Rubina-Bolno_kogda_smeus (522877), страница 22
Текст из файла (страница 22)
– А я вообще вас не понимаю, – говорит он, обращаясь к раввину. – Я, вот, специально достал «Майн Кампф» и прочитал. Ведь Гитлер там уже в 23-м году все свои планы изложил, все намерения. Чего же вы ждали? Надо было уезжать. Сами и виноваты…
Хозяин дома, психолог по профессии, мрачно смотрит в экран и говорит:
– Веками немцы воспевали культ силы. «Зигфрид, победивший дракона!» И что же произошло после поражения в войне? Культ силы был запрещен, даже игрушечные ружья изъяты из продажи. И вот, пожалуйста: дети еще мучались виною отцов, внуки уже не хотят о ней слышать, а правнуки будут гордиться героическим прошлым прадеда, так же, как современный барон или граф гордится предком-крестоносцем, не слишком вникая – сколько сотен тысяч несчастных отправил славный рыцарь своим копьем на тот свет…
… Ая пересаживаюсь с одного поезда на другой, по пути из Гамбурга в Берлин, а оттуда в Дрезден, попадаю там в демонстрацию неонацистов, рассматриваю на вокзалах платки и длинные платья иммигрантов, разглядываю непривычный мусор под ногами и говорю контролеру, рыжему краснощекому немцу: – У вас там на перроне ни один компостер не работает. Как же так? Где знаменитый немецкий «орднунг»?
– Понятия не имею! – говорит он мне искренне. – Я и сам бы хотел это знать.
– И ВСЕ-ТАКИ, СОГЛАСИТЕСЬ, ЧТО «НАШИХ» ЛЮДЕЙ ЗА ГРАНИЦЕЙ ВИДНО ИЗДАЛЕКА.
– Просто, вы их видите наметанным на «своего» глазом. Так, своего увидит и англичанин, и француз… не говоря уже о японце. Причем, узнаешь своего даже не по совокупным характерным чертам лица – эти черты очень разные, а по какому-то общему выражению… глаз. Одновременно сосредоточенному и ошалелому. Одновременно гордому и испуганному. Одновременно заискивающему и преисполненному самоуважения.
Ну и замечательные истории случаются, само собой, на почве нашей любви к крепким напиткам.
Картинки по теме:
Американские друзья рассказывали мне о своем знакомом, силовом акробате, который вдребезги пьяным ехал про хайвею, не разбирая пути-дороги. Полицейские его остановили и – это один из тестов – потребовали пройти по прямой. Силовой акробат был не в состоянии не то что пройти – проползти по прямой… но…
– Пройти?! – презрительно воскликнул он. – На ногах?! Да вот я тебе на руках пройду!
И на глазах у потрясенных полицейских действительно виртуозно прошел на руках по безупречной прямой… Профессия, понимаете… она сидит у тебя не то что в мышцах, а в самой глубине печенок.
И между прочим, о полицейских, которые до великого нашествия русских на западный мир не сразу отличали пьяного от больного.
Например, наш приятель, приехавший в Израиль в семидесятых годах, однажды возвращался на своей машине со свадьбы племянницы. Свадьба была настоящей, веселой, русской… На полпути его остановили полицейские, которым показалась странной его манера водить. И, знаете, поначалу они даже не поняли – что с человеком. Решили, что он болен… Когда же он принялся подробно рассказывать о свадьбе, пытаясь пропеть все песни и пересказать все неприличные анекдоты, эти ребята (все-таки, люблю израильскую полицию!) – погрузили его на свой джип, час возили по городу, – проветривали, после чего привезли к его машине и отпустили.
Но это было давно. С наплывом миллиона «русских» в страну к нетрезвым водителям в Израиле стали относиться гораздо строже.
Да и американцы, чуть что – пожалуйте в суд.
Моя приятельница из Лос-Анджелеса работает переводчицей в суде. С падением железного занавеса весьма обогатилась: работы стало не в пример больше, чем раньше. Вот, звонят ей, приглашают на такое-то число в суд – поработать. Некий господин, не говорящий по-английски, был остановлен полицейскими в рождественскую ночь – в пьяном виде ехал по встречной полосе.
Ну, приходит она в суд, знакомится с подсудимым – тот, ошалевший уже от невозможности поговорить по-человечески, услышав родную речь, умиляется:
– О! – говорит, – американка, а как по-русски-то чешет!
