Формирование российского структурализма (1956–1964) и рецепция идей тартуско-московской семиотической школы в 1990–2000-е годы (1101791), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Во-вторых, если текст иреальность способны бесконечно взаимно моделировать друг друга, то тот, ктовоспринимает этот процесс, сталкивается уже не с единой структурой, которую можноисчерпывающе познать, выстроить типологию всех элементов данной структуры ипредставить ее саму как деталь структуры высшего уровня. Скорее он имеет дело спроисходящим в его сознании процессом взаимной деконструкции и текста, и реальности,работающим при каждом новом акте прочтения текста или познания реальности, т.е.функционирующим как перпетуум-мобиле.Вряд ли Ю.М.Лотман в рассматриваемый период сознательно подразумевал такойоборот событий.
К собственному осознанию подобной постструктуралистской (в широком11смысле) глубинной основы своей теории он, по всей видимости, пришел позднее, в конце1970-х – начале 1980-х гг., когда начал разрабатывать теорию семиосферы. Этопроизошло благодаря постепенной универсализации и онтологизации собственногометода исследования (о чем в начале 1990-х гг. применительно и к Ю.М.Лотману, и кдругим участникам Тартуско-Московской школы будет писать А.М.Пятигорский).Ю.М.Лотман понимал, что его концепции культуры и семиосферы сами являются частьюкультуры и семиосферы. Но это его не смущало – скорее, наоборот, свидетельствовало ополном слиянии с объектом и с окончательным переходом на позицию объективногонаблюдателя. Научная позиция отождествлялась с культуртрегерской (не отстраненноеисследование, а участие в самом процессе развития культуры) и эпистемологической(уравнивание метода с объектом).Выдвигается идея, что это привело к формированию в трудах Ю.М.Лотмана 1980–1990-х гг.
качественно новой «большой парадигмы» – Семиотики, более гибкой, чемСтруктурализмиМарксизм,однакопрактическиникемневостребованной.Исследователи, для которых семиотика осталась значима (Б.М.Гаспаров, В.М.Живов,И.А.Паперно, Б.А.Успенский и др.), воспринимают ее сейчас как научную теорию сосвоимконцептуальнымаппаратом,анекакобщеидеологическийконструкт.Предполагается, что причина этого – не в конкретных достоинствах или слабостях тойили иной мировоззренческой системы (парадигма Семиотика была основана на такомфундаменте,которыймогбыобеспечитьеежизнестойкостьиэффективноефункционирование в течение ряда лет), а в том, что к 1980-м гг.
утопические интенцииэпохи, когда Тартуско-Московская школа только зарождалась, уже изжили себя.Структурализм разрушился во второй половине 1960-х гг. – конкретным поводомоказаласьконцепцияЮ.М.Лотмана,однакоструктуралистскоемировоззрениеисчерпалось не в 1964 г., а ближе к началу 1970-х гг., параллельно с исчерпаниемутопического потенциала эпохи Оттепели в целом.
«Большие парадигмы» сталинеактуальны.Рассматривается, как Ю.М.Лотман применял семиотические методы на практике(на примере его работ об А.С.Пушкине). В 1960-х – первой половине 1970-х гг.Ю.М.Лотман,учитываяисторико-литературныйконтекстсозданияпушкинскихпроизведений, тем не менее сосредоточен скорее на исследовании внутритекстовыхсвязей: от фоносемантики до уровня построения характеров и сюжета. Во второйполовине 1970-х и в 1980-х гг., т.е. с разработкой концепции семиосферы, Ю.М.Лотманвсёактивнееприменяетсемиотическиеметодыкболееширокому историко-литературному контексту. Среди наиболее ярких примеров нужно назвать уже12упоминавшиеся статьи «Опыт реконструкции пушкинского сюжета об Иисусе» (1982) и«Замысел стихотворения о последнем дне Помпеи» (1986), где анализ пушкинскоготворчества вписан в широкий историко-культурный контекст.
Одним из итогов развитиясемиотических методов на материале пушкинского творчества можно считать книгу«Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя» (Л., 1981, переизд. 1983), в которойсобственно биография поэта предстает не столько как хроника дат и событий, сколько каксложное сознательное выстраивание жизнетворчества, проявляющееся, в том числе, всемиотическом насыщении А.С.Пушкиным каждого факта своей жизни.В дополнении к данному параграфу обосновывается причина того, почему взглядыЮ.М.ЛотманаНеобходимостьбылиназваныэтогопостструктурализмомобъясняетсятем,чтовширокомпостструктурализмсмыслевслова.российскихгуманитарных науках нередко приравнивают к философии постмодерна, которая, в своюочередь, становится символом антинаучности и антиструктурности (что в корнеотличается от теории Ю.М.Лотмана, для которого категории научности и структурностиоставались значимыми в течение всей жизни).Однако известно, что европейский и американский постструктурализм в наиболееобщем понимании – это сложный комплекс течений, вышедших из структурализма, в рядеключевыхпунктовнанемосновывающихся,новомногомкритическиегопереосмысляющих.
Это общегуманитарный комплекс, где границы между филологией,философией, культурологией, социологией, антропологией, психологией и др. размыты, иодна дисциплина легко перетекает в другую. С концепциями интертекстуальности,тождества языка и сознания, смерти субъекта соседствует идея социологическогоповорота в изучении своего объекта: отказ от генерализирующих исследовательскихоптик, от изучения единых законов и норм, внимание к человеческой уникальности вовсех ее проявлениях, зачастую обусловленных идеологическим фоном исследуемых эпох;в отличие от структурализма, в качестве точки отсчета берется не знаковая система илизнаковая деятельность человека, а сам человек и его место в социуме.
(К этомунаправлению можно отнести, в частности, Клиффорда Гирца, Хейдена Уайта иамериканских новых истористов, идеи которых будут затрагиваться во второй главе, атакже отчасти Мишеля Фуко.) Соответственно, все явления языка и культурыприобретают интерес для исследователя в их индивидуальной рецепции человеком и всвоем социальном функционировании в данных конкретных социумах.
В рамкахизолированных дисциплин такие феномены изучать нельзя; поэтому социологическийповорот предполагает междисциплинарность. Это обуславливает разработку болеесложного и тонкого