Отзыв официального оппонента (авт. Хмелевский М. С.) (1102177), страница 2
Текст из файла (страница 2)
В данную канву истории славянских литературных языков логично включается языковая ситуация в Малопольше, Верхней Силезии и Словакии, где чешский литературный язык в том или ином виде использовался в качестве литературного языка, В этой связи и в продолжение данной темы можно указать диссертанту на его излишнюю осторожность, когда он пишет: «Учитывая слабую исследованность материала, трудно более определенно говорить о типологических сходствах и различиях процессов гибридизации в истории церковнославянского и чешского литературного язьпса». Логическое продолжение канвы истории использования одним славянским народом другого близкородственного языка с его последующей гибридизацией, а также выводы, сделанные в результате настоящего диссертационного исследования, говорят о том, что о типологических сходствах и различиях говорить следует, что, несомненно, открывает диссертанту перспективы для дальнейших исследований в интересующей его области.
В первой главе автор кандидатской диссертации также логично и вполне убедительно обосновывает выбор материала для своего исследования — это памятники деловой письменности. Заслуживающим достойного внимания представляется постулат о различии статуса деловой письменности, с одной стороны, в Древней Руси, которая лежит вне культурной сферы, и с другой — в других славянских регионах, в частности, .у западных славян, где деловая литература входит в сферу культурной письменности. Кроме того, более устойчивая норма языка чешских памятников данного жанра по сравнению с литературными памятниками, где велико влияние латинского языка, позволяет получить максимально объективную картину языковой ситуации и языкового взаимопроникновения, что и является задачей, которую ставит перед собой диссертант в своем исследовании.
Три последующие главы посвящены подробному анализу собранного материала по каждому из рассматриваемых регионов использования чешского литературного языка в качестве языка деловой письменности — Малопольше, Верхней Силезии и Западной Словакии. Все главы объединяет общая методика изложения материала и его анализа. Общность методики описания определяет ее новизну, заявленную во введении к работе, - т.е. рассмотрение в количественном отношении фактов наличия или отсутствия определенных явлений чешского литературного языка на различных его уровнях — в фонетике, морфологии и частично лексике, а также присутствие в языке памятников отдельных черт, характерных для говоров тех местностей, где эти памятники создавались.
Скрупулезный подход к исследуемому материалу позволил диссертанту не только выявить процентное соотношение родных и заимствованных языковых явлений, но и проследить тенденцию к их уменьшению или увеличению на протяжении исследуемого периода. В данном свете сложность исследования заключается еще и в том, что в течение рассматриваемого периода сам чешский язык претерпевал бурные процессы изменения фонологической системы, в результате которых менялась и сама норма литературного языка в пражском центре.
Диссертанту вполне успешно удалось проследить тенденции отражения тех или иных новшеств чешского языка в памятниках периферийных районов его употребления как с учетом живых процессов в языке Центральной Чехии, так и с опорой на характерные черты говоров Малопольши, Верхней Силезии и Западной Словакии. Каждую главу предваряет описание исторического фона определенного региона, рассмотрение степени изученности исследуемой языковой ситуации, после чего следует представление и анализ материала с необходимыми комментариями относительно степени отражения кюхдого из рефлексов, присущих чешскому языку, и языковых черт, характерных для родного языка авторов памятников. В конце представлены выводы, сделанные на основании проанализированного эмпирического материала, касающиеся уже более широких вопросов статуса чешского литературного языка в трех рассматриваемых регионах, тенденции к его «креолизации» или, наоборот, консервации, приводятся причины его укоренения и последующего ослабления своих позиций.
Несмотря на общность методики описания и структуры подачи материала, каждая глава представляет собой самостоятельный опус с зарисовками языковых, исторических и научно-исследовательских фактов, характерных для каждого региона в отдельности, поданных в русле одной более общей темы — истории чешского литературного языка. Убедительными представляются и заключительные выводы проведенного исследования по каждому из изучаемых регионов: 1) Языковая пестрота памятников, созданных на территории Польши, не позволяет говорить о единстве процессов, происходивших в чешском литературном языке на данной территории.
