Д. Мак-Фарленд - Поведение животных (Психобиология, этология и эволюция) (1112575), страница 2
Текст из файла (страница 2)
В качестве таких «поведенческих мутаций», подлежащих последующему отбору, смещенную активность рассматривает, например, Р. Доукинс'. Для анализа процесса принятия решения животными автор привлекает законы экономики. Эта идея не нова. В 1890— !901 гг, К.А. Тимирязев прочитал цикл лекций «Историческая биология и экономический материализм в истории», где всесторонне рассмотрел аналогию между экономикой и поведением живых существ'.
Важным фактором принятия решения является оценка расходуемой и приобретаемой энергии, а более общим критерием служат приспособленность, ее повышение (выигрыш) или уменьшение (затраты). Поведение строится гак, чтобы выигрыши и затраты были сбалансированы. Решения, обеспечивающие именно такой баланс, можно назвать рациональными с эволюционной точки зрения. Выбор поведения сложнее, чем простое сравнение силы конкурирующих мотиваций, поскольку на него влияет возможность их удовлетворения в данной обстановке.
Автор не рассматривает физиологический механизм эмоций как интегратор этих двух факторов (силы мотивации и возможности ее удовлетворения), хотя это могло бы оказаться продуктивным, например, при анализе выбора в случае конкуренции пишедобывательного и оборонительного поведения. Пожалуй, наиболее интригующими и вместе с тем дискуссионными являются главы, посвященные умственным способностям животных.
Автор сдержанно относится к использованию языка жестов и символов (в том числе демонстрируемых с помощью компьютера) у высших обезьян и подчеркивает их существенное отличие от речи человека. По мнению МакФарленда, полемика между бихевиористами и когнитивистами не имеет решения. Скорее можно говорить о сосушествова- ' Смх Ягшпег В. 8»1есйоп Ьу сопяеппепсея.- Вейаыог апг! Вга!и Всгепсея, 1984, и 7, Ыо. 4, Р. 487. ' Тимирязев К.
А. Сочинения, т. 6. Мх Сепьхозгяз, 1939. нии этих двух подходов к изучению повепения животных, где допущение о наличии психических образов вводится каждый раз, когда анализ физиологических механизмов испытывает затруднения ввиду отсутствия необходимых фактических данных. Соотношение между физиологическим и когнитивным подходами хорошо сформулировал И. П.
Павлов на примере категории цели-непременного атрибута когнитивистских представлений об организации поведения: «идея возможной цели при изучении каждой системы может служить только как пособие, как прием научного воображения ради постановки новых вопросов и всяческого варьирования экспериментов» '.
Мак-Фарленд приходит к заключительному выводу о том, что наличие психических образов необязательно для регуляции поведения животных, точнее: мы можем анализировать закономерности и механизмы поведения, не прибегая к допущению о существовании образов. Представляется дискуссионным раздел, посвященнгяй интеллекту животных. В своих теоретических построениях автор много говорит об интеллекте, об умственных способностях животных, но когда речь заходит о связи интеллекта со структурами мозга, то данные о функциях этих структур, об уровне их филогенетического развития сопоставляются с изощренностью, сложностью, выбором тех или иных форм поведении как единственного объективного показателя интеллектуальной деятельности. Похоже, вновь мы сз.алкиваемся с бихевиоризмом...
Тестами на развитие ингеллек га являются способность к решению сложных поведенческих задач, требующих оценки отношений между раздражителями, способность опираться в новых условиях на ранее накопленный опыт и использование орудий, формирующееся путем выработки инструментальных реакций и подражания действиям других особей. Именно подражание обеспечивает воз- никновенне так называемых культурных традиций, будь то распространение опыта среди членов популяции или кульзурное наследование передача индивидуально приобретенных навыков от поколения к поколению.
Последний феномен советский исследователь М.Е. Лобашев назвал сигнальной гне генетической) наследственностью. Хотя культурные традиции не связаны с генетическим наследованием, они остаются объектом естественного'отбора и потому носят адаптивный 1или по крайней мере нейтральный) характер. Авгор считает, что у нас нет возможности судить о субъективных, в том числе эмопиональных переживаниях животных. Ведь ве|етативные сдвиги оказываются весьма сходными при различных эмоциональных реакциях 1страх, ярость, радостное возбуждение), а эмоциональная экспрессия может носизь чисто ритуальный характер и не сопровождать соответствующим эмодиональным переживанием.
