king_istoriya_lizi (522908), страница 66
Текст из файла (страница 66)
Дули взвыл и отбросил Лизи. Она полетела в высокую траву, упала на спину, потом поднялась на ноги, пытаясь протолкнуть воздух через сдавленное горло. Дули согнулся пополам, наклонив голову, сунув руки между ног – эту болезненную позу Лизи запомнила после одного инцидента при качании на доске на школьном дворе. Дарла тогда ещё буднично так сказала: «Вот и ещё одна причина порадоваться, что я – не мальчик».
Аманда бросилась на Дули.
– Анда, нет! – крикнула Лизи. Даже с едва не открученными яйцами Дули не потерял быстроты. Легко увернулся от Аманды, ударил костлявым кулаком. Другой рукой сорвал очки ночного видения, пользы от которых больше не было, швырнул в траву, выругался. Даже толики здравомыслия не осталось в этих синих глазах. Он мог быть одним из тех мертвяков в «Голодных дьяволах», вылезающих из колодца с тем, чтобы отомстить.
– Я не знаю, где мы, но я могу сказать вам одно, миссас: вы никогда не вернётесь домой.
– Если только ты меня не поймаешь, тогда кто и не вернётся домой, так это ты, – ответила Лизи. Снова рассмеялась. Дули пугал её (чего там, страшил), но ей так нравилось смеяться, возможно, потому, что она знала: смех – её нож. Каждый смешок, вылетающий из её саднящего горла, всё глубже загонял лезвие в его плоть.
– Не смей смеяться надо мной, сука! – взревел Дули. – Не смей, чёрт бы тебя побрал, – и побежал к ней.
Лизи развернулась, чтобы дать дёру. Но не сделала и двух шагов к тропе, уходящей в лес, когда услышала, как Дули вскрикнул от боли. Обернувшись через плечо, увидела, что он стоит на коленях. Что‑то торчало из его предплечья, и рубашка в этом месте быстро темнела. Дули поднялся на ноги и с ругательством за что‑то схватился. Выдернуть не получилось. Лизи увидела нечто жёлтое. Дули вновь вскрикнул от боли, свободной рукой ещё раз попытался освободиться.
Лизи всё поняла. Догадка пришла как откровение, и она не сомневалась, что всё так и было. Дули побежал за ней, но Аманда выставила ногу, о которую он споткнулся и упал на перекошенный деревянный крест на могиле Пола Лэндона. А теперь вертикальная стойка торчала из его бицепса, как огромная шпилька. На этот раз Дули её выдернул. Ещё больше крови потекло из открытой раны, алое проступило на локте. Лизи знала, что должна поторопиться и не позволить Дули выместить свою ярость на Аманде, которая лежала чуть ли не у его ног.
– Тебе блоху не поймать, не то что меня! – звонко выкрикнула она, показала Дули язык, растопырила пальцы, вставила большие в уши и покрутила кистями.
– Сука! Блядь! – проорал Дули и бросился к ней. Лизи побежала. Она больше не смеялась, боялась смеяться, но улыбка всё‑таки гуляла по губам, когда её ноги нашли тропу, и она помчалась в Волшебный лес, где практически наступила ночь.
6
Указатель «К ПРУДУ» исчез, но как только Лизи пробежала первые несколько десятков футов тропы (более светлая тропа, казалось, плавала среди тёмных масс деревьев), впереди раздались первые смешки. Хохотуны, подумала она и рискнула оглянуться, решив, что её дружок Дули, услышав этих крошек, может передумать и…
Но нет. Дули никуда не делся, она видела его в последних ошмётках уходящего света, потому что он её настигал, буквально летел над тропой, несмотря на чёрную кровь, которая теперь покрывала рукав от плеча до запястья. Лизи споткнулась о выступающий из земли корень, едва не упала, лишь каким‑то чудом удержалась на ногах, прежде всего потому что напомнила себе: если она упадёт, Дули через пять секунд окажется на ней. И тогда последним, что она почувствует, будет его жаркое дыхание, последним, что долетит до её ноздрей, будет аромат окружающих деревьев, меняющихся с наступлением ночи, переходящих в более опасную ипостась, последним, что она услышит, будет безумный смех этих гиеноподоб‑ных тварей, живущих в глубине леса.
Я слышу его тяжёлое дыхание. Я слышу его тяжёлое дыхание, потому что он приближается ко мне. Я бегу на пределе скорости (и долго так не протяну), но он всё равно бежит быстрее меня. Почему перекрученные яйца не притормаживают его? Почему не притормаживает потеря крови?