Эти тексты характеризуются перегруженностью элементами различного генетического происхождения, что привело к расшатыванию системы чешского литературного языка, употреблявшегося на данной территории, и вместе с экстралингвистическими факторами определило его дальнейшую судьбу в польской письменности.
2) Меньшая степень проникновения центрально-чешских фонетических явлений и стремление к консервации чешского литературного языка характеризуют памятники деловой письменности, создававшейся на территории Верхней Силезии. Однако в течение описываемого периода прослеживается ослабление процессов консервации, ориентация на нормы чешского литературного языка, минимизация проникновения в тексты диалектизмов силезского происхождения, что и обеспечило дальнейшее сохранение и закрепление чешского литературного языка в Верхней Силезии. 3) Вывод о наибольшей специфике функционирования чешского литературного языка в Западной Словакии по сравнению с Польшей и Силезией.
На фоне превалирующего соответствия языка текстов, создававшихся на территории Словакии, нормам чешского литературного языка прослеживаются тенденции к постепенной его адаптации к западнословацким говорам для обеспечения его дальнейшего функционирования в данном регионе. Важным представляется вывод, сделанный на основании фактического материала, а не расхожих стереотипных мнений о том, что в данный период процесс адаптации следует описывать не как процесс постепенной «словакизации», а как процесс частичной «дебогемизации» чешского литературного языка в Западной Словакии, что впоследствии станет определяющей чертой процесса формирования словацкого литературного языка. Неоспоримым достоинством работы является манера изложения, лаконичность, грамотность и стилистическая стройность языка кандидатской диссертации, осторожность излагаемых диссертантом предположений, обоснованность сделанных выводов, подтвержденных фактическим языковым материалом, наглядность подачи материала, в том числе и в виде таблицы в конце работы, где представлен собранный материал в форме, позволяющей провести самостоятельное сопоставление языковых фактов из разных регионов.
Таким образом, диссертант показал себя как глубокий, вдумчивый, эрудированный исследователь и аналитик с логическим складом ума, что помогло ему продемонстрировать свою научную состоятельность, позволило разобраться в непростой филологической проблеме и успешно защитить все основные положения, выдвинутые в диссертации. Некоторые замечания, которые носят больше дискуссионный характер или были вызваны научной любознательностью рецензента, нежели характер замечаний, как таковых, могут быть сведены к следующему: 1) Временные рамки исследуемых в диссертации памятников деловой литературы (30-е гг, ХУ в.
— 90-е гг. ХУП в.) не вызывают никаких сомнений. Тем более, что нижняя граница логично обоснована (на с. 12) временем появления первых дошедших до наших дней связных грамот на чешском литературном языке, созданных за пределами чешских земель. Однако, с другой стороны в работе отсутствует аналогичное обоснование верхней границы временного рубежа. Что касается Польши, то данное объяснение изложено в заключении ко второй главе, однако для Силезии и словацкого языкового континуума данный вопрос в работе остается открытым, 2) Не вполне понятно использование названия «руська мова» по отношению к письменному литературному языку Великого княжества Литовского (как известно, «руский язык», «руський язык», «проста мова» или «руська мова» - это самоназвания данного языка, но не традиционно принятый в лингвистике термин), 3) На сс.
37-38 на основании употребления графемы Ь в текстах, созданных на территории Польши, делается вывод о том, что в них не отражается характерное для польского языка взрывное д. Насколько справедлив данный вывод? Возможно, здесь следует говорить не о передаче или непередаче польской фонемы д, а лишь о графеме Й, которая в текстах польского происхождения имела функцию обозначения польского взрывного д, тем более, что графема д в чешской письменной традиции нередко служила для обозначения другой фонемы — у.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
