Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 70

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 70)

Самое основное — определение социализма и сопоставле­ние Дюркгеймом сен-симонизма и состояния социализма в на­чале XIX в. Он по-прежнему стремится объективно опреде­лить социальную реальность. Он не приписывает себе право, которого домогался Макс Вебер, — обозначить свое опреде­ление социального феномена. Он старается определить извне, что представляет собой социальный феномен, закрепляя за ним его видимые черты. В данном случае он обосновывает оп­ределение социализма, исходя из признаков, общих для уче­ний, называемых обычно социалистическими. И он пишет: «Социалистическим называют всякое учение, которое требует воссоединения всех экономических функций или некоторых из них, ныне рассеянных в руководящих, сознательных цент­рах общества» (Le socialisme, p. 25). И еще: «Социализм не сводится к проблеме заработной платы, или, как говорится, желудка. Прежде всего это стремление к перестройке обще­ственного организма с той целью, чтобы по-другому разме­стить промышленный аппарат, извлечь его из тени, где он дей­ствует автоматически, и выставить его на свет и под контроль сознания. Но уже сейчас можно заметить, что это стремление ощущается не только нижними классами, но и самим государ­ством, которое по мере того, как экономическая деятельность становится все более и более важным фактором повседнев­ной жизни, вынуждено самим ходом вещей, самыми насущны­ми жизненными потребностями присматривать за ней и все больше упорядочивать ее проявления» (ibid., р. 34).

В обоих отрывках довольно хорошо резюмируется пред­ставление Дюркгейма о социализме. Он четко отличает уче­ния, именуемые им коммунистическими, от тех, что он называ­ет социалистическими. Во все исторические эпохи со времен античности были коммунистические учения. Они рождаются из протеста против общественного неравенства и несправед­ливости. В них заключена мечта о мире, в котором положение всех будет одинаковым. Эти учения не отражают особенно­стей данного исторического периода, что характерно для соци­алистических учений начала XIX в., возникших сразу после Великой французской революции. Слишком далекие от того, чтобы рассматривать историческую деятельность в качестве основной, эти учения стремятся свести к минимуму роль бо- ; гатств. Многие из них навеяны аскетическими представления­ми о жизни. Напротив, социалистические учения подчеркива­ют первостепенное значение экономической деятельности. Очень далекие от желаний возврата к простой, непритязатель-

374

ной жизни, от требований принятия законов против роскоши, они ищут пути разрешения общественных трудностей в изоби­лии и в росте производительности труда.

Социалистические учения, по Дюркгейму, не определяются ни отрицанием частной собственности, ни требованиями рабо­чих, ни желанием высших классов или руководителей государ­ства улучшить жизнь наиболее обездоленных. Отказ от частной собственности отнюдь не есть отличительный признак социа­лизма. В учении Сен-Симона критикуется институт наследства, но Дюркгеим видит в этой критике нечто вроде подтверждения самого принципа частной собственности. В самом деле, если мы называем частной собственностью индивидуальную собствен­ность, то последняя оправданна, если она принадлежит тому, кто ее приобрел. Передача по наследству становится, таким об­разом, противоположностью принципа частной собственности, поскольку по наследству некто получает собственность, кото­рую сам он приобрести не в состоянии. В этом смысле, считает Дюркгеим, критика наследования может рассматриваться как логичное проведение принципа, согласно которому частной считается только законная собственность, такая, которой инди­вид владеет в результате того, что он сам ее приобрел.

Дюркгейм допускает, что требования рабочих и стремления улучшить их жизнь — составная часть сознания, которое инс­пирирует социалистические учения, но он утверждает, что не оно определяет сущность социалистической идеи. Во все вре­мена были люди, обуреваемые духом благотворительности или сострадания, неравнодушные к судьбе несчастных и желавшие ее улучшения. Эта тревога за другого не является отличитель­ным признаком ни социалистических учений, ни данного мо­мента общественной европейской истории. Более того, «обще­ственный вопрос» никогда" не будет решен экономическими ре­формами.

Необходимым предшествующим этапом в развитии социа­листических учений была Великая французская революция, а отдельные события, имевшие место в XVIII в., можно считать их первопричиной. Множатся протесты против неравенства, рождается мысль <>; том, что государство можно наделить бо­лее обширными функциями. Но до революции эти положения остаются в зачаточном состоянии, им недостает главного, ос­новной идеи социализма: концепции сознательной реорганиза­ции экономической жизни.

