ostapenko_yuliya_igry_ryadom (522881), страница 61

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 61)

Тень надо мной стала гуще. Темные капли стали срываться со шлема Рыцаря мне на лицо. Несколько упало на губы, и я слизнул их. Снова этот странный вкус. Такой странный…

Ноги Рыцаря снова зашевелились. Рука в железном наруче потянулась к моему лицу, холодные стальные пальцы прикоснулись к губам. Я почувствовал, как ржавчина царапает мне кожу.

Ржавчина. Вот что это за привкус…

Я приоткрыл губы и медленно лизнул ржавую сталь. Горькая дождевая вода потекла в мое горло.

Ржавый Рыцарь поил меня своей кровью.

Я пил ее, не отказываясь, не думая, не колеблясь — я просто знал, что должен ее пить. И с каждым глотком, отдававшимся мучительной резью в горле, я все больше чувствовал себя живым. Дождевая вода, смешанная со ржавчиной, текла по моим жилам, и я вдруг почувствовал, как во мне гулко, натужно ударило сердце. Сначала один раз, потом другой, прогоняя новую кровь по моему телу. Эта кровь была вкусной. Горькой, но такой вкусной.

Йевелин.

Я приподнял голову, пытаясь осмотреться. С неба сыпались мокрые листья, их становилось все больше, они опадали мне на ноги и грудь, а потом соскальзывали дальше, на землю. Беззвучно, безотказно. Деревья вокруг были голыми и черными, а земля оранжево‑желтой, мучительно яркой, только справа эта роскошная влажная ткань грубо разрывалась двумя черными бездонными дырами. Выброшенная из них земля уже успела почти полностью скрыться под золотистым ковром, но я все равно чувствовал ее запах. Я и сам был в земле, и заметил это только сейчас. Я весь был в мокрых желтых листьях и влажной, холодной, липкой земле.

Йевелин я увидел чуть в стороне. Она сидела лицом к Железной Деве, верхом на ней, крепко сжав ее бедра коленями, будто они занимались любовью. Ее лицо заслоняли волосы — грязные, спутанные, свалявшиеся. Стальная Дева смотрела на нее, улыбаясь блестящими железными губами, а змеи беззвучно извивались, сверкая от потоков дождевой воды. Одну из змей Йевелин держала обеими руками. Голова змеи была у нее во рту, и Йевелин неистово, яростно сосала ее, плотно зажмурив глаза. Мысль, скользнувшая у меня в голове, была чудовищно непристойной, но я не почувствовал вины — только вспомнил Юстаса, который говорил, что Йевелин умеет что‑то делать… так хорошо умеет… она одна…

Она одна умеет пить змеиный яд. И только я умею пить дождевую воду, смешанную со ржавчиной. Для каждого своя кровь — мы ведь совсем разные, мы никогда не были похожи.

Только почему она жива?

— Йевелин… — сказал я, и она обернулась. Мертвая змейка выскользнула из ее губ и безжизненно повисла. Стальная Дева откинула змейку за спину, словно прядь волос. Впрочем, это ведь и была прядь волос.

Йевелин смотрела на меня, а я смотрел на нее. Она была такой грязной, бледной, измученной. Но живой. Я не понимал, как такое возможно. Я видел, как Ристан перерезал ей горло. Одним коротким, мощным рывком. В складках его рясы было просто спрятать нож, но я подумал об этом, только когда увидел алую пропасть, разверзающуюся на шее женщины, с которой мы создали что‑то третье… Это было уже после того, как по моей собственной груди хлынул поток горячей липкой крови. Мне не было больно — но ей было, я видел это в ее глазах. Там было столько растерянности, и обиды, и… и немного, по‑детски доверчивого: «Как же так?» А потом пришла настоящая тьма, и там не осталось даже отсутствия ощущений.

И вот теперь она здесь, и я тоже здесь, мы смотрим друг на друга, и я не вижу на ее шее даже шрама. Но ведь это невозможно. Должен остаться хотя бы шрам…

Не должно так сильно пахнуть землей.

