Д. Мак-Фарленд - Поведение животных (Психобиология, этология и эволюция) (1112575), страница 133
Текст из файла (страница 133)
Хотя Гриффин и другие исследователи (например, Т!зогре, 1974) рассматривали намерение и сознание как неотъемлемую часть одного н того же явленич, эта точка зрения не является общепринятой. В гл. 26 было показано, что преднамеренное поведение не всегда требует сознания. Как мы уже видели раньше, многие исследователи полагают, что сознание нельзя сводить только к знанию своих чувственных восприятий.
Например, Хамфрн (Ншпр)згеу, 1978) понимал сознание как самознание (зе!рйпочг(ег!8е), которое используется организмом. чтобы предска- .ать поведение других индивидуумов, а ьаббард (НпЬЬап1, 1975) полагал, чз о оно юдразумевает осознание себя как чего-то ггличного от других. Такое знание может врыть использовано как основа коммуни:ации, но это не означает, что сознание ~епременно включает в себя язык. Мы эожем согласиться с Пассингэмом (Раз(п8Ьат, 1982), что «говоряший язык революционизировал мысль. Использование ~зыка для мышления создало условия для ого, чтобы интеллект мог достичь гораз1о более высокого уровня.
Животные дугают, но люди способны думать абсопопю по-другому, используя совершенно 1ругой код». Несомненно, что вторжение зыка изменило сам способ, каким мы ~смысливаем самих себя. Нам трудно ~редставить себе сознание без языка. Одгако это не дает нам права считать, что сивотные, которые не имеют языка или бладают очень примитивным языком, не ,меют сознания. Мы уже видели раньше, то у животных, которые не имеют языка, квивалентного человеческому, можно обаружнть признаки самоосознания, Поэто«у мы не должны приравнивать язык к ознанию. Могут ли животные испытывать осонанное страдание? Если стоять иа поиции здравого смысла, то мы склонны .редположить, что могут.
Ко~да мы нахоимся в бессознательном состоянии, мы .е страдаем от боли или душевных мук, оскольку какие-то области нашего мозга казываются инактивированными. Мы не наем, однако, отвечают ли эти области олько за сознание или же за сознание люс еще какие-то аспекты работы мозга. 'аким образом, хотя в бессознательном остоянии мы не испытываем боли, мы не южем на основе этого сделать вывод о ом, что сознание и страдание идут рука б руку.
Вполне может быть, что все то, то лишает нас сознания, одновременно рекрашает ошушение боли, но одно и ,ругое не имеют причинной связи. У нас нет никакой концепции в отношении того, чтб может включать в себя овокупность сознательного опыта жиотного, если таковой существует. Поэому мы не можем сделать никакого залючения о том, существует ли какая-ли- бо связь между сознанием животных и их чувством страдания.
В своем неведении мы, должно быть, очень неправы, когда, думая о животных, полагаем, что ощущение страдания может быть лишь у тех из них, которые обладают интеллектом, языком и у которых обнаруживаются признаки осознанных переживаний. Есть свои недостатки и свои достоинства в том, что мы используем самих себя в качестве моделей, на которых пытаемся изучить возможности ощущений у животных (Паз«)апз, 1980). Слишком слаба научная основа для проведения аналогии между психическими переживаниями человека н животных.
Было бы некорректно с научной точки зрения приходить к какому-то заключению о психических переживаниях животных на основе таких данных. Вместе с тем мы сами делаем заключения о психических переживаниях других людей только на основе аналогии с нашими собственными переживаниями. Когда мы видим, как другой человек страдает или кричит от боли. мы не пренебрегаем этим, хотя и не можем доказать идентичность его психических переживаний с нашими. Мы «истолковываем сомнения в пользу обвиняемого» и приходим к нему на помощь.
Быз.ь может„в отношении прел- ставителей других биологических видов мы тоже должны истолковывать наши сомнения в нх пользу? 28.4. Перспективы эволюции Нам кажется естественным помогать другим людям, когда они испытывают сградания, Наши симпатии, по всей вероятности, имеют врожденную основу, хотя в какой-то степени на них могут влиять различные культурные тралиции, Даже если мы по отношению к кому-либо проявляем жестокость, мы вполне отдаем себе отчет, что заставляем этого человека сградать. Мы автоматически предполагаем, что его психические переживания должны быть подобны тем, которые испытывали бы мы сами в той же ситуации. Похоже на то, что естественный отбор сделал нас такими, что мы предполагаем сходство между психическими пережива- 479 пнями других людей и нашими собсгвенными.
Почему? Некоторые исследователи (например, Ншпр!1геу, 1979; Сгоо1г, 1980) утверждают, что в ходе эволюции сообществ, члены которых были зесно связаны между собой, определенные преимущества имели те сообщества, где особи оказывались способными понимать других. Под «пониманием других» мы подразумеваем определенную осведомленность о других как о существах, чувства которых подобны нашим собственным. Такое понимание могло бы помочь развизию способности особей реагировать на индивидуальные качества других особей, а быть может, и развитию языка, способного выражать эти симпатии.