Здесь можно было бы заметить, что наиболее надежным объективным показателем наличия или отсутствия эмоций у животных, их положительной или отрицательной окраски служит отношение животного к своему собственному состоянию. Если животное стремится минимизировать это состояние, т.е. ослабить его, прервать или предотвратить, мы вправе говорить об отрицательной эмоции.Максимизация состояния, его усиление, продление, повторение свидетельствуют о положительной эмоции. Иными словами, с нейрофнзнолог ической точки зрения эмоция есть активное состояние системы специализированных мозговых образований, побуждающее животных и человека изменить поведение в направлении минимизации этого состояния '.
При обсуждении вопроса о сознании н самоосознании у животных необходимо уточнить, что именно понимаез'ся под термином «сознание» у человека. Совершенно очевидно, что такие приводимые автором определения, как «способность создавать и использовать психические об- ' Павлов И. П. Полное собр. соч. т. 3. М.-дг Изд-во АН СССР, 1951 1952, с. 1К7.
1Курсяв мо«.— П. С.) ' Симонов ПЛК Эмоциональный мозг. Мг Наука, 1981. разы», «знание о том, что гы делаешь нли собираешься делать», «знание себя, как чем-то отличающегося от других» и т.п., не содержат объективных критериев. позволяюших диагностировать наличие или отсутствие сознания у данного субъекта. Мы определяем сознание человека как знание, которое с помощью речи, математических символов, образов художественных произведений может быть передано другому, стать достоянием других членов сообщества. Можно возразить. что путем подражания животные также передают свои навыки другим членам группы, в том числе — молодняку Но принципиальную разницу между человеком и животными легко продемонстрировать на таком примере.
Подражая действиям взрослого, молодые шимпанзе научаются строить гнездо. Если же родители почему-либо исчезнут. оставив изготовленное ими гнездо, молодое животное не сможет воспользоваться им как эталоном для овладения навыками строительства: цепь культурного наследования окажется безнадежно разорванной.
Иными словами, каждое из животных обладает определенным запасом индивидуально приобретенных знаний об окружаюшем его мире, но у животных нет со-знаиня, обобщес гвленного, совместного знания, объективированного в речи, памятниках культуры, образцах гехнологии,— всего того, что К.Поппер назвал «третьим миром», если считать первым реально существующий мир, а вторым его отражение в высшей нервной (психической) деятельности. Именно речь и произведения искусства делают возможной передачу как сведений о конкретных событиях (предметах), так и обобщенных понятий.
Обсуждая вопрос о возможности проникнуть в субъективный мир животного, равно как и в субъективный мир другого человека, Мак-Фарленд делает акцент на вони.иании состояния другого по внешним проявлениям э~ого состояния и приходит к совершенно справедливому выводу: «пытаясь судить о том, испытывают ли животные страдания, мы вынуждены делать такие предположения об их пснхичес- ком состоянии, которые не лоддаютсл иву«ной»рввеуке», Этот вывод совпадает с мнением Дж.
Экклса. «Боль не может быть объектнвизирована. Только межличностная коммуникация подтверждает каждому из нас, что боль, которую мы чувствуем, есть реальность, а не иллюзия. Все другие люди обладают аналогичным чувством» ', Иными словами, постижение субъективного мира другого человека достигается путем его переноса на наш собственный внутренний мир. Здесь обнаруживается познавательная функция сопереживания'. Дело в том, что помимо со-знання как обобществленного, разделяемого с другими знания мы обладаем не менее важной способностью к сопереживанию, сочувствию, состраданию — способностью своеобразного эмоционального резонанса, когда сизнальь свидетельствующие об эмоциональном состоянии другого живого существа, активируют нервные механизмы наших собственных эмоций. Феномен эмоционального резонанса обнаруживается и у животных.
Л.А. Преображенская зарегистрировала у собак, наблюдающих болевое раздражение другой собаки, объективные признаки эмоционально отрицательного напряжения — учащение сердечных сокращений и нарастание суммарной мощности электрической активности гиппокамца мозга (тета-ритма). Устранение этого напряжения в случае, когда собака- «зритель» специальным рычагом выключает раздражение партнера, служило подкреплением инструментальной реакции «избавления». Таким образом, не понимание,не логический анализ, а сопереживание, познавательная функция которого оказалась как бы в тени достижений рационалистического познания действительности, представляет собой окно в мир субъективных переживаний другого живого сушества, Иного пути нет.