Ответ на оба вопроса был прост, чистая логика, ничего больше: они притормаживали. Если бы не перекрученные яйца и потеря крови, он бы её уже догнал. Лизи бежала на третьей передаче. Попыталась врубить четвёртую и не смогла. Вероятно, не было в ней четвёртой передачи. За её спиной шумное и учащённое дыхание Джима Дули становилось всё громче, всё ближе, и она знала: через минуту, может, меньше, она почувствует, как его пальцы первый раз хватаются за рубашку на спине. Или за её волосы.
7
Тропа пошла вверх, тени становились всё гуще. Лизи подумала, что наконец‑то начинает чуть‑чуть отрываться от Дули. Оглянуться она не решалась, но молила Бога, чтобы Аманда не последовала за ними. На холме Нежного сердца, возможно, было безопасно, как и у пруда, но вот в этом лесу о безопасности не могло быть и речи. И главная опасность, конечно же, исходила не от Дули. Теперь она уже слышала слабое, мечтательное позвякивание колокольчика Чаки Гендрона, который Скотт украл в другой жизни и повесил на ветке на вершине следующего подъёма.
Лизи увидела впереди более яркий свет, теперь не красновато‑оранжевый, а розовое умирающее пламя заката. Оно прорывалось сквозь толщу деревьев. И на тропе стало чуть светлее. Лизи теперь видела её пологий подъём. За этим подъёмом, она помнила, тропа уходила вниз, вилась по ещё более густому лесу, прежде чем выходила к большой скале, за которой находился пруд.
«Не смогу добраться туда, – подумала Лизи. Жаркое дыхание с хрипом вырывалось из горла, в боку начало колоть. – Он догонит меня на середине этого подъёма».
Ей ответил голос Скотта, вроде бы смешливый, но под смехом на удивление злой. Ты пришла сюда не для этого. Давай, любимая – СОВИСА.
СОВИСА, да. «Энергично поработать, когда сочтёшь уместным». Действительно, если не сейчас, то когда? И Лизи принялась штурмовать подъём, мокрые от пота волосы облепили череп, руки работали как поршни. Она набирала полную грудь воздуха, шумно и быстро выдыхала. Она мечтала о сладком привкусе во рту, но последний глоток из пруда она отдала этому безумному долбецу, который преследовал её, и сейчас во рту стояли только горечь и усталость. Она слышала, как он сокращает разделяющее их расстояние, уже не кричит, экономит силы. В правом ухе пронзительно зазвенело, потом в обоих запах. И хохотуны смеялись уже гораздо ближе, словно хотели увидеть, как Дули накинется на свою жертву. Она чувствовала, как изменяется аромат деревьев, сладость уступала место чему‑то резкому вроде запаха древней хны, которую она и Дарла нашли в ванной бабушки Ди после её смерти, ядовитый запах, и…
Это не деревья.
Хохотуны разом смолкли. Так что стало слышно шумное дыхание Дули, который изо всех сил бежал за ней, пытаясь свести на нет те несколько футов, что ещё их разделяли. И она вдруг подумала о руках Скотта, обхвативших её, о Скотте, прижимающем её к своему телу, о шёпоте Скотта: «Ш‑ш‑ш‑ш, Лизи. Ради своей жизни и моей, теперь ты должна вести себя тихо».
Она думает: «Он не лежит поперёк тропы, как в прошлый раз, когда Скотт пытался добраться до пруда в 2004‑м. Сегодня он где‑то рядом с тропой, как это было, когда я попала сюда той жутко морозной зимой».
И когда Лизи наконец‑то увидела колокольчик, висящий на полусгнившей верёвке, в последнем свете уходящего дня, Джим Дули рванул вперёд изо всех сил, и она почувствовала, как его пальцы скользнули по рубашке, пытаясь хоть за что‑то зацепиться, хотя бы за тесёмки бюстгальтера. Ей удалось подавить крик, который уже поднимался из горла, поймать, можно сказать, у самых губ. Собрав остатки сил, она прибавила скорости, но, наверное, ей бы это не помогло, если бы Дули не споткнулся и не упал с криком: «Ах ты, СУКА!» Лизи подумала, что о крике этом он будет сожалеть до конца жизни.
Ждать который, возможно, придётся не так уж и долго.
8
Вновь застенчиво зазвенел колокольчик, висящий на когда‑то (Заказ готов, Лизи! Поторопись!) Колокольчиковом дереве, которое теперь стало Колокольчиково‑Лопатным. Там она и была, лопата Скотта с серебряным штыком. Когда Лизи оставляла её (следуя мощному интуитивному импульсу, смысл которого поняла только сейчас), Волшебный лес наполнял истерический смех хохотунов. Теперь же в лесу слышалось только её тяжёлое дыхание да ругательства Дули. Длинный мальчик спал (по крайней мере дремал), и крик Дули разбудил его.
