Взять его!
– А если сдохнет? – Здоровяк оказался мастером глупых вопросов.
– Значит, нам не придется его убивать! – выдохнул напарник. – Ребята, вперед!
«Юкон» остановился напротив дергающегося Андрея, двое крепких мужчин подхватили юношу под руки и затащили на заднее сиденье.
– Мы тебе поможем, парень!
– Тут рядом больница!
– Дато, Гоги, что у вас?
– Все тихо.
– Уходим!
* * *
– Ты кто такая?
– Я… – обрадованная Юля едва не сообщила механику, что заблудилась, войдя в «Малую Землю».
Передумала в самый последний момент, когда слова уже были готовы сорваться с губ, проглотила звук, заправив его кашлем.
– Я… – Обманчивые коридоры, появляющиеся и исчезающие двери – пережитое заставило девушку вести себя осторожно. – Вот, пришла.
– Проверка, что ль? – осведомился мужичок, поглаживая усы.
– Ага, – с готовностью подтвердила девушка.
«А вдруг он спросит документы?»
Но подозрительность не входила в число добродетелей механика.
– Как звать?
– Юля.
– А я – Черепаныч. Чай будешь, проверка?
«Чай?! С лимоном и конфетами?»