hosseini_haled_begushii_za_vetrom (522869), страница 36

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 36)

– Я вернусь не один. Со мной приедет маленький мальчик. Его надо будет усыновить.

– Что?

Я посмотрел на часы.

– У меня на этой дурацкой телефонной карте всего пятьдесят семь минут, а мне столько всего надо тебе сказать… Сядь, пожалуйста.

Судя по звукам, к телефону подтащили стул.

– Ну, – сказала жена.

И впервые за пятнадцать лет нашего брака я поведал ей все. Раньше я не мог без ужаса подумать о признании. А теперь у меня прямо камень с души упал. Мне кажется, сама Сорая испытала нечто подобное, когда рассказала мне о своем прошлом во время сватовства.

Когда я закончил свой рассказ, она плакала.

– Что ты на это? – спросил я.

– Не знаю, что и подумать, Амир. Столько всего сразу…

– Я понимаю.

Она высморкалась.

– В одном убеждена: он должен жить с нами. Я настаиваю.

– Это точно? – Я закрыл глаза и улыбнулся.

– И ты еще спрашиваешь? Ведь он твой шум, родственник, значит, и мой тоже. Ты не можешь выгнать его на улицу. – Она помолчала. – А какой он из себя?

Я поглядел на спящего Сохраба.

– Очень милый и серьезный.

– Невинная душа. Хочу его видеть.

– Сорая?

– Да?

– Достет дарум . Я люблю тебя.

– И я тебя. – В ее голосе звучала улыбка. – Только будь осторожен.

– Постараюсь. И вот еще что. Не говори родителям, кто он. Я сам.

– Ладно.

И мы закончили разговор.

Тщательно постриженную лужайку перед американским посольством в Исламабаде украшали круглые цветочные клумбы и декоративные кусты. Само здание, невысокое и белое, мало чем выделялось из рядовой застройки. Металлодетекторы живо реагировали на каркас, скрепляющий мою челюсть, и на всех трех КПП меня обыскали. Когда же мы попали в само посольство, мне будто плеснули в лицо ледяной водой – кондиционеры работали на совесть. Я назвал свое имя секретарше – худощавой блондинке за пятьдесят в бежевой блузке и черных брюках, – и она улыбнулась мне. Впервые за много дней передо мной предстала женщина, одетая не в бурку или шальвар‑камиз. Постукивая карандашом по столу, блондинка просмотрела список записавшихся на прием, нашла мое имя и предложила сесть.

– Лимонаду не желаете?

– Я – нет, спасибо.

– А ваш сын?

– Простите?

– Вот этот милый молодой джентльмен, – улыбнулась она Сохрабу.

– Да, будьте любезны. Благодарю вас.

Мы с Сохрабом сели на кожаный диван, рядом с которым стоял американский флаг на длинном древке. Мальчик взял со стеклянного столика журнал и принялся невнимательно листать.

– Что? – вдруг спросил он.

– Не понял?

– Ты улыбаешься.

– Просто я думал о тебе.

Мой племянник нервно усмехнулся, взял другой журнал и пролистал за полминуты.

– Не бойся, – я коснулся его руки, – ты среди друзей. Успокойся и будь как дома.

Хороший совет. Мне самому не помешало бы последовать ему. А то сижу как на иголках. Да тут еще шнурок развязался.

Секретарша поставила перед мальчиком высокий стакан – лимонад со льдом:

– Пожалуйста.

Сохраб застенчиво улыбнулся.

– Большое спасибо, – произнес он по‑английски. Еще он знал, как будет «до свидания». Вот и весь его запас иностранных слов.

– Не за что, – рассмеялась дама в брюках и, постукивая каблучками, вернулась за свой стол.

– До свидания, – вежливо произнес Сохраб.

Ручки у невысокого Реймонда Эндрюса были маленькие, чистенькие, ухоженные, на безымянном пальце блестело обручальное кольцо. Рукопожатие вялое. «Наши судьбы теперь в этих руках», – подумал я, усаживаясь напротив чиновника. На стене у него за спиной рядом с топографической картой США висел рекламный плакат фильма «Отверженные». В горшке на подоконнике росли помидоры.

– Закурите? – спросил Эндрюс глубоким баритоном, удивительным для такой тщедушной фигурки.

– Нет, благодарю.

На Сохраба едва взглянул. На меня и вовсе старается не смотреть. К чему бы это?

