Диссертация (1148857), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Гераклит с Парменидом не только на этом, но и на том свете, если б им пришлось22встретиться, не сговорились бы. Та истина, которой они служили и здесь, и в ином мире, нетолько существует, но, по-видимому, и живет. И, как все живое, не только никогда не бываетсебе равна, но и не всегда на себя похожа.15Философское познание касается предельных оснований сущего, и их «изучение» никогда не может быть предметом коллективного опыта и здравого смысла. Философствование – всегда личностный акт, и поэтому подлинно философская истина не может соответствовать умозрительным критериям истинности, нодолжна быть строго индивидуальной. В этом смысле для Л. Шестова библейскийИов является философом в большей степени, чем Г.
В. Ф. Гегель.Очевидность логических законов действительна лишь для рассудочногомышления. Но философия претендует на познание сущего в целом, поэтому неправильно ограничивать сознание одной рассудочной деятельностью и исключатьдругие его аспекты. Критикуя концепцию самоочевидности Э. Гуссерля,Л. Шестов указывает, что абсурдные, с точки зрения бодрствующего сознания,вещи могут быть очевидными, скажем, в состоянии сновидения (пример с китайским императором).16 И совсем не очевидно, почему второму состоянию следуетменьше доверять, чем первому.
В противоположность унитарной модели сознания, базирующейся на представлениях, что у разума есть естественные границы,что он подчиняется логической необходимости, что его принципы одинаковы длявсех разумных существ и что они оставались бы истинными, даже если бы никаких существ никогда не было, Л. Шестов развивает концепцию абсурдного сознания, являющего собой «второе измерение мышления».17 Игнорируя аподиктические принципы рационального знания и самоочевидные истины разума, оно бросает вызов логической и естественной необходимостям тем, что ставит себя в абсолютное отношение к трансцендентному, будучи единичным и сохраняя своюнеповторимость. Здесь Л.
Шестов, как будет показано ниже, следует мыслиС. Кьеркегора, дополняя ее идеей о том, что к подобного рода абсурдному сознанию необходимо пробуждение, которое достигается конкретным, необезличен15Шестов Л. Potestas clavium (Власть ключей).
М., 2007. С. 203.См.: Там же. С. 236–238.17См.: Шестов Л. Афины и Иерусалим. М., 2007. С. 348–413.1623ным «индивидом» либо в нахождении перед лицом смерти, 18 либо в ясном осознании своей конечности. Внешним выражением этих процессов является абсурдная логика, не подчиняющаяся законам логики формальной.Таким образом, после рассмотрения важных для понимания современнойстратегии интерпретации абсурда первоисточников можно подвести некоторыеитоги. Прежде всего, в рамках этой стратегии абсурд в логическом измерении видится положительным явлением. Его позитивное значение состоит в том, что с егопомощью можно выражать в языке выходящие за пределы эмпирии содержание,которое не поддается выражению традиционным способом.
А неизбежно возникающие при этом размытость значения, двусмысленность, нарушение базовых законов формальной логики представляются не «ошибкой языка», а его «подсказкой» относительно того, каким образом о сверхэмпирическом только и можно говорить. Абсурд предстает расширенной языковой логикой, главное преимуществокоторой состоит в том, в чем формальная логика видит недостаток.
Предполагается, что человек должен задействовать те аспекты своего сознания, которые находятся за границами рассудочности, и, тем самым, приходить к абсурдному мышлению. Последнее имеет случайный и не всеобщезначимый характер, поэтому носитель абсурдного мышления должен осознавать себя в качестве исключительнойи абсолютно неповторимой индивидуальности. Именно отсюда делается первыйшаг в сторону экзистенциального измерения абсурда.
Именно в экзистенциальномизмерении абсурд находит свое исполнение, поскольку, несмотря на то что в современной стратегии логический абсурд мыслится в качестве феномена, обладающего положительным потенциалом, всё же следует заметить, что он остаетсявторичным и несамодостаточным, и во второй главе данной работы мы попытаемся показать почему.18Отсюда, внимание Л. Шестова к «Смерти Ивана Ильича» Л. Н.
Толстого и «Скучной истории» А. П. Чехова.241.1.3. Истоки современного понимания абсурда в экзистенциальном измеренииЭкзистенциальному измерению абсурда целиком будет посвящена втораяглава настоящей работы, однако здесь мы остановимся на некоторых важных егоаспектах.Если в логическом измерении абсурд понимается как расширенная, но всёже языковая, остающаяся в пределах дискурса, логика, то экзистенциальное измерение «видит» в дискурсивности отрицательность и стремится ее устранить.