Может, всё так и было задумано, но легче от этого не становилось. Просыпающийся шёпот не таких уж и инородных мыслей в подсознании вселял ужас. Мысли эти напоминали не знающие покоя руки, которые искали расшатанные доски или проверяли, надёжна ли крышка, закрывающая колодец. Она вдруг начала вспоминать те кошмары, с которыми сталкивала её жизнь: два окровавленных зуба, которые однажды увидела на полу в туалете кинотеатра, двух маленьких детей, которые горько плакали, обнимая друг друга, рядом с маленьким магазинчиком, запах мужа, лежащего на смертном одре, не отрывающего от неё горячих глаз, бабушку Ди, умирающую на птичьем дворе, её подёргивающуюся ногу.
Ужасные мысли. Ужасные образы, те, что возвращаются, чтобы пугать тебя ночью, когда луна заходит, лекарства выпиты и время застывает.
Другими словами, дурная кровь. От которой её отделяли лишь несколько деревьев.
И тут…
В этот почти что идеальный, нескончаемый момент, здесь и теперь.
9
Жадно хватая ртом воздух, хрипя, с грохочущими в ушах ударами сердца, Лизи наклоняется, чтобы схватиться за лопату с серебряным штыком. Её руки, которые знали, что нужно делать восемнадцать лет назад, знают своё дело и теперь, хотя голову переполняют образы утрат, боли и рвущего сердце отчаяния. Дули приближается. Лизи слышит его. Он больше не сыплет ругательствами, но она слышит приближение его дыхания. И с ним предстоит сойтись в ближнем бою, более ближнем, чем с Блонди, и пусть у этого безумца огнестрельного оружия нет, если Дули успеет схватить её, прежде чем ей удастся повернуться…
Но он не успевает. Не совсем успевает. Лизи поворачивается, как бэттер, отбивающий подачу. Взмахивает лопатой что есть силы. Серебряный штык ловит последний розовый отсвет, и его набирающая скорость верхняя кромка по пути цепляет колокольчик. Он звякает в последний раз (ДЗИНЬ!) и улетает в темноту, таща за собой хвост из полусгнившей верёвки. Лизи видит, как лопата движется вперёд и вверх, думает: «Срань Господня! Я действительно вложилась в этот удар!» А потом плоской частью штык входит в соприкосновение с набегающим на лопату лицом Джима Дули. Удар не звонкий, не тот звук, который она помнит по Нашвиллу, более глуховатый. Дули вскрикивает от изумления и боли. Его сшибает в сторону, с тропы и под деревья, он размахивает руками, пытаясь сохранить равновесие. У неё есть лишь мгновение, чтобы увидеть, что нос Дули свёрнут в сторону, аккурат как у Коула; увидеть, что кровь хлещет изо рта, как из углов, так и по центру. Потом улавливает движение справа от себя, недалеко от того места, где трепыхается Дули, не оставивший надежду удержаться на ногах. Движется что‑то огромное. И тут же мрачные и пугающие грустные мысли, заполняющие её сознание, становятся ещё мрачнее и грустнее. Лизи думает, что они убьют её или сведут с ума. Но потом направление этих мыслей меняется, и одновременно перемещается существо, которое совсем близко. Лизи слышит, как хрустит листва, как ломаются деревья и кусты. И внезапно существо уже здесь. Длинный мальчик Скотта. И Лизи понимает: как только она увидела длинного мальчика, прошлое и будущее стали всего лишь грёзами. Как только ты видишь длинного мальчика, есть только (ох, дорогой Иисус)… есть только один‑единственный миг настоящего, который уже никогда не закончится.
10
Прежде чем Лизи осознала, что происходит, и, уж конечно, до того, как успела к этому подготовиться (хотя абсурдна даже мысль о том, что к такому можно быть готовым), длинный мальчик возник перед ней. Тварь с пегим боком. Живое воплощение того, о чём говорил Скотт, когда заводил речь о дурной крови.
Она увидела огромный пластинчатый бок, словно покрытый треснувшей змеиной кожей. Тварь двигалась сквозь деревья, ломая одни и сгибая другие, Лизи даже показалось, что тварь проползла сквозь два самых больших. Такого, конечно, быть не могло, но именно это впечатление сложилось у Лизи. Никакого запаха не чувствовалось, только слышался неприятный звук, какое‑то шуршание, что‑то утробное; наконец появилась бесформенная голова чудовища, выше деревьев, заслонившая небо. Лизи увидела глаз, мёртвый, но всё видящий, чёрный, как вода на дне колодца, и широкий, всматривающийся в неё сквозь листву. Она увидела пасть на этой огромной морде и интуитивно поняла, что те, кто попадает в неё, не умирают в полном смысле этого слова, но живут и кричат… живут и кричат… живут и кричат.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