Я приподнялся, неловко встал, опираясь о землю. Рука наткнулась на прилипший к грязи лист, поползла, едва не вынудив меня упасть. Я выпрямился. Йевелин уже стояла на ногах. Между нами было три шага, но мы не могли их сделать. Просто смотрели друг на друга, с легким, обиженным удивлением, и по нашим лицам стекал дождь.

— Ты… — она запнулась, видимо, испугавшись хриплости своего голоса, нерешительно прочистила горло, поднеся ладонь к груди. Ее пальцы мелко дрожали от холода. — Ты… ты такой грязный.

И тогда я всё‑таки обнял ее. Не очень крепко, просто, чтобы почувствовать тепло ее тела. Оно было не просто теплым — горячим, пульсирующим каждой своей клеткой. Йевелин опустила голову мне на плечо, тихо вздохнула, и вот так мы и стояли посреди осени, под мокрыми желтыми листьями, соскальзывающими с наших тел на влажную землю.

Потом Йевелин подняла голову и взглянула мне через плечо. А я взглянул через ее плечо и увидел Стальную Деву, смотревшую на нас.

— Зачем они это сделали? — еле слышно сказала Йевелин. — Зачем они…

Она задохнулась и умолкла. Правильно, Йев, лучше не произносить этого слова. Это хорошее слово… но у него, как и у всех остальных, только одно значение, и это значение подразумевает, что мы пахнем землей не потому, что лежали на ней. Поэтому лучше не надо об этом… не надо.

— Если мы сейчас скажем им остановиться… они остановятся?..

Боги, Йев, разве я могу знать? Они отдали нам свою кровь, чтобы у них оставалась возможность сделать то, что они собирались сделать с самого начала. Мы не так должны умереть, Йев, не здесь. Ты ведь понимаешь?..

Я понимаю.

Я не удивился. Мне уже доводилось раньше слышать ее голос в своей голове — а сейчас это пришлось очень кстати, потому что говорить по‑прежнему было больно. Спасибо эйдерелле…

Но мы всё‑таки можем попробовать. Мы можем…

Да. Только… думаешь, мы имеем на это право?

Я обернулся.

Ржавый Рыцарь стоял у покосившегося клена, с которого падали листья, и, наверное, смотрел на меня. Что я должен тебе за это, дружище? Мое сердце? Пожалуй, справедливая плата, но я не готов ее внести. Как можно дать жизнь и тут же потребовать ее в качестве благодарности? Ты хороший парень, хотя мне порой трудно тебя понять, и я бы с удовольствием тебе помог… но только не так.

Я очень часто предлагаю людям все что угодно, кроме того, что им в самом деле от меня нужно.

Только вот с Йевелин вышло наоборот. Может быть, в этом всё дело?

— Стой, — будто извиняясь, сказал я. — Пожалуйста… я всё… понимаю, но… стой.

Он стоял, и мне даже не надо было его об этом просить. В самом деле, ведь они вполне могли отнести нас в храм Безымянного Демона и напоить своей кровью уже там. Но они предпочли не медлить. Возможно, у них просто не было времени, но…

Но почему же тогда вы стоите и смотрите, будто ждете, чтобы мы подошли первыми? Как тогда, на холме, только теперь вы гораздо ближе.

Может, они не могут применить силу? Теперь, после всего — не могут? Может, ждут, чтоб мы сами… первые…

Я слабо рассмеялся, и она вздрогнула. Йев, ты что. Они не могут быть так глупы. Мы не подойдем. Ни ты, ни я. Как к ним можно подойти?! Мы же знаем, к чему это приведет. Сказав «да» один раз, мы больше не сможем сказать «нет». Так всегда происходит. Ты это знаешь лучше других, потому что так и не смогла меня убить.

Но они ведь… вернули нас. Они сделали это, значит, мы нужны.

Кому нужны?

Я не знаю… Но ты разве не чувствуешь?..

