Vadim_Panov_Ruchnoy_Privod (522909), страница 19
Текст из файла (страница 19)
– У тебя «гора» не меньше.
– Меньше.
– Это потому, что Черепаныч пишет, а не я.
– Тебе раз доверили…
– Я не виноват, что вы плохо читаете римские цифры!
– Это были просто черточки!
– Ты идиот, брат Бизон! Если ты плохо учился в школе…
– Благодаря необычности своего явления, кометы, затмения и метеориты, которые обычно называли «падающими звездами», вызывали неподдельное изумление у людей древности, – безапелляционно заявил стоящий в углу приемник. – Им приписывали такие стихийные бедствия, как бури, наводнения и землетрясения. В зороастризме падающие звезды рассматривались как демонические сущности, которые изменяют космический порядок, определяемый системой неподвижных звезд…
Арчибальд, на правах хозяина помещения, поднялся и выключил радио.
Игроки переглянулись.
– Кстати, о сущностях, изменяющих космический порядок, – буркнул Черепаныч. – Кто-нибудь знает, где Ясень?
– Появился с утра невыспавшийся и сказал, что поехал квартиру смотреть, – наябедничал Бизон.
– А то он такой бездомный, что девушку некуда пригласить, – хихикнул Бандера и доложил: – К Зинке спать ездил.
– Кто к ней только не ездил… – задумчиво протянул Карбид.
– Да уж, Ясень не стал оригинальничать, – рассмеялся Бизон, принимая карты.
– Кстати, Герман, как он тебе?
Спросил Черепаныч, но, судя по тому, с каким напряжением четыре пары глаз уставились на коменданта, вопрос интересовал всех. Арчибальд вытащил изо рта трубку, чтобы лучше слышать. Из-под его стула помахивал полосатый хвост.
– Молодой, – коротко ответил Карбид.
– Ясень старше тебя, – негромко напомнил Бизон.
– И много видел, – неожиданно серьезно добавил Бандера.
Вместо коменданта ответил механик:
– Идеалисты поздно взрослеют, – и цокнул языком.
Аскольд Артурович согласно кивнул.
– Злой он, – буркнул Бандера. – Я злых чую.
– Тоже мне, собака-поводырь, – шикнул на приятеля Бизон. – Чуять на кухне надо, где мясо варится, а где картошка. С «искрой» однозначно никогда не получается.
– Сам ты собака, брат Бизон! Помнишь, как Ясень про Горелого сказал?
– Он Горелого не знал совсем.
– Ну и что? Уважение должно быть в человеке. В конце концов, они из одного Царства.
– Ясень не злой, он марку держит, – поддержал Бизона Черепаныч. – Хочет суровостью авторитет набрать.
– Какая, к чертовой матери, суровость?! – распалился Бандера. – Злой!
Белобрысый здоровяк завелся не на шутку, еще минута и он начнет орать, доказывая свою правоту, а то еще и подерется. Не с Черепанычем, конечно, а с Бизоном. Бандера всегда, когда хотел дать в репу механику или коменданту, начинал драться с приятелем – безопаснее. Карбид, верно оценив состояние белобрысого, собрался было вмешаться, однако Черепаныч справился сам.
– Однажды, когда я странствовал по Малой Азии и Малороссии, мне довелось играть за харчи четвертый бубен в медитативном оркестре ивано-франковского дурдома… – Повествование велось в жесткой, внушающей манере и заставило Бандеру прислушаться. – Разучивали мы, как сейчас помню, Гайдна, но споткнулись, и дирижера нашего изнервировали так, что он, несмотря на склонность к самосозерцанию, угодил в кризис. Поскольку прерывать репетиции главный врач не решился – впереди маячил межотраслевой конкурс домов печального образа, – назначил он нам нового дирижера. Как позже выяснилось – из шизофреников. Вот он, доложу тебе, Бандера, был злой. Помню, за бубен меня укусил в пылу. Другой бы на его месте подавился, а этот только слюну пустил и пошел себе дальше. Во-от…
Спрашивать у Черепаныча, почему он вспомнил именно эту историю, было бесполезно. Механик доставал байки из запасников памяти по принципу, известному только ему одному. Иногда рассказы казались совершенно не соответствующими ситуации, но перебивать Черепаныча никто не решался. Сидели и слушали.
– Виктор сам еще не знает, что делать, – закончил механик. – Он ищет.
Все снова посмотрели на Карбида. Тот аккуратно положил на стол две последние карты и улыбнулся:
– Или Ясень будет с нами, или его здесь не будет. – И поднялся на ноги. – Играйте, я скоро вернусь.
Енот попытался двинуть следом, однако уперся в захлопнувшуюся дверь, обиженно хрюкнул и направился за утешением к Аскольду Артуровичу.
