Автореферат (1155301), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Сорокина.Общей жанровой особенностью рассмотренных романов стала реализацияантиутопических сценариев, воплощение антиутопических идей, что иопределило темпоральную образность данных произведений. Жанровое ядросовременного русского романа, реализующего антиутопические идеи, являетсобой отражение значимых исторических событий и явлений, конца ХХ –начала ХХI века: процесс распада советской системы, геополитическиевопросы, появление новых государств на постсоветском пространстве,культурные и социальные кризисы, политические и экономические катаклизмыи др.
Важным идейным содержанием таких произведений становятся иразмышления на философские темы: свобода и насилие, духовные поискичеловека, осмысление человеком своего места и призвания и пр. Антиутопия(или её элементы в романе) становится наиболее актуальным вариантом прозыдля русского читателя, формирующим такой семиозис, который позволяетчитателю осмыслить собственную действительность, изменить собственноесознание.Моделирование художественного мира современного романа по-прежнемуосновывается на двух ключевых текстовых категориях – времени ипространства. Автор, создавая художественный мир, строит его по лекаламмира реального (или точнее: восприятия этого мира), и это значит, чтопространство-время становится смыслообразующей основой художественноготекста.
Категории времени и пространства предстают в традиционной для себя 15 функции – функции основных текстовых категорий, формирующих черезязыковые средства смыслы, заложенные автором и воспринимаемые читателем.Художественное время и пространство выступают и в качествелингвистических категорий, и в статусе универсалий текста, его семантическойосновы и главнейших элементов структуры.Исследование показало, что испытывая на себе воздействиепостмодернистских культурных тенденций, современный художественныйтекст максимально свободно манипулирует этими категориями. Итемпоральная, и локальная категории, несмотря на свою, казалось бы,универсальность, выстраиваются в тексте каждый раз по-новому.Семиотика пространства интегрирует в себя жанровые требования клокусам, хронотопическое восприятие художественной действительностигероем и пространственной координаты реального / вымышленного мира.Способы художественного моделирования пространства в данных романахразличны: экстраполяция героя в будущее, метаморфоза, метафора, гротеск,создание альтернативной истории и др.Традиционными для антиутопических текстов характеристикамипространства являются его ограниченность, замкнутость, разобщённость.
Наэтом уровне читатель осмысляет ключевые социально-политические события иявления в истории современной России: распад империи, возникновение новыхгосударств, политические, экономические, духовные кризисы и т.д.Эти же реалии позволяют выстроить семиозис пространства, исходя извзаимодействия с главным героем, который всегда хронотопичен:антиутопический герой находится в вечном поиске выхода из замкнутогопространства, которое не даёт ему связи со смыслом, и находит его или в иномфизическом пространстве («Невозвращенец»), или в пространстве ирреальном(«Кысь» и «Теллурия»). И это становится важнейшим опытом для героя, безкоторого не складывается сюжет, не проявляется семиозис.Семиотический подход, применённый в настоящем исследовании,позволяет актуализировать, помимо традиционных способов языковоговыражения пространственной категории (главным образом, локальная лексикаи предложно-падежные сочетания), и другие языковые средства, участвующиев семиозисе текстовой категории пространства.Прежде всего, к таким экспликаторам относится лексемы, денотативно иконнотативно эксплицирующие пространственные характеристики.
Будучиодним из самостоятельных членов семантического рядя, отдельное слово спространственной семантикой обретает знаковую способность раскрыватьзаложенные смыслы, участвует в семиозисе и становится инструментомчитательской интерпретации, например: семиозис пространства в романе«Невозвращенец» выстраивается вокруг оппозиции пространство свободное(для «будущей части романа) / несвободное (для части «настоящей).Пространство «настоящего» репрезентируется категориальными семами«замкнутое, бытовое, пустынное, статичное, отжившее» и обобщающей семой – 16 несвободное.
Каждая категориальная сема, эксплицирующая пространственнуюсемантику, раскрывается рядом лексем, которые соотносятся с общейсемантикой ряда, в том числе определяемой контекстуально. Так, физическоепространство «настоящего» эксплицируется такими лексемами-типизаторами,имеющими пространственную сему – «помещение»: лаборатория, коридор,кабинет, дом, номер, лифт, какая-то квартира. Контекстуально ониобъединены в ряд, имеющий более общую категориальную сему«замкнутость», «ограниченность».Рассмотрим другой пример. В качестве пространственных знаковвыступают глагольные формы. В пространстве «настоящего» – отсутствиесобытий, всё действие заключено в диалогах, событийность находится вобласти сознания главного героя, который осознаёт себя и принимает решенияв ходе разговоров.
Эта характеристика грамматически построена наиспользовании собственно прямой речи в диалогах героев и отражена водноактных глаголах: сказал, увидел, сообщил, подумал, воскликнул, ужаснулся,рассмеялся, согласился, возразил, заметил, вставил и мн. др. Дляперечисленных глаголов может быть выделена общая категориальная сема«действие с отсутствием движения», тогда и пространство, в которомреализуются такие глаголы, может быть охарактеризовано как статическое.Эти и другие характеристики, которые подробно рассмотрены в текстеисследования, имплицитно означивают пространство как несвободное,поскольку историческое сознание героя, память о национальном прошлом (сего мигающими лампочками в местах заключения, конторами и коридорами,ограничением в передвижении граждан и т.д.), а также вектор, задаваемыйантиутопическим жанром романа, позволяют определить приметы именнонесвободной картины мира, и, значит, — пространства несвободы.