Эндрюс достал из ящика стола початую пачку сигарет и щелкнул зажигалкой. Намазал руки лосьоном (баночка явилась из того же ящика). С зажатой в зубах сигаретой посмотрел на помидорный куст. Закрыл ящик и выдохнул дым.

– Ну что же, – глаза его сощурились, – рассказывайте.

Я почувствовал себя как Жан Вальжан перед инспектором Жавером⁴⁹. Пришлось напомнить самому себе, что я на американской земле, что этот господин – не противник мне, а союзник и что помогать людям вроде меня – его работа.

– Я намерен усыновить этого мальчика и увезти с собой в Штаты.

– Рассказывайте, – повторил он, аккуратно стряхивая пепел в мусорную корзину.

Я изложил ему версию, которая созрела у меня в голове, пока я разговаривал с Сораей. В Афганистан я прибыл, чтобы разыскать сына моего сводного брата. Мальчик проживал в детском доме в ужасающих условиях. Я заплатил директору энную сумму и забрал племянника. И вот мы в Пакистане.

– Вы приходитесь ребенку дядей?

– Да.

Эндрюс взглянул на часы, протянул руку и повернул горшок с помидорами.

– Кто‑нибудь может удостоверить этот факт?

– Да. Только я не знаю, где этот человек сейчас.

Чиновник повернулся ко мне и кивнул. Лицо его ничего не выражало.

Он хоть в покер‑то играет своими нежными ручками?

– Челюсть у вас закована в металл, как я предполагаю, вовсе не потому, что так велит мода?

Да, Сохраб, вляпались мы с тобой.

– В Пешаваре на меня напали грабители.

– Я так и думал. – Он откашлялся. – Вы мусульманин?

– Да.

– Практикующий?

– Да.

По правде говоря, последний раз я молился Аллаху, когда доктор Амани сказал, что прогноз у Бабы неблагоприятный. И молитвы вспомнились сами собой, не зря в школе зубрил.

– Хотя в вашем положении это не так уж и важно. – Он провел рукой по безукоризненно уложенным волосам.

– Что вы имеете в виду?

Я взял Сохраба за руку. Мальчик вопросительно смотрел то на меня, то на чиновника.

– Ответ получится очень длинным. Можно для начала дать вам краткий совет?

– Слушаю вас.

Эндрюс затушил сигарету и сморщился.

– Откажитесь от этой затеи.

– Простите?

– Не подавайте заявления об усыновлении. Ничего не выйдет. Вот вам мой совет.

– Принято к сведению, – мрачно сказал я. – Может, объясните почему?

– Значит, вам понадобился длинный ответ, – бесстрастно произнес Эндрюс и сдвинул руки вместе, будто собираясь пасть на колени перед образом Девы Марии. – Предположим, все в вашем рассказе правда, хотя даю голову на отсечение, вы кое о чем умолчали. А кое‑что добавили. Но не это важно. Вы здесь, он тоже здесь, все остальное побоку. Так вот, ваше заявление столкнется с серьезными препятствиями. Начать с того, что этот ребенок – не сирота.

– А кто же он тогда?

– С юридической точки зрения он сиротой не является.

– Его родителей расстреляли прямо на улице. Соседи это видели.

Хорошо еще, Сохраб не понимает по‑английски!

– У вас имеется свидетельство о смерти?

– О смерти? Это в Афганистане‑то? Там у большинства населения нет свидетельств о рождении .

Глаза у чиновника так стеклянными и остались.

– Сэр, не я составляю законы. Как бы вы ни возмущались, вам придется доказывать, что его родители умерли. Мальчик должен быть официально признан сиротой.

– Но…

– Я еще не закончил. Ведь вам нужен длинный ответ. Следующая сложность – взаимодействие с властями страны, где ребенок родился. Это и вообще не просто, а если речь идет об Афганистане – тем более. Американского посольства в Кабуле нет. Это очень затрудняет дело. Вопрос становится почти неразрешимым.

– Так что же мне делать? Выкинуть мальчика на улицу?

– Я этого не говорил.

– Его изнасиловали. – Мне вспомнились колокольчики и подведенные глаза.

– Очень сожалею. – Полнейшее равнодушие, словно про погоду говорит. – Но для Службы иммиграции и натурализации это не повод для выдачи молодому человеку визы.

– Что вы хотите этим сказать?

– Если желаете как‑то помочь своей родине, переведите деньги какой‑нибудь достойной благотворительной организации. Или идите добровольцем в обслугу лагеря беженцев. Но в данный конкретный момент мы не рекомендуем гражданам США усыновлять афганских детей.