Эта идея родилась после революции: потому что последняя поколебала общественный строй и расширила ощущение кри­зиса, склонив мыслящих людей к поискам его причин. Разру­шая прежний порядок, Французская революция способствова­ла осознанию возможной роли государства. Наконец, именно

375

после нее отчетливо проявилось противоречие между возрос­шей производительностью труда и нищетой большинства. Об­наружилась экономическая анархия, и протест против нера­венства, вину за которое прежде сваливали главным образом на неравенство политическое, был перенесен в экономиче­скую сферу. Произошло столкновение уравнительных стрем­лений, усилению которых содействовала революция, с осоз­нанием экономической анархии, вызванной к жизни зарожда­ющейся промышленностью. И это соединение протеста против неравенства и осознания экономической анархии породило социалистические учения, выражающие стремления к реорга­низации общества, начиная с экономики.

Общественный вопрос у Дюркгейма, в соответствии с его определением социализма, оказывается, таким образом, преж­де всего организационным вопросом. Но это также и вопрос морали. В ярком отрывке из своей книги он объясняет, почему реформы, инспирированные одним лишь духом благотворитель­ности, не могут решить общественную проблему: «Если мы не ошибаемся, то этот поток сострадания и сочувствия, суррогат прежнего коммунистического потока, с которым обычно стал­киваются в сегодняшнем социализме, представляет в нем лишь вторичный элемент. Он его дополняет, но не определяет. Сле­довательно, меры, предпринимаемые для того, чтобы его сдер­жать, не затрагивают причин, вызвавших к жизни социализм. Если потребности, выражаемые социализмом, сформированы, то их удовлетворение нельзя будет свести к удовлетворению неопределенных чувств братства. Обратим внимание на то, что происходит во всех странах Европы. Повсюду — озабочен­ность тем, что называют социальным вопросом, и попытки предложить частичные его решения. А между тем почти все ме­роприятия, предпринимаемые в этих целях, направлены исклю­чительно на улучшение положения трудящихся классов, т. е. они созвучны только благородным тенденциям, лежащим в ос­нове коммунизма. По-видимому, считается, что более неотлож­ным и полезным является облегчение страданий рабочих и ком­пенсация того, что есть плачевного в их жизни, с помощью бла­годеяний и законных льгот. Налицо готовность множить число стипендий, разного рода дотаций, расширять, насколько воз­можно, сферу благотворительности, внедрять правила охраны здоровья рабочих и т.д. с целью уменьшения разрыва между двумя классами и неравенства. Не замечают (впрочем, такое случается постоянно вплоть до социализма), что, поступая так, принимают второстепенное за главное. Не благородной снисхо­дительностью к тому, что еще остается от старого коммунизма, можно будет когда-нибудь обуздать социализм или осущест­вить его. Не вникая в ситуацию, типичную для всех времен, мы

376

добьемся какого-то смягчения ситуации совсем недавнего про­исхождения. Идя избранным путем, мы не только проходим ми­мо цели, которую следовало бы иметь в виду, но не можем до­стичь и намеченной нами цели. Потому что, какие бы ни созда­вали для трудящихся привилегии, частично нейтрализующие те, которыми пользуются хозяева, сколько бы ни уменьшали про­должительность рабочего дня, увеличивая даже равным обра­зом зарплату, не смогли унять возросшие аппетиты, т.к. по мере их удовлетворения они набирают силу. Их требования беспре­дельны. Их утолять — все равно что стремиться наполнить боч­ку Данаид. Если бы социальный вопрос вставал в таком плане, было бы лучше объявить его неразрешимым» (ibid., ρ, 78—79).

Это удивительный отрывок, и звучит он сегодня странно. Само собой разумеется, что Дюркгейм не противник обще­ственных реформ, не враждебно относится к уменьшению продолжительности рабочего дня или повышению зарплаты. Но характерно само превращение социолога в моралиста. Ос­новная тема все та же: аппетиты людей неутолимы; при отсут­ствии морального авторитета, умеряющего желания, люди бу­дут вечно неудовлетворены, поскольку всегда будут хотеть получить больше того, что имеют.