Исобственно эта несвобода предопределяет побег из «настоящего», требуетосвобождения желания, решительного внутреннего выбора. При перемещениигероя из «настоящего» времени в «прошлое» характеристики пространстваменяются, меняется семиозис. Пространство «будущего» приобретаетоппозиционные характеристики: закрытое становится открытым, бытовоепреобразуется в историческое, пустынное заполняется, статичное неизбежноменяет характер на динамичное, вместо поломанного предстаёт неразрушаемое.Таким образом, на лексическом уровне семиозис в первую очередьформируют лексемы, определяющие пространство и характеризующие егочерез семантические оппозиции как заполненное / пустое, ограниченное /свободное, раздробленное / объединённое и т.д.Кроме того, в семиозисе пространственной категории в текстахзадействованы грамматические конструкции, которые через жанровуюстилизацию кодируют разные пространства.
Например, Т. Толстая в романе«Кысь» выстраивает семиозис пространства архаичного. Основным языковымприёмом для автора в демонстрации архаического в сознании главного героя,Бенедикта, становится восприятие и осмысление неизвестных для него слов – 17 «из жизни Прежних»: «могозин», «аружые», «оневерстецкое абразавание»,«энтелегенцыя» и пр.Также примером актуализации архаичности сознания главного герояслужит использованием разговорных, диалектных, устаревших лексическихформ. Особенно частотно и показательно использование «русского перфекта»,устаревших и/или диалектных глагольных форм:Крюк-то запачкамши. Книги валяются как ни попадя, с полок попадамши.Мало, что сам помре, да как помре: весь чёрный стал, раздулся как колодаи лопнул; да мало того: у него вся земля осемши и провалимши…А никого и нетути, все будто попрятамшись.В романе «Теллурия» жанровое разнообразие, или – точнее – перекличкажанров работает на выстраивание семиозиса пространства. Читателюпредлагается стройный, очевидно вычисляемый мир антиутопии, которыйлегко, в свою очередь, переходит в жанр памфлета.
Каждая глава романа –пародия на жанр, каждому пространству – свой жанр и свой язык. Каждыйжанр использует свои языковые средства воплощения.Например, в главе XXVI актуализируется жанр листовки-призыва.Языковыми приметами, в частности, здесь являются характерные для листовок:− обращения: Православные! Граждане! Товарищи!− призывы к действию: Долой узурпатора и его банду! Все на митинг!− окрашенная лексика, характерная для идеологических текстов(публицистический стиль): узурпатор; изверги рода человеческого; князьнаш; захват власти; шайка разбойников; бесовское обморачивание и пр.− риторическиевопросы:Доколетерпетьнам,подольчанам,издевательства узурпатора? И где теперь обретается господинМокшев?Организация главы XXXIV соответствует классическим описаниямморфологического устройства сказки: зачин, добывание волшебных предметов,встреча с волшебным помощником, преодоление трудностей и пр.На языковом уровне «сказочность» реализуется через:− лексемы с семантикой «волшебный»: самоход, колобок;− синтаксические конструкции, свойственные сказкам: Здравствуйте,дедушка.
– Здравствуй, Варюха-горюха, – старичок ей отвечает. Истали Опиловы жить-поживать да добра наживать; и др.Подобное жанровое разнообразие, проявленное на лексическом, лексикограмматическом и синтаксическом уровнях, с одной стороны – поддерживаетидею раздробленного пространства антиутопического художественного мира(своё пространство, свой язык), с другой стороны – даёт возможность авторувыстраивать полипространственность, отменяя детерминированность сюжета игероев пространственными координатами 18 Переход от элементов пространственного каркаса к знакам пространства втексте позволяет читателю интерпретировать все заложенные автором смыслы.Например, показательным является выстраиваемая в романе «Кысь» семиотикасторон света, которые включены в универсальную пространственную модель.Север предстаёт природно враждебным и полным опасности: «дремучие леса»,«бурелом», «ветви переплелись и пройти не пускают», «колючие кусты запорты цепляют», «сучья шапку с головы рвут».
Именно в северные лесапомещает автор мифический образ Кыси, которая сулит верящему в неё нетолько физическую гибель, но и катастрофические и необратимые ментальныеи душевные трансформации, потерю человеческого облика. Южноенаправление автор символически выстраивает как пространство, гдереализуется семиотическая оппозиция «свой-чужой», выстроенная в«довзрывном» сознании. В качестве основного приёма Толстая здесьиспользует семантические поля со значением «угроза», «война», «чужой». Итолько восток потенциально раскрывает границы города, мыслитсяпространством безопасным, радостным: «леса светлые», «травы долгие,муравчатые», «цветики лазоревые, ласковые» и т.д. И это неслучайно. Востокв архаической мифологической картине мира – место рождения солнца, символтепла и возрождения жизни, поэтому и лексическая замена «востока» на«восход» незаметна и естественна.Описывая стороны света и наделяя их символическими чертами,Т.
Толстая усиливает несобственно-прямой характер речи. И тогда рассказ осторонах света звучит как обобщение опыта многих поколений и как завет«знающих людей» по обживанию, очеловечиванию географического имифического пространства. Мифологизируя пространство, выстраивая егосимвольными координатами, автор строит художественный мир как иерархиюсмыслов не только для героев, но и для читателя.Таким образом, авторы применяют разнообразные языковые средства дляреализации знаковых игр и на уровне жанров, выбор которых предполагает ииспользованиепривыстраиваниипространственнойкатегориисоответствующих стилей и языковых конструкций.Как показал анализ, каждый художественный текст выстраивает своюсобственную структуру времени и включает в неё произвольно те или иныеэлементы темпоральности (виды времени).Семиотикавременивсовременномроманевыстраиваетсяпреимущественно вокруг исторического / мифологического времени, но некалендарного.