Юля медленно подошла к крыльцу «Малой Земли», постояла несколько минут, дотягивая сигарету и надеясь, что возле корпуса кто-нибудь появится, не дождалась, бросила окурок в ржавую урну, поднялась на пять щербатых ступенек и потянула ручку двери на себя. Скрипнули петли. Изнутри потянуло холодом.
«Из морга?»
Шутка не удалась, напряжение усилилось.
«Входить или нет?»
Откуда взялись сомнения? Из глупого предположения, что здесь, на «Малой Земле», убивают людей и извлекают из них органы? Да, наверное, из него. Тоже. А еще Юля колебалась потому, что за двадцать минут наблюдений за зданием никто в него не входил и не выходил. Ни одна живая душа не потревожила покой «Малой Земли». И это в разгар рабочего дня! В больнице!
«Тебе ведь говорили, что здесь все резервное: котельная, морг, анатомический театр… Сюда никто не ходит».
Но неприятные ощущения тихим морозцем сковывали волю, не позволяя войти в здание обычным, спокойным шагом.
«Не будь дурой!»
Девушка решилась, переступила порог – дверь скрипнула, закрывшись за спиной, – и громко спросила:
– Есть кто-нибудь?
Вопрос умер в пустом холле.
Два больших окна, крашенные зеленым стены, потемневший от времени паркетный пол, коридор налево, коридор направо, две двери прямо, а между ними – выход на лестничную площадку.
– Есть кто-нибудь?
Холодно. И тихо.
«Бродит ли здесь призрак повесившейся девушки?»
Юля неуверенно сделала еще пару шагов, вновь осмотрелась – никого, подошла к висящему на стене объявлению и с удивлением прочитала:
«Лучше направо».
Из кинозала Карбид вышел подчеркнуто неспешно, вразвалочку, однако, оказавшись в коридоре, резко сменил темп, быстрым шагом добрался до лифта, вошел в него и вывел из спящего режима вмонтированный в стенку компьютер. Через несколько секунд на мониторе появилось изображение идущей по коридору девушки.
– Добрый день, Юля, – улыбнулся Герман. – Вот мы и встретились.
Каким образом она заблудилась?
Юля не понимала, абсолютно не представляла, как такое могло случиться, и это непонимание подпитывало зарождающуюся панику.
«Держи себя в руках!»
Но получалось, говоря откровенно, плохо.
Выглядевшая крошечной снаружи, изнутри «Малая Земля» оказалась значительно большей, чем ожидалось. Девушка предположила, что крылья уходили назад, скрывались за фасадом, не подумав о том, что корпус стоял практически вплотную к забору подстанции «Скорой помощи» и тянуться крыльям, собственно, было некуда.
Не подумала.
Прочитав объявление, Юля, само собой, отправилась налево – подчиняться дурацкой надписи она не собиралась. Прошла по коридору, который неожиданно стал выгибаться дугой, свернула в крыло, надеясь наткнуться на морг или анатомический театр, но в результате оказалась в тупике. Окно, которым заканчивался коридор, наглухо заложено кирпичом, а все двери – заперты на ключ.
Юля пожала плечами, развернулась, намереваясь вернуться в холл, вышла из тупикового крыла, но через несколько шагов сообразила, что коридор стал изгибаться в другую сторону.
«Не туда свернула?»
Девушка вновь развернулась, однако проход в тупиковое крыло теперь закрывала дверь, на которой висела маленькая табличка: «Посторонним вход воспрещен».
Минуту назад двери не существовало.
– Что происходит?
«Я очень хорошо помню тот момент. Я протрезвел мгновенно, хмель будто рукой сняло. Голова ясная-ясная, ничего не туманит… И страшно. Не из-за чего. Непонятно почему. Просто стало страшно…»
Так говорил доктор Халидов.
У Юли затряслись губы.
– Это шутка?!
Вопрос змеей скользнул по коридору.
– Как мне выйти?
Тишина.
Куда идти? Направо? Налево? Или прямо? Дверь закрыта на обычную защелку, фактически открыта. Проход защищала только надпись.
«Если посторонним нельзя, значит, там служебные помещения. И наверняка именно там сидят сейчас местные. Жрут небось, время-то обеденное. Поэтому никого нет. Да, они обедают!»
Юля открыла дверь, сделала несколько шагов по коридору и громко позвала:
– Есть кто-нибудь?
Никого.
Находящийся за дверью коридор не был похож на то крыло, которое девушка исследовала несколько минут назад. Он был значительно короче – с каждой стороны всего по две двери, а стены выкрашены голубой краской.
«Я что, схожу с ума?»
Юля повернулась и закричала от страха: двери не было. Вместо нее появилась лестничная клетка.