Судья открывает заседание. Между прочим, судья – очень пожилая женщина, некогда из Харбина, куда родители ее бежали из России от революции. Однако – процедура суда обязывает! – вопросы подсудимому задает на английском. Переводчица переводит.
– Господин такой-то, где вы беседовали с полицейским – в машине или на шоссе?
– Не помню… – сокрушенно отвечает подсудимый.
– Полицейский сел к вам в машину, или вы вышли из машины?
– Н-не… помню.
– Как же вы разговаривали?
Он морщит лоб, припоминая…
– Да это… полицейский открыл дверцу, я и вывалился…
Тут судья не выдерживает, наклоняется через стол и кричит по-русски:
– Петр Степаныч, го-луб-чик вы мой! Что ж вы так на-дра-лись?!
С минуту подсудимый ошарашенно смотрит на судью, потом глубоко вздыхает и счастливо произносит:
– И эта по-русски чешет!
– НАСКОЛЬКО ЧАСТО ВАМ УДАЕТСЯ ВЫРВАТЬСЯ КУДА-НИБУДЬ?
– По-разному случается. Я ведь по натуре актриска, много выступаю перед читателями – а это долгие недели бродячей жизни, скитания из города в город, невозможность принадлежать себе… Это и не путешествия вовсе, а работа на износ, отхожий промысел, заработок. Я тогда и не вижу ничего по-настоящему, даже если какая-нибудь радушная душа разворачивает передо мной на бегу красоты какого-нибудь Гамбурга…
Нет, для того, чтобы увидеть эти красоты, иными словами: почувствовать город, пространство, мне надо замедлить бег, движения, мысли, сфокусировать взгляд… И рядом мне необходима еще одна пара вполне конкретных глаз – моего мужа, художника Бориса Карафёлова – который заметит не только смешную походку хромого продавца открыток, но и обратит мое внимание на тающий в облачке шпиль старинной церкви. Тогда мое видение страны, чужого города приобретает нужный для литературы объем…
– А ВОТ ЕСЛИ ПРЕДПОЛОЖИТЬ… ТОЛЬКО ПРЕДПОЛОЖИТЬ… ЧТО ВЫ УЖЕ ВЕЗДЕ, ГДЕ ХОТЕЛОСЬ, ПОБЫВАЛИ, УВИДЕЛИ ВЕСЬ МИР, ЗАГЛЯНУЛИ ВО ВСЕ ЕГО УГОЛКИ… ВСЕМУ УДИВИЛИСЬ, ОБО ВСЕМ НАПИСАЛИ.. ВАМ БЫ И ТОГДА БЫЛО БЫ К ЧЕМУ СТРЕМИТЬСЯ?
– Ну, это фантастика. Вероятно, вы имеете в виду – было бы мне о чем мечтать? Или точнее – за что небо благодарить?
Знаете, для этого ведь уже существует древняя молитва, утренняя молитва евреев на субботу и праздники, вполне подходящая для такого случая. Причем, ее вообще не вредно повторять как можно чаще:
«Если бы рот наш был полон песней, как море водами, а наш язык – ликованием, как бесчисленные волны морские, а наши уста – восхвалением, беспредельным, как ширь небосвода, и наши глаза сияли бы, как солнце и как луна, и будь наши руки распростерты, как орлы в небесах, а наши ноги легки, как лани, – мы все же не сумели бы по достоинству возблагодарить Тебя, Господи, за все чудеса Твои».
Глава восьмая
«Можно, я за вас подержусь?..»
«Мозг человека не знает отдыха, он работает днем и ночью, всю жизнь. И только в одном случае мозг отдыхает и полностью отключается: когда человек выступает перед аудиторией».
Ото Раджнеш
– БЫЛ ЛИ У ВАС ДЕНЬ, КОГДА, ПРОСНУВШИСЬ УТРОМ, ВЫ НЕ ЗНАЛИ, ЧЕМ КОРМИТЬ ДЕТЕЙ, КАК ЖИТЬ?
– Видите ли, я родилась под созвездием Девы, а Дева не допускает подобной неряшливой романтичности по отношению к обстоятельствам. Дева не птичка божия, она с вечера знает – чем будет завтракать семья, потому что заработала на этот завтрак позавчера, а сегодня утром, проснувшись, сосредоточенно и ответственно зарабатывает на послезавтрашний обед.
