_диплом_ Проблемы истины в философии Канта (1184468), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Действительно, если все, что у нас есть – это последовательно протекающие в потоке сознания представления А, B, C, D…, то мы должны, по крайней мере, быть в состоянии сказать, что они следуют именно в такой последовательности, а не, скажем, в последовательности B, D, A, C. Иными словами, должно быть возможно вынести, например, суждение «A предшествует B в потоке моих представлений». Но если бы у меня не было некоторой устойчивой точки вне этого ряда, если бы все, что у меня было, ограничивалось бы самим этим рядом, я бы не смог вынести такое суждение, потому что мне было бы просто не за что «ухватиться», расставляя представления в некоторой последовательности. Английский кантовед П. Гайер выражает это следующим образом: «Обобщая все вышесказанное, Кантова идея, должно быть, состоит в том, что способ, посредством которого мы присваиваем определенный порядок нашим представлениям, состоит в том, что мы соотносим их с определенным порядком изменяющихся состояний чего-то во внешнем мире, что само по себе не является только лишь представлением, состояния чего имеют определенный порядок и что инициирует определенный порядок наших о нем представлений. Другими словами, единственный способ присвоить нашим представлениям определенный порядок и, таким образом, приобрести эмпирическое самосознание, или конституировать эмпирическую самость, – это интерпретировать их в качестве представлений объективного, руководимого законами внешнего мира» 52.
Но если это действительно так, если мы, согласно И. Канту, не можем себе представить даже жизни собственного сознания без того, чтобы соотносить имеющиеся у нас представления с объектами внешнего, независимого от нас мира, то мы в лице И. Канта имеем в высшей степени последовательного и строгого реалиста. Таким образом, когда И. Кант говорит об истине как о соответствии объекту, он действительно не только мыслит объект, согласно реальной дефиниции, как некое правило, задающее необходимый порядок представлений, но и, в полном соответствии с номинальной дефиницией, понимает его как нечто, существующее независимо от нас во внешнем, физическом мире.
Теперь перейдем к проблеме антиреализма. Антиреализм как гносеологическая позиция в ХХ веке наиболее ярко был представлен двумя фигурами: британцем Майклом Даммитом и американцем Хилари Патнемом. И хотя их версии антиреализма имеют множество существенных отличий (в частности, М. Даммит утверждает, что никакое положение не может быть истинным, если у нас не имеется подтверждающих его свидетельств; в то время как Х. Патнем защищает более слабую версию антиреализма, согласно которой истинно все то, и только то, в пользу чего могут существовать идеально адекватные свидетельства), их объединяет общее критическое отношение к реалистическим теориям познания и истины. Также этих авторов объединяет и то, что как антиреализм (или, в его терминологии, «внутренний реализм») Х. Патнема, так и антиреализм М. Даммита зачастую описывается (как самими философами, так и их комментаторами, а также рядом авторитетных кантоведов53) в качестве своеобразного современного аналога кантовского трансцендентального идеализма.
Так как теория Х. Патнема представляет собой более слабый вариант антиреализма, сравнения с ним теории истины И. Канта будет достаточным основанием для того, чтобы выяснить, является ли И. Кант хоть в какой-нибудь мере антиреалистом. В книге «Разум, истина и история» Х. Патнем выделяет три свойства, на основании которых можно причислить ту или иную теорию к реалистической (в его терминологии, «метафизически реалистической», или экстерналистской): 1) согласно этой теории, мир состоит из некоторой устойчивой тотальности независимых от сознания объектов; 2) существует только одно истинное и точное описание того, что представляет из себя мир; 3) истина состоит в корреспондентном отношении между словами или мыслями-знаками и объектами или наборами объектов54. Напротив, защищаемая Х. Патнемом антиреалистическая (в его терминологии «внутренне реалистическая», или интерналистская) теория обладает прямо противоположными свойствами: 1) она утверждает, что вопрос о том, из каких объектов состоит мир, может быть задан только внутри теории или дескрипции; 2) существует больше одной «истинной» теории или дескрипции мира; 3) истина есть не соответствие предложения внешнему объекту, но своего рода идеальная рациональная приемлемость55.
Относительно всех этих трех пунктов ситуация совершенно очевидна: 1) как уже выяснилось при анализе кантовского аргумента против идеализма, философия И. Канта не только допускает, но и делает необходимым существование определенных внешних объектов; 2) И. Кант, будучи классическим мыслителем, безусловно признает только одну истину, только одну верную систему категорий, только одну истинную физическую теорию; какой бы то ни было научный плюрализм был ему совершенно чужд; 3) как уже неоднократно повторялось на протяжении данного исследования, И. Кант определяет истину как соответствие познания объекту, выступая, таким образом, в качестве строгого корреспондентиста.
Однако позже, в работе «Представление и реальность» Х. Патнем, под влиянием М. Даммита, добавил к указанным трем еще и четвертый пункт: для реалистических теорий истины характерна бивалентность56. Под бивалентностью понимается тезис, согласно которому любое осмысленное предложение должно неизбежно принимать истинное или ложное значение. В противоположность этому тезису, антиреалисты утверждают, что об истинности того или иного положения можно говорить лишь постольку, поскольку существуют определенные свидетельства в его поддержку.
К данному антиреалистическому тезису, в отличие от первых трех, действительно можно найти определенные аналогии в кантовской философии. Так, в шестом разделе антиномии чистого разума «Критики чистого разума» И. Кант пишет: «Таким образом, можно сказать, что действительные вещи прошедшего времени даны в трансцендентальном предмете опыта; но они для меня суть предметы и действительны в прошедшем времени, лишь поскольку я представляю себе, что регрессивный ряд возможных восприятий (все равно, служит ли тут путеводной нитью история или мы идем по следам причин и действий), словом, обычный ход вещей приводит по эмпирическим законам к прошедшему временному ряду как условию настоящего времени; причем этот ряд представляется как действительный только в связи возможного опыта, а не сам по себе, так что все события, прошедшие с незапамятных времен до моего бытия, означают тем не менее не что иное, как возможность продолжить цепь опыта от настоящего восприятия к условиям, определяющим это восприятие согласно времени» 57. Данный отрывок можно вполне антиреалистически трактовать в том смысле, что, согласно И. Канту, для того, чтобы можно было что бы то ни было утверждать относительно произошедших в далеком прошлом событий, необходимо в настоящем располагать эмпирическими фактами, способными подтвердить или опровергнуть эти наши утверждения. Если бы такая интерпретация кантовского высказывания была верной, то это автоматически значило бы, что И. Кант отрицает, что любое осмысленное суждение является либо истинным, либо ложным, так как в отношении суждений, относительно которых мы сейчас (или в некоторой идеализированной ситуации) не располагаем какими бы то ни было положительными или отрицательными сведениями, дихотомия истинности и ложности была бы неприменима. Но в таком случае требование амбивалентности как критерия реалистичности действительно нарушалось бы И. Кантом, что частично приближало бы его теорию к современным антиреалистическим концепциям.
Интересный аргумент против такого антиреалистического прочтения данного высказывания И. Канта предлагает в своей книге «Эмпирический реализм Канта» англо-американский кантовед П. Абела. Согласно П. Абеле, такая интерпретация ложно отождествляет действительно проводимое И. Кантом и носящее трансцендентальный характер отрицание познаваемости вещей самих по себе с сугубо эмпирическим требованием наблюдаемости (в темпорально идеализированных условиях) некоторых фактологических свидетельств. При этом П. Абела делает акцент на употребленном И. Кантом в рамках данного отрывка выражении «причем этот ряд представляется как действительный только в связи возможного опыта, а не сам по себе», где «сам по себе», согласно П. Абеле, означает указание на ноумен, что делает весь отрывок констатацией того, что наше познание (а значит, и возможность истинных и ложных суждений) ограничено условиями возможного опыта и не простирается на вещи сами по себе. Тем самым сохраняется реалистический статус кантовской теории истины, ведь если речь идет лишь об условиях возможного опыта, то суждения, удовлетворяющие этим условиям, являются истинными или ложными вне зависимости от того, наличествуют ли у нас некоторые факты, подтверждающие их, или нет: «Кант просто имеет в виду, что прошлое дано нам только вместе со структурой опыта вообще, а не как нечто за пределами этих трансцендентальных условий. Позитивное сообщение, содержащееся в утверждении Кантом реальности прошлого, означает, что именно общая структура опыта обеспечивает наше прогрессирующее открытие истин, хотя при этом, конечно же, нет никаких гарантий, что некоторые истины так и останутся сокрытыми даже в идеальных исследовательских условиях: действительные истины, которые, к сожалению, остались вне нашего поля зрения» 58.
Аргумент П. Абелы, будучи достаточно убедительным, все же страдает одним существенным недостатком: он основывается на интерпретации всего лишь небольшого выражения в рамках достаточно обширного пассажа И. Канта и, таким образом, допускает ряд возражений, касающихся того, куда в действительности падает логическое ударение в рамках кантовского высказывания. В связи с этим попробуем выдвинуть другой аргумент против антиреалистической трактовки данного отрывка.
Допустим, что нам нужно сделать некоторое истинное суждение относительно далекого прошлого, например, что события A, B, C происходили именно в порядке A, B, C, а не, скажем, C, A, B. Согласно номинальной дефиниции истины, это суждение будет истинным только в том случае, если ему будут соответствовать некоторые объекты. Но, в соответствии с реальной дефиницией истины, распознать эти объекты в качестве объектов мы сможем только в том случае, если некоторое правило сделает для нас необходимым протекание событий именно в порядке A, B, C. Однако из приведенной цитаты можно видеть, что именно о таком правиле в ней и идет речь: «словом, обычный ход вещей приводит по эмпирическим законам к прошедшему временному ряду как условию настоящего времени» 59. Действительно, только в том случае, если прошедшие события A, B, C связаны в соответствии с эмпирическими законами и, в качестве таковых, вписаны во всеобщий пространственно-временной континуум, выступая, таким образом, в качестве необходимого условия настоящего времени, суждение «события A, B, C протекают в последовательности A, B, C» может быть признано истинным.
Таким образом, указанный фрагмент никоим образом не подтверждает предположение об антиреалистическом характере кантовской теории истины, а, наоборот, служит лишь еще одним подтверждением того, что теория истины И. Канта есть корреспондентная и, в качестве таковой, реалистическая теория истины.
Заключение
В ходе данного исследования были последовательно выполнены следующие задачи:
-
в результате тщательной аналитической работы с кантовской номинальной дефиницией истины было установлено, что эта дефиниция носит корреспондентный характер и, учитывая имплицитно проводимые И. Кантом терминологические различения, может быть выражена следующим образом: истина есть соответствие познания в узком смысле слова объекту в узком смысле слова;
-
на основании анализа реальной дефиниции истины И. Канта было показано, что И. Кант строго дифференцирует критерии истинности относительно различных типов суждений, в связи с чем был проведен сравнительный анализ кантовской теории истины с теорией истины А. Тарского;
3. на основе теоретической реконструкции кантовской теории объективности были выявлены и последовательно решены вытекающие из корреспондентного понимания кантовского учения об истине проблемы когерентизма и порочного круга в определении истины;
4. на основе анализа отношения кантовской теории истины к метафизическому идеализму и антиреализму был продемонстрирован строго реалистический характер понимания истины И. Кантом.
Вывод, полученный нами в результате проведенного исследования, подтверждает исходную гипотезу и может быть сформулирован следующим образом: теория истины И. Канта есть корреспондентная реалистическая теория истины, базирующаяся на плюралистическом понимании критериев истинности.