Я чувствовал, и слишком хорошо. Смотрел в сырую нетьму за забралом, с которого стекала ржавчина, и думал, что знаю. Рыцарь отдал мне свою ржавчину. Дева отдала тебе свой яд. У них больше ничего не осталось… Они теперь чисты?

И что же, теперь мы — вместо них?..

Я легонько оттолкнул Йевелин и шагнул вперед.

Посмотри ей в лицо.

Что?..

Слышишь, заставь себя. Посмотри ей в лицо. Скажешь мне, что ты там увидишь. У Стальной Девы лицо есть, но в него никто никогда не смотрит. Верно? А у Ржавого Рыцаря просто нет лица. Просто… просто нет…

Просто я решил, что его нет.

…Эван…

Мое имя было слабым, еле слышным и как будто чужим. Я сделал еще один шаг и оказался перед Ржавым Рыцарем, стоявшим все так же неподвижно, будто огромная страшная марионетка, когда ею некому управлять.

За моей спиной зашуршала мокрая листва.

Капли дождя барабанили по латам Рыцаря, па которых с каждой минутой оставалось все меньше ржавчины, и кленовые листья прилипали к мокрому железу.

Йевелин?

Что ты увидела?

Мы теперь… это вы?

Вы нами и были с самого начала, да?

Я протянул руку. Забрало было таким ледяным, что к нему едва не примерзали пальцы. Оно поддалось с неожиданной легкостью.

У Ржавого Рыцаря было мое лицо.

Я повернулся к Йевелин, и в тот же миг она повернулась ко мне. В ее глазах я увидел… нет, не ужас и не растерянность… Что‑то третье.

Я взял ее правую руку и положил на свое левое запястье, и она сжала его. А я сжал ее.

Дождь лил, и лил, и лил, но желтых листьев всё равно было больше, чем воды.

ГЛАВА 43

В этом мире никогда не бывает ветра.

— Милая… вот мы и вместе… я здесь…

— Не подходи ко мне.

В этом мире никогда не бывает тепла.

— Что?.. Почему?! Я сделал это… ты знаешь? Ласкания, я сделал, как ты хотела!

— Что ты сделал? Убил этих несчастных детей? Ты думаешь, что это надо было сделать ТАК?

В этом мире никогда не бывает лета.

— А как?! Я сомневался, но…. когда увидел их, заговорил с ними… и потом… УВИДЕЛ их… Я понял, что ты права, ты всегда была права. Им нельзя соединиться в Демоне, ты же сама мне сказала! Ты столько раз мне говорила!

— И ты решил, что, если убить их, они не смогут соединиться?

В этом мире никогда не бывает правды.

— Я…

— Ристан, я всего лишь мертворожденный оракул. Я знаю только то, что мне положено знать. Я знаю, что из двух демонов, которые создали что‑то третье, нельзя создать еще одного демона. Нельзя не потому, что тогда закончится мир. А потому что это НЕВОЗМОЖНО. Нельзя — и невозможно, понимаешь? Безымянный Демон не освободится, он просто умрет. И бедные дети умрут тоже, но не тогда и не так, как ты захотел. Просто умрут все. И будет одна только боль. А в этом мире не бывает боли.

— Ласкания…

— Почему ты так привязался к своей игре? Они бедные, слабые дети, и они сумели понять, что игр не бывает. А ты… ты убеленный сединами старец, Ристан, и что же? Разве так можно…

— Ласкания…

— А я ведь любила тебя… В этом мире нет любви. Вся любовь осталась там, вовне.

Дождь лил непрерывно, как будто в этом мире больше никогда не будет солнца. Впрочем, если и будет, я всё равно его не увижу.

Мы с Йевелин зря посмотрели в их лица. Это стало роковой ошибкой. После этого мы уже не могли сказать «нет». Просто не могли… хотели бы, да не могли. От себя не убежишь. Можно долго пытаться, но рано или поздно придется признать поражение.

Мы признали поражение.

Неправда. Не говори так. Это не поражение, это то, чего нельзя избежать.