– Идем, Сохраб, – сказал я на фарси и поднялся с места.

Мальчик скользнул ко мне и прижался головой к моему бедру. На фото Хасан с сыном стояли в такой же позе.

– Можно еще вопрос, мистер Эндрюс?

– Слушаю.

– У вас есть дети?

Сощурился. Моргнул. Впервые за все время.

– Так есть или нет? Вопрос очень простой. Молчание.

– Так я и думал. На вашем месте должен сидеть человек, который понимает, каково это – хотеть ребенка.

Я направился к выходу, Сохраб за мной.

– А вам можно задать вопрос? – ожил Эндрюс.

– Валяйте.

– Вы успели пообещать мальчику, что возьмете его с собой в Америку?

– И что, если успел? Он покачал головой:

– Давать обещания детям – дело опасное. – Вздохнул и опять открыл ящик стола. – Так вы не отступитесь?

– Не отступлюсь.

Эндрюс протянул мне визитку:

– Тогда советую обратиться к хорошему адвокату по делам иммиграции. Омар Фейсал работает здесь, в Исламабаде. Скажите, что вы от меня.

– Спасибо, – пробормотал я и взял карточку.

– Желаю удачи.

Выходя из кабинета, я оглянулся. Ярко освещенный солнцем, Реймонд Эндрюс смотрел в окно, пальцы его нежно гладили помидорный куст.

– Всего наилучшего, – попрощалась с нами секретарша.

– Ваш босс мог бы быть и полюбезнее, – пожаловался я.

Как она отреагирует? Округлит глаза и скажет что‑нибудь вроде: «Известное дело. Все жалуются»? Она понизила голос:

– Бедный Рей. После смерти дочери он просто сам не свой.

Я вопросительно поднял бровь.

– Самоубийство, – прошептала дама в брюках.

В такси на пути в гостиницу Сохраб прижался головой к окну, не отрывая глаз от проплывающих мимо элегантных зданий, осененных эвкалиптами. Его дыхание то и дело туманило стекло.

Сейчас спросит меня, как прошла беседа.

Но он так и не спросил.

За закрытой дверью ванной шумно лилась вода. С первого дня нашего пребывания в гостинице Сохраб взял в привычку мыться перед сном не меньше часа. В Кабуле‑то горячего водоснабжения было не сыскать днем с огнем.

Пока он отмокал в благоухающей пене (ну теперь‑то ты чистый, Сохраб), я позвонил Сорае.

Рассказал о нашем разговоре с Реймондом Эндрюсом. Спросил:

– Что скажешь?

– Давай считать, что он не прав.

Она звонила в несколько международных агентств по усыновлению. За афганского ребенка никто из них не берется, но ведь еще не вечер.

– Как родители восприняли новость?

– Мадар рада за нас. Ты же знаешь, как она к тебе относится, что бы ты ни сделал, ей все по душе. Падар… ну, по нему никогда не поймешь. Он не торопится раскрывать душу.

– А ты сама рада?

Она переложила трубку в другую руку.

– Мальппу‑племяннику будет хорошо с нами, уж мы постараемся. Только бы нам было хорошо с ним.

– Я того же мнения.

– Меня одолевают мысли: какое блюдо ему понравится больше всего? Какой предмет в школе он полюбит? Вот дура‑то, правда? – Сорая засмеялась.

Сохраб наконец закрыл кран. Слышно было, как мальчик плещется в ванне.

– Ты молодчина, – восхитился я.

– Да, чуть не забыла! Я ведь позвонила Кэке Шарифу!

Это он читал стихи на нашей нике (написаны они были почему‑то на фирменном бланке какой‑то гостиницы). Это его сын держал у нас над головами Коран, когда мы с Сораей, озаряемые фотовспышками, выходили на сцену.

– И что сказал дядюшка?

– Он постарается что‑нибудь для нас сделать, переговорит с приятелями из службы иммиграции.

– Вот это новость так новость! – обрадовался я. – Жду не дождусь, когда ты увидишься с Сохрабом.

– Я жду не дождусь, когда увижусь с тобой. Трубку я повесил с улыбкой.

Вот и Сохраб вышел из ванной.

После нашей беседы с Реймондом Эндрюсом он и десяти слов не проронил. Буркнет что‑то невразумительное и опять молчит.

Забравшись в кровать, мальчик натянул одеяло до подбородка и почти сразу уснул.

Характеристики

Список файлов книги