– А ВЫ ВЕРИТЕ, ЧТО, СОГЛАСНО «КАРМЕ» ОДНОМУ ЧЕЛОВЕКУ ПО ЖИЗНИ НЕБО ВСЕГДА ДАЕТ СРЕДСТВА К СУЩЕСТВОВАНИЮ, А ДРУГОМУ – «НЕ ПОЛОЖЕНО», И КАК БЫ ОН НИ ТРУДИЛСЯ, ВСЕГДА С НИМ ЧТО-ТО СЛУЧАЕТСЯ, С БЕДОЛАГОЙ?
– Вы мне напомнили один случай. Я как-то примеряла блузку перед зеркалом в магазине дамской одежды на улице Яффо. Настроение, как вы понимаете – вдумчиво-интимное: брать – не брать?.. Вдруг на меня бросается незнакомая пожилая дама, с радостным воплем: – Диночка, Диночка!
Господи, пугаюсь я, неужели опять не узнаю маму или двоюродную тетю, – с меня станется…
Нет, выясняется, что дама совсем посторонняя.
– Вы меня не знаете! – кричит она. – И это неважно! Можно я за вас подержусь?
– Пожалуйста, – говорю я осторожно, выставляя локоть. – Подержитесь, ради бога. Но зачем?
– Так вы же в сентябре родились? Вы ведь Дева, правильно? Кто за Деву подержится, у того всегда деньги будут!
И вцепилась в мой локоть, словно стоит над обрывом и боится свалиться вниз.
– А у Девы, – поинтересовалась я, – у самой-то Девы… как там насчет денежек?
Или звонит мне знакомый экстрасенс, говорит:
– Ты не волнуйся, у тебя денежный канал открыт, к лету деньги будут.
А я ему: – Еще бы, конечно будут: я сейчас по 14 часов в день вкалываю, заканчиваю новый роман, и заранее, за полгода, готовлю гастрольную поездку с выступлениями по Америке. За полтора месяца – 40 выступлений. Разумеется, деньги будут.
– СОРОК ВЫСТУПЛЕНИЙ?! ВЫ ШУТИТЕ?
– Отчего же. Я ведь, как говорит Игорь Губерман, опытная «выступалыцица». Да он и сам не раз устанавливал такие рекорды. Однажды мы с ним бороздили просторы Нового Света почти одновременно. Я приезжала выступать в Атланту, мне говорили: «А две недели назад у нас тут Игорь Миронович выступал. Вот тут и спал, в этой комнате».
Из Атланты лечу в Рочестер, мне говорят: «Постелим вам на этой тахте, хорошо? Тут как раз две недели назад Губерман ночевал».
Возвратилась я домой, звоню ему, рассказываю о поездке и об этих бивуаках на одной и той же боевой тропе. А Губерман мне: «Старуха, вот так не везет: мы с тобой всегда спим в одной постели, только в разное время».
Еще он говорит: «Знаешь, есть несколько парных памятников – ну, там, Минину с Пожарским, или Гете с Шиллером… Так и нам с тобой в Иерусалиме, на рынке Маханэ Иегуда поставят памятник: мы на нем встанем плечом к плечу, в левой руке – книжка, в правой – кошелек… А на постаменте выбито золотом на трех языках: „Эти двое честно кормились от своего литературного заработка“…»
– НО ВЕДЬ ПОДОБНЫЕ МАРАФОНЫ СТРАШНО УТОМИТЕЛЬНЫ. ПРОСТО КАКАЯ-ТО ГОНКА НА ИЗНОС. ТАК И СВАЛИТЬСЯ НЕДОЛГО.
– И такое бывало, причем, буквально: однажды, лет пять назад, потеряла сознание во время выступления в Бруклине. Ну… «амбуланс», то, се… Медики пугали инфарктом, собирались законопатить меня в госпиталь дней на пять для всех проверок. Пришлось смыться под расписку. И ничего, отвалялась, дня через два опять побежала по маршруту.
Бывают, конечно, блаженные перерывы, когда в чужой стране делаешь привал дня на два-три у кого-то из близких друзей, где можно совершенно расслабиться.
Не так давно, после какого-то тридцать второго выступления по Америке, после ежедневного перелета из города в город, совершенно ошалевшая, я, наконец, прибыла в конечный пункт, Нью-Йорк, где в доме Юлия Китаевича меня ждал Борис. Наконец-то дня три я могла ночевать в одном месте! Наконец-то не надо вставать в пять утра на очередной рейс в какой-нибудь Сант-Луис!