* * *
В отличие от многих своих коллег, Павел Розгин не грезил офисом в модном месте. Не стремился поближе к Старой площади или Сити. Зачем? Классика всегда в цене, а московская классика – Пречистенка, знаменитая «Золотая Миля», место, где квадратный метр стоит дороже, чем на нефтяных полях Саудовской Аравии, а блестящие лимузины шелестели по асфальту не резиной, а пачками наличных. Именно здесь, в одном из тишайших и дорогущих переулков, прятался небольшой уютный особняк, полностью занятый юридической компанией Розгина. Никаких соседей, никаких арендаторов, только видный, но малоизвестный широкой публике адвокат и его подчиненные.
Дорогу в особняк Андрей знал хорошо, потому что не один раз приезжал с отцом к Павлу – Сергей Веснин постепенно вводил сына в курс дел, однако в одиночестве молодой человек оказался здесь впервые. Разницы, впрочем, не ощутил. Вышколенные охранники Андрея узнали, пропустили без вопросов, примчавшаяся девушка проводила юношу в комнату переговоров, стены которой украшали два подлинника Кандинского, предложила кофе и тихо растворилась, получив отрицательный ответ. Розгин тоже не заставил себя ждать, появился через минуту после ухода девушки, за руку поздоровался с юношей и плюхнулся на диван. Именно плюхнулся, подчеркивая, что дела делами, но они с парнем люди близкие, а потому этикет можно оставить за дверью. Тем не менее тон беседы оказался предельно деловым:
– Андрей, мы должны серьезно поговорить.
– Для этого я и пришел, так ведь?
– И этот разговор тебе не понравится, – закончил адвокат.
– Почему-то я не удивлен.
Павел улыбнулся.
Розгин был умным, удачливым и весьма известным в узких кругах специалистом по юридическим вопросам. Однако узким этот круг был только количественно, по качеству он мог дать сто очков вперед любым «широким слоям». Достаточно сказать, что пропуском в переговорную Павла служило состояние от пятидесяти миллионов – на других людей у Розгина элементарно не оставалось времени. Он специализировался на международном праве и консультировал тех, кто вел или собирался вести серьезные дела за пределами России. Бульдожья хватка и обширные связи снискали Розгину славу едва ли не всемогущего адвоката, а знаменитая щепетильность – Павел не воровал и не болтал – вызывала уважение и доверие. Другими словами, лучшего душеприказчика Веснин и желать не мог.
– Вчера вечером я разговаривал с твоей матерью.
– Сочувствую.
– Шутка хорошая, но неуместная.
– Извини.
– Не за что, – помолчав, произнес Розгин. – Я просто хочу, чтобы ты относился к ситуации предельно серьезно. Смеяться будем потом.
– Какие у меня проблемы?
– Семейные.
Мария Крестовская была моложе Сергея Веснина на пятнадцать лет. Красивая и умная девочка из хорошей, но не очень богатой семьи. Она вышла за Сергея очень рано, на третьем курсе института. Не смогла выдержать напор пораженного в самое сердце Веснина, который – буквально – швырнул к ногам избранницы весь мир. Вышла из-за денег? Чтобы вырваться из-под родительской опеки? Под влиянием романтического порыва? Кто знает? Как бы там ни было, к семейной жизни Мария оказалась совершенно неприспособленной, не нашлось в ее голове раздела «Семейные ценности». Мария продержалась всего три года, а вскоре после рождения сына начались интрижки. «Останусь ночевать у подруги», «Съезжу с Алисой в Париж, прошвырнемся по магазинам», длительные вечерние походы в «фитнес-клуб». Некоторое время Веснин-старший терпел, затем начались скандалы. Взаимные обвинения, битье посуды, шумные примирения в спальне и… новый круг. Семь лет назад Мария ушла совсем. Улетела с очередным любовником в Рим и отказалась возвращаться. Окружающие решили, что все наконец закончилось, однако Сергей не стал настаивать на разводе. Резонами своими ни с кем не делился, но, судя по всему, надеялся, что Мария вернется. Крестовскую такое положение дел полностью устраивало, ведь деньги Сергей перечислял регулярно. Незадолго до смерти мужа Мария вернулась в Москву, однако времени, чтобы встретиться с кем-нибудь из Весниных, не нашла, все ее внимание было приковано к новому другу.
– Жаль, что твой отец не развелся с Марией, – ровно произнес Розгин.
– Он не хотел.
– Я знаю. И все равно жаль. Безоглядная любовь хороша в мелодрамах, в реальной жизни она конкретно мешает.
– Мне?
– Мария претендует на наследство. Логично, учитывая что она супруга.
Действительно логично. Андрей не удивился. Спросил только:
– А я?
– В самом лучшем случае ты потеряешь половину. Если мы сумеем убедить судью, что Мария давно живет вне семьи и не занималась твоим воспитанием.