В определенном отношении Дюркгейм прав. Но он не задал­ся вопросом, который поднимает Эрик Вейль в своей «Полити­ческой философии»: является ли целью общественной органи­зации сделать людей довольными? Не проникает ли неудовлет­воренность в саму ткань жизни человека и совершенно особым образом в жизнь общества, в котором мы живем? ' °

Может быть, люди остаются столь же неудовлетворенны­ми, как и прежде, по мере увеличения числа общественных реформ? А может быть, менее неудовлетворенными, или они чувствуют себя как-то иначе? А нельзя ли полагать, что чувст­во неудовлетворенности и требования движут историческим процессом? Не нужно быть гегельянцем, чтобы понять: обще­ства трансформируются самим нежеланием людей оставаться в прежнем положении, каким бы оно ни было. В этом смысле неудовлетворенность не обязательно патология. Она, несом­ненно, не является Таковой в обществах, как наши, где осла­бевает власть традиции, а привычный образ жизни больше не кажется навязываемым в качестве нормы или идеала. Если каждое поколение хочет жить лучше предыдущего, то перма­нентная неудовлетворенность, о которой пишет Дюркгейм, не­избежна. Бочка Данаид или скала Сизифа суть репрезентатив­ные мифы современного общества.

Но если социальный вопрос не может быть решен путем реформ или улучшения положения людей, то какова его отли­чительная особенность в сегодняшнем мире?

377

Когда-то во всех обществах экономическая деятельность была подчинена светским и духовным властям. Светские вла­сти, по существу, были военными или феодальными, а духов­ные власти — религиозными. Сегодня в индустриальном обще­стве экономическая деятельность обособлена, она больше не регулируется, не служит предметом морализирования. Сен-Си­мон, добавляет Дюркгейм, отлично понял, что прежние власти, в сущности военные или феодальные, основанные на принуж­дении человека человеком, в современном обществе могли стать лишь помехой, т. к. они не в состоянии организовать и ре­гулировать индустриальную жизнь. Но первые социалисты ошибочно полагали, что современное общество отличается тем, что экономическая сфера не подчиняется общественной вла­сти. Другими словами, констатируя, что прежние власти были неприспособлены для необходимого регулирования экономиче­ской деятельности, они пришли к выводу, что экономическая деятельность должна быть обособлена, что она не нуждается в подчинении властям. Такова анархическая тенденция некото­рых учений.

Дюркгейм видит в этом основную ошибку. Экономическая деятельность нуждается в подчинении власти, и власть должна быть и политической, и моральной, А социолог обнаруживаем эту политическую и моральную власть, необходимую для регу­лирования экономической жизни, не в государстве или семье, а в профессиональных объединениях.

Курс по социализму датируется 1896 г. Годом раньше поя­вились «Правила социологического метода». Курс по социа^ лизму, таким образом — современник первого периода науч­ной карьеры Дюркгейма, периода написания работ «О разде­лении общественного труда» и «Самоубийство». В нем автор вновь обращается к идеям, изложенным в конце первой из этих книг, идеям, которые он представит в более развернутом виде в предисловии ко второму изданию своей диссертации. Решение социальной проблемы сводится к восстановлению профессиональных объединений, некогда именуемых корпо­рациями, для оказания влияния на индивидов и регулирования экономической жизни путем морализации.

Государство не способно выполнять эту функцию, потому что оно слишком удалено от индивидов. Семья стала слишком маленькой и утеряла экономическую функцию. Экономиче­ская деятельность отныне развертывается вне семьи, место работы больше не совпадает с местом жительства. Ни госу­дарство, ни семья не могут контролировать экономическую жизнь. Профессиональные объединения, восстановленные корпорации станут выполнять роль посредника между индиви­дом и государством благодаря их общественному и морально-

378

му авторитету, необходимому для восстановления дисципли­ны, за отсутствием которой люди дают безудержную волю своим желаниям. ^N

Таким образом, по Дюркгейму, социология может указать на научное решение социальной проблемы. Понятно, что он смог использовать (в качестве отправного пункта своих иссле­дований) философскую проблему, которая определяет полити­ческую, и что в социологии, как он себе ее представлял, он нашел замену социалистического учения.

Представляет интерес заключение курса по социализму. Дюркгейм пишет, что в начале XIX в. почти синхронными были три движения: рождение социологии, борьба за религиозное обновление и становление социалистических учений. Социали­стические учения стремились к реорганизации общества и, кро­ме того, к сознательному регулированию экономической дея­тельности, сегодня еще рассредоточенной в обществе. Религи­озное движение добивалось воссоздания верований, которые заняли бы место традиционных религий с их ослабевающим влиянием. Целью социологии было подвергнуть социальные факты научному анализу, пронизанному духом естествознания.

Характеристики

Список файлов книги