Утром сквозь сон слышу: звонит телефон. И голос Китаевича:
– Знаете, она еще спит. Я постараюсь ей передать. Дело в том, что Дина долго ездила по Америке, перешла на английский, и я ее теперь не понимаю…
Картинка по теме:
Ура, мы целых три дня кайфуем у Юлика Китаевича!
Вечером он вывозит нас в какой-то очаровательный городок неподалеку, и часа полтора мы втроем гуляем вдоль океана, по деревянному настилу набрежной.
Небо живописно полыхает закатом, затем гаснет, темнеет… Восходит луна… Деревянные виллы городка своими башенками и шпилями задевают несущиеся на немыслимой скорости облака…
Я иду и завываю: «Сквозь волнистые туманы пробирается луна, на печальные поляны льет печальный свет она… По дороге зимней, скучной тройка борзая бежит…»
Боря перебивает:
– Как это «борзая»? Борзой может быть собака. Тройка, вероятно, «резвая», ты просто не помнишь…
Мы принимаемся спорить. Юлик подключается иуверяет, что тройка, вероятно, «быстрая»… Я начинаю горячиться, и настаиваю, что борзая, борзая, дураки вы этакие, и неучи притом… Хотя сама вдруг начинаю сомневаться: а правда, с какой стати лошади – борзые, это ж не собаки? Может, я сама напутала? Зазубрила с детства… С другой стороны, у меня всегда была хорошая память на стихи…
– Нет, все-таки борзая!
На что Юлик замечает Борису:
– Не спорь, старик. Не забывай, что мы имеем дело с борзописцем!
– ПРИ ТАКОЙ НАПОЛНЕННОЙ ЖИЗНИ В ПОЕЗДКАХ ВЫ, ВЕРОЯТНО, ПРИОБРЕЛИ НЕМАЛО ЗНАКОМЫХ, ДРУЗЕЙ?
– О да! Понимаете, ведь подобные выступления писателей, поэтов, бардов организовывают, как правило, не акулы шоу-бизнеса, а неформальные лидеры общины, просто умные интеллигентные люди, страстные читатели, любители авторской песни… Все публика своя, «родная».
Впрочем, однажды в Москве и Питере мне организовывал выступления профессиональный менеджер. Я сразу ощутила разницу масштабов, когда в электронном письме он спросил – на какой марке машины я предпочитаю передвигаться по городу.
Я написала, чтобы он, если это возможно, исключил только велосипед и мотоцикл, с которых я свалюсь, а также трактор, на котором будет сильно трясти. На всяком другом виде транспорта я поеду куда угодно. Думала, он шутит. На самом деле, не шутил. Оказывается, звезды шоу-бизнеса ревниво относятся к уровню «встречи». И если подашь к трапу или к перрону «мерседес» не последнего, а предпоследнего года выпуска, могут устроить – и устраивали не раз – страшный скандал.
А я люблю этих энтузиастов, организаторов моих встреч с читателями. Им самим ничего не нужно. Стараются, болеют «за общее дело», просто, «чтобы жизнь продолжалась» в каком-нибудь Балтиморе или Ганновере. Чтобы продолжалась жизнь на русском языке. И вокруг них сплачивается такая же истовая публика. Иногда не слишком многолюдная, иногда – как в Чикаго, например, или Сан-Франциско – собирается зал и на пятьсот, и на восемьсот человек…
– ВЫХОДИТ, СВОЕГО ЧИТАТЕЛЯ ВЫ ЗНАЕТЕ В ЛИЦО? ВЫ ОБЩАЕТЕСЬ С ЧИТАТЕЛЯМИ НЕПОСРЕДСТВЕННО, ЛИЧНО, ЗАИНТЕРЕСОВАННО. ЭТО УТОМЛЯЕТ?
– Непростой вопрос. С одной стороны – попробуйте-ка подписать в антракте и после выступления книг двести, – это когда с тебя пот ручьем бежит (выступаешь ведь под софитами), и чувствуешь себя выжатой, как лимон. Да подписать надо не абы как, не просто – размашистая подпись; надо так подписать, чтобы человеку стало ясно: он особо отмечен. Помните, как Маргарита на балу у Сатаны принимала гостей?
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