Гриффин (Ог)1бп, 198!) полагает, что то же самое могло происходить с представителями других видов животных и что «животные, ко~орые осознают свои социобиологические цели. могут достигать их более эффективно, чем было бы в противном случаев. Можно с определенностью сказать, что социальная и политическая жизнь некоторых приматов' кажется достаточно сложной, чтобы обеспечить такого рода развитие. Проблема заключается в том, что для каждой обнаруженной нами илн предполагаемой характерной особенности живого организма мы всегда можем выдумазь кажущееся правдоподобным адаптивное преимущество.
Мы можем достичь ббльших успехов, если сконцентрируем внимание на возможности возникновения в ходе эволюции более широко распространенных и более простых качеств психики животных. Почему, например, могло развиться у животных чувство боли? Если представить себе популяцию живопгых, которые обладают простыми поведенческими реакциями избегания, но лишены ощущений боли илн страдания, то можно также предположить появление среди них мутанта, имеющего некоторое примигивное понятие о боли. Смог бы такой мутант успешно «завоеватья популяцию? Очевид- ' Мы' полагаем, что в данком случае не лишенный юмора автор имеет в виду человека. -7?рив«перев. но, что это новое качество может дать преимущества в процессе отбора только в том случае, если оно вызовет какие-то изменения в поведении животного. Трудно представить себе, каким образом естественный отбор мог бы влиять на психическое переживание, если бы оно было чем-то чисто личным и никак не проявлялось вовне.
Быть может, это новое качество могло бы улучшить способность животного общаться со своими родственниками, а может, как-то помогло бы ему более эффективно узнавать об опасностях окружающего мира. Мы этого не знаем, но мы можем по крайней мере отточить наши гипотетические представления, проверяя их соответствие известным закономерностям эволюционной биологии. Смогло ли бы предполагаемое новое свойство успешно завоевать популяцию? Смогла ли бы сформироваться эволюционно стабильная стратегия (см. гл, 7)? И так далее, Рассматривая вопрос о страдании у животных с эволюционной точки зрения, надо бы «использовать сомнения в пользу обвиняемых» и предположить, что животные испытывают страдания в тех ситуациях, которых они стремятся избежать. Если животные на самом деле способны страдать, то это, по всей вероятности, происходит в ответ на воздействие таких обстоятельств, которые являются для них в функциональном плане невыгодными.
В общем и целом можно ожидать, что в процессе эволюции животные оказались сформированными таким образом, чтобы выбирать ситуапии, приводящие к возрастанию их общей приспособленности, и избегать тех ситуаций, которые ведут к снижению приспособленности. По всей вероятности, следовательно, мы можем использовагь поведение выбора у животных для того, чтобы определить, в каких условиях они лучше себя чувствуют.
В !880 г. Герберт Спенсер (Брепсег) предположил, что субъективное переживание удовольствия и боли развилось у животных для того, чтобы помочь им выбирать подходящие места обитания и условия жизни. Хотя хорошо известно, что у диких животных проявляются явные предпочтения по о~ношению к определен- 480 ным местообитаниям (1,ас)г, 1937; Н!!дев, 1965; Раг!пдйе, 1978), это еше не означает, что для выбора местообитания им необходимы субьективные ощущения.
Однако если смотреть на это с точки зрения эволюции, то можно ожцдать, что предпочтение животными тех или иных местообитаний обеспечивает им определенное благополучие. Что касается домашних или лабораторных линий животных, то здесь связь между условиями, которые они выбирают, н их общей приспособленностью не столь резко выражена.
Тем не менее если предоставить этим животным возможность выбора, то по их поведению можно, по-видимому, получить вполне разумную эмпирическую оценку степени их благополучия в данных условиях (Раж)г!пз, 1980). Ценность такого подхода можно проиллюстрировать следующим примером. Дело касается попыток уточнить требования, которым должны отвечать условия клеточного содержания кур-несушек.
Правительство Соединенного Королевства создало комитет, который должен был определить, насколько хорошо содержатся домашние животные в животноводческих хозяйствах интенсивного типа. В своем отчете комитет рекомендовал не использовать в клеточных батареях полы, сделанные из тонкой шестигранной проволоки. Комитет считал, что стоять на заком полу курам неудобно (ВгашЬе!1, 1965).
Однако когда кур подвергли проверке в тесте на предпочтение между этим типом пола и полом, сделанным по рекомендации комитета из толстой прямоугольной мегаллической сетки, то исследователи обнаружили, что птицы предпочитают пол из тонкой шестигранной проволоки (Нп8Ьез, В1ас)г, !973).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