Боги! Йев, перестань. Некоторые мои мысли предназначаются не тебе. Их не так много, в конце‑то концов.

Я не видел ее с тех пор, как мы, нещадно поливаемые дождем, ступили в крытый храмовый двор. Ее увели в одну сторону, меня — в другую. Можно было сопротивляться и попытаться бежать, но зачем? Чего нам бояться? Мы уже и так мертвы: нас оживили только для того, чтобы были живы наши сердца. Потому что мертвое сердце не способно создать что‑то большее.

И куда бы мы отправились, если бы снова сумели освободиться? В твой Шангриер, Йев? Может быть. Но нам было бы страшно. Сейчас не страшно, а там… Там снова пришлось бы играть. Когда заканчиваешь одну игру, так не хочется снова ввязываться в новую. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Нет уж, я предпочитаю закончить эту игру по всем правилам. Да, это подлые правила, но я все равно не стану их нарушать. Потому что они мои. Они — это я.

Моя игра — это я.

И я думаю теперь… разве это так плохо, Йев? Посуди сама. Когда я ехал в Даллант, потом о Мелодию — это было моей игрой. В столице и потом, в Билберге — твоей… Потом, снова в лесах — кажется, нашей общей?.. Жаль только я не уловил момент, когда игра перестала быть игрой. А раз так, то какая разница? Между играми каждого из нас, и общими играми, и даже неиграми? Ведь по большому счету, это все просто слова. А каждое слово… ты помнишь?

…Значит лишь то, что подразумевал сказавший его первым.

Да. Кто первый назвал это игрой? И не всё ли равно, что он хотел сказать, если мы знаем, что это просто жизнь? Просто вот такая жизнь. Какая‑никакая… но жизнь.

Она заканчивается, Йев, или только началась?

На этот раз меня заперли в подземелье. Не знаю, где поместили Йевелин — может быть, в той самой комнате, из которой я сбежал несколько месяцев назад. Тут было сыро и очень холодно. Может, оттого, что снаружи осень, а может, тут всегда так. Я надеялся, что мне не придется сидеть здесь слишком долго. Помнится, Миранду подвергли какой‑то «подготовке», занявшей несколько лет. Да я тут раньше сдохну, это точно. Факел с внешней стороны двери сменили всего два раза, а у меня уже ныли почки. Миранду, я полагаю, два года держали в более комфортных условиях, и то она поседела…

Кстати, Йев, всё забывал спросить. Какого цвета были ее волосы?

Черные.

Черные. Они быстрее седеют, говорят. Я быстро поседею.

Ко мне никто не приходил. А мне хотелось увидеть мальчишку, который уже спас меня однажды, но вряд ли был способен спасти меня опять. Один раз я просто извел стражника у двери требованиями принести мне пергамент. В тот момент это казалось мне очень удачной шуткой.

Алоиз пришел нескоро. Я знал, что он придет, и не понимал, зачем так тянуть. Кажется, наличие полноценной информации — самое малое, чего я заслуживаю.

Он как будто постарел, хотя его атласное алое одеяние в свете факела смотрелось по‑прежнему эффектно. На сей раз он пришел без своих эфемерных сопровождающих. Но это и правильно — мое время еще не пришло. Они появятся, как только оно придет, но не раньше.

— Только давайте без всяких «Ты снова здесь», «Это должно было случиться» и «От судьбы не убежишь», — бодро попросил я, не вставая, когда за ним закрылась дверь. В камере стояла вполне пристойная кровать, и я валялся на ней, вытянув ноги и заложив руки за голову, не оставляя Алоизу ни клочка, где бы он мог присесть. А впрочем, садиться он не собирался..

— Вас придется подготовить, — сказал он. И, надо сказать, это меня не слишком обрадовало, хотя я услышал именно то, что и ожидал..

— Да? И как вы собираетесь это делать? — поинтересовался я.

— Узнаете по ходу. Я пришел предупредить тебя, чтобы ты не выкидывал таких фортелей, как в прошлый раз.

Характеристики

Список файлов книги