Дискурсивное мышление представляется не преимуществом, позволяющим познаватьмир, а, напротив, основным препятствием. Основная идея, на которой базируетсяэкзистенциальная трактовка абсурда, состоит в следующем: познание сущего спомощью языка навсегда отделяет субъект познания от сущего, поскольку в актепознания присутствуют не сами вещи, но лишь их языковые образы, являющиесяплодами ментального конструирования. Более того, для экзистенциального измерения само по себе представление о субъект-объектной дихотомии также являетсяплодом ментального конструирования, поскольку двойственность в процессе познания определяется не объективными факторами, а единственно деятельностьюразличающего сознания. В этом смысле задача сводится не к тому, чтобы найтиподходящий «словарь» для постижения действительности, а к тому, чтобы убратьиз данного процесса двойственность, а также ментальные конструкты.
Для этогонеобходимо остановить логико-дискурсивную активность сознания в особом экзистенциальном опыте. Именно такой опыт мы называем абсурдным, обоснование чему будет дано во второй главе настоящей работы.Состояние недвойственности может достигаться посредством глубокого сосредоточения, или за счет активизации сверх возможного всех психических функций, или особой работой с психофизиологией, но в любом случае данный опытпредполагает разрушение субъективности (точнее, признание ее иллюзорного характера) и приостановление рассудочности. В принципе, любые «движения вуме» являются источником двойственности, но именно дискурсивности отводитсяособое место – она мыслится ключевым фактором создания субъект-объектного25видения и отчуждения от вещей в пространство слов о вещах.
Красноречивой иллюстрацией этого представления могут являться гностические писания:Имена, которые даны вещам земным, заключают великое заблуждение, ибо они отвлекаютсердце от того, что прочно, к тому, что не прочно, и тот, кто слышит (слово) «Бог», не постигает того, что прочно, но постигает то, что не прочно. Также подобным образом (в словах)«Отец», и «Сын», и «Дух святой», и «жизнь», и «свет», и «воскресение», и «церковь», (и) вовсех остальных… (Имена, которые были) услышаны, существуют в мире для обмана.19Поскольку, согласно этому представлению, всё связанное с дискурсом ивербальностью относится к сфере неподлинного, экзистенциальный абсурд предполагает достижение такого опыта сознания, в котором бы дискурсивная деятельность останавливалась.
Чуть выше, при рассмотрении учений Псевдо-Дионисия иНиколая Кузанского, подобного рода недискурсивное мышление уже упоминалось. Особую роль в этом играет практика молчания, которая понимается не просто как прекращение речи, а как достижение состояния, в котором приостанавливается внутренний дискурс.Значение понятого таким образом молчания раскрывает Майстер Экхарт.Мысля посредством слов, мы создаем образы вещей и познаём только эти образы,а не вещи, как они есть. Но если такое несовпадение еще пригодно для познанияналичного бытия, то постижение, насколько оно возможно, единственно истинного бытия Бога должно осуществляться без посредства образов – в сокровенноммолчании.
Экхарт пишет, что «Бог не нуждается вовсе в образе и не имеет его вСебе. Бог действует в душе без всякого средства, образа и подобия».20 Это, вопервых, означает, что Начало полностью просто и самотождественно, а вовторых, что в душе есть определенная часть, которая подобна Богу, и, стало быть,если прийти с ней в единство, то интуирование предельной трансцендентной реальности становится возможным. Эта часть души не мыслит в словесных образах,но является тем, что обеспечивает всякое мышление; в ее основе – самое глубокоемолчание.
Таким образом, познание душой Бога является одновременно недискурсивным («молчаливым», «безмолвным») познанием ею самой себя, при кото-1920Евангелие от Филиппа, 11.Экхарт М. О вечном рождении // Экхарт М. Духовные проповеди и рассуждения. Киев, 1998. С. 30.26ром сосредоточение настолько велико, что человек полностью отрешается от всякой инаковости, от словесных и чувственных образов. Именно поэтому, по Экхарту, «лучшее и благороднейшее, к чему можно прийти в этой жизни, это молчать и дать Богу говорить и действовать в тебе».21Если в экхартовском мистицизме значение остановки дискурсивной деятельности рассматривается в смысле очищения ума от его собственных иллюзорных конструкций, то в работах С.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
