Диссертация (1173737), страница 8
Текст из файла (страница 8)
– С. Ш.)» («Никомахова этика», III 7).Аристотель может рассматриваться как провозвестник будущего индетерминизма; его взгляды на человека и его деятельность (этические взгляды вшироком смысле слова) оказали сильное влияние на римскую философию,откуда уже были восприняты латинской патристикой, став тем самым фундаментом западноевропейской философии.На этом пути необходимо упомянуть Цицерона (106–43 гг. до н.э.). «Онбыл своего рода мостом, соединившим греческую культуру с римской, а затем с западной в целом»1. В цицероновском понимании человек как живоесущество соглашается на свои действия: «…где же тогда добродетель, еслиот нас ничего не зависит?» («Учение академиков», II 38)2.Одновременно с этим оформляется идея детерминизма человеческих поступков в философии античной Стои (конец IV – III вв.
до н.э.). Все вещи, помнению стоиков, суть продукты божественного начала; соответственно, всeсовершается так, как задумано, в мире правит «фатум». Человек же свободенлишь постольку, поскольку понимает веления судьбы и согласует своюжизнь с ними (говоря словами Сенеки (4 г. до н.э. – 65 г. н.э.) из «Нравствен-1См.: Реале Дж., Антисери Д. Западная философия: от истоков до наших дней. Т. 1: Античность / пер.
с итал. СПб., 1994. С. 207.2Марк Туллий Цицерон. Учение академиков / пер. Н. А. Фёдорова; коммент. и вступ. ст. М.М. Сокольской. М., 2004. С. 115.43ных писем к Луцилию», ducunt volentem fata, nolentem trahunt, т.е. «хотящегосудьба ведeт, нехотящего – тащит»)1.Закатом античного понимания свободы воли стало учение Плотина(204/205–270 гг.). В труде «Эннеады» он задался вопросом: «Обладаем ли мысами свободной волей и как велико то, что в нашей воле и власти?» Предположив, что задаем мы себе вопрос «в нашей ли это воле?» тогда, «когда, гнетомые превратностями судьбы, разного рода необходимостями, или же волнуемые порывами страстей, врывающихся в душу, мы чувствуем, что все этогосподствует над нами, а мы – только их рабы и направляем каждый свойшаг туда, куда указывают нам эти повелители.
Вот тут-то и закрадывается внас сомнение, что, пожалуй, сами мы – совсем ничто, что ничего не зависитот нашей воли…» («Эннеады», VI.8, 1). Отвечая, Плотин связал свободу волис разумением: «…свобода принадлежит воле, насколько воля совпадает с разумом – с разумом, прибавим, правым, то есть обладающим правильным знанием…» («Эннеады», VI.8, 3) и возвeл еe в определeнном смысле в абсолют:«…в нашей власти лишь то, что делается или не делается по желанию нашейволи. …Что происходит из этой воли, что осуществляется ею самой, то только и есть в нашей полной власти; чего она хочет и что она безо всякого препятствия производит, действуя вовнутрь себя или вовне, – это и есть преждеи ближе всего то, что вполне зависит от нас» («Эннеады», VI.8, 6).Философско-теологический подход в истории концепции свободы волисвязан с доминированием в научной мысли учений, так или иначе связанныхс христианством, к середине I тыс.
н.э. ставшим доминирующей религией натерритории Европы.Со свободой воли тесно связаны две (иногда объединяемые) проблемыхристианской доктрины. Первая, названная Готфридом Вильгельмом Лейб-1См.: Реале Дж., Антисери Д. Указ. соч. Т. 1. С. 194–195.44ницем «великим вопросом о свободе и необходимости»1, связана с происхождением зла в мире (так называемая проблема теодицеи). Кратко еe сутьвыражается в вопросе: если Бог всемогущ, то как он допускает существование в мире зла? Вторая – это проблема Божественного предопределения или,более широко, абсолютного предвидения будущего Богом, исключающего,на первый взгляд, свободу. К их разрешению обратились уже христианскиемыслители восточной и западной патристики (IV–V вв.).Наиболее значимым стало решение, предложенное Св.
Августином Блаженным (354–430 гг.), хотя его взгляды претерпели определeнную эволюциюс течением времени2.В своeм раннем сочинении «De libero arbitrio», написанном в 388–395 гг.(название традиционно переводится как «О свободе воли»), Августин связывает подлинно свободную волю с волей первых людей до грехопадения; такая воля не допускает зла. Однако первородный грех сделал волю уязвимой;человек уже не может не грешить, продолжая обладать при этом свободойволи («мы обладаем свободой воли и грехи совершаем только благодаря ей»).Поэтому Бог не отвечает за зло мира, хотя и должен бы создать мир именнотаким, где грех и добро находятся в подлинной гармонии, ведомой толькоБогу3.
Однако подлинная свобода состоит в воздержании от греха, и потомусвобода воли – это благо от Бога, позволяющего человеку спастись.Позднее Августин отошeл от своей ранней концепции, и в борьбе противереси пелагианства стал придавать бóльшее значение Божественному пред-1Лейбниц Г. В.
Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла // Сочинения: в 4 т. М., 1989. Т. 4. С. 53.2См. подробнее: Августин // Католическая энциклопедия: в 4 т. Т. 1: А–З. М., 2002. Стб. 20–28; Реале Дж., Антисери Д. Западная философия: от истоков до наших дней Т. 2: Средневековье(от Библейского послания до Макиавелли). / пер. с итал.
СПб., 1995. С. 71–72; Шафф Ф. Историяхристианской церкви. Т. III: Никейское и посленикейское христианство. 2-е изд. СПб., 2011.С. 645–670.3См.: Эйден Н. Контуры католического богословия. Введение в его источники, принципы иисторию / пер. с англ. М., 2009. С. 70–71.45определению. Пелагианство возникло в конце IV – начале V вв. на основекритики концепции предопределения; сторонники этого течения отстаивалитезисы о полной свободе воли и возможности спасения исключительно свободными действиями человека, без Божественной благодати1. В работах(например, «De gratia et libero arbitrio» (426–427 гг.
- «О благодати и свободном решении»), направленных против пелагиан, Августин приходит к выводу, что свободы воли у человека в строгом смысле слова после грехопадениянет; человек уже не может не грешить; спасение же возможно только черезБожественный промысел: «Если доискиваться причины того, почему тот илииной оказывается достойным (спасения. – С. Ш.), то не переведутся утверждающие, будто таковой причиной является человеческая воля.
Мы же говорим, что это совершается по благодати или предопределению Божьему» («Опредопределении святых» (428–429 гг.). Причина, по которой одни получаютпо милосердию Божьему благодать и спасение, а другие – нет, остаeтся, помнению Августина, непостижимой тайной. По оценке Е. Н. Трубецкого, «если благодать всесильна, а воля человека ничтожна, то отсюда следует, чточеловек, чтобы спастись, должен всецело пожертвовать своей свободой, отдавшись всем существом своей объективной благодати. Отдельный индивиддолжен исчезнуть в объективном благодатном порядке, человек получаетсвое значение и смысл лишь как орган всемирного боговластия»2.
КритикаАвгустином пелагианства (и позднее менее радикальной формы последнего,так называемого полупелагианства3) была поддержана католической церковью, осудившей последнее как ересь; однако учение Августина о свободе воли и предопределении целиком никогда ею не одобрялось.1См. подробнее: Пелагианство // Католическая энциклопедия: в 4 т. Т. 3: М–П. М., 2007.Стб.
1374–1375; Шафф Ф. История христианской церкви. Т. III: Никейское и посленикейское христианство. С. 514–569.2Трубецкой Е. Н. Религиозно-общественный идеал западного христианства в V в. Миросозерцание блаженного Августина. М., 1892. С. 44–45.3См. подробнее: Полупелагианство // Католическая энциклопедия: в 4 т. Т. 3: М–П. М.,2007. Стб.
1608–1609.46В традиции раннего Августина задавался вопросами о свободе воли иБожественном предопределении Северин Боэций (около 480 – 526 гг.).Осуждeнный к казни, он написал в тюрьме трактат «Утешение философией»,в котором пришeл к выводу, что «…свобода воли существует, и нет такогоразумного существа, у которого бы отсутствовала свобода воли. Ведь все,что наделено от природы разумом, обладает способностью рассуждать и отличать одно от другого. Вследствие этого оно знает, чего избегать и чего желать.
Каждое разумное существо стремится к тому, что, по его мнению,должно желать, и отвращается от того, чего считает нужным избегать»(«Утешение философией», книга V:2). Но если так, то «кажется слишкомпротиворечивым то, что Бог предвидит все, и тем не менее существует некаясвобода воли. Ведь если Бог все предвидит и никоим образом не может обмануться, то с необходимостью следует, что Провидение предзнает то, чтобудет иметь место в будущем. Если же от века не только свершенное людьми, но и их помыслы и желания Бог предзнает, то не может быть никакойсвободы воли, так как невозможно существование какого-либо поступка илижелания, который был бы сокрыт от божественного Провидения, не ведающего заблуждения.
Если же нечто имеет возможность отклониться от того,что было предвидено, то в таком случае нельзя говорить о непогрешимостиПровидения относительно будущего» («Утешение философией», книга V:3).Решение этой проблемы, предложенное Боэцием (события будущего присутствуют в Боге как возможность1), осталось неопределeнным.В восточной патристике проблема свобода воли разрабатывалась нестоль глубоко, и еe обсуждение фактически прекратилось уже на раннем этапе. В качестве общей позиции был сформулирован тезис о том, что Бог сотворил человека свободным, чтобы он мог предпочесть добро злу. В качествепримера приведeм работу Оригена (около 185 – 253 гг.) (хотя ряд его взгля183.См.: Реале Дж., Антисери Д. Западная философия: от истоков до наших дней.
Т. 2. С. 82–47дов, в частности, о предшествующем существовании души, впоследствиибыли осуждены как еретические, однако учение о свободе воли было принятов восточной патристике), для которого свобода воли становится опорой всейбогословской системы1. В работе «О началах» он так обрисовывает свою позицию: «…мы думаем, что Отец всего, Бог, для блага всех Своих тварей, неизречeннымразумомСвоегоСловаиПремудроститакуправляет…различными существами, что все отдельные духи или души, – словом, всеразумные субстанции, как бы их мы ни назвали, – не принуждаются силоюделать, вопреки своей свободе, то, что не согласно с их собственными побуждениями, – и у них, таким образом, не отнимается способность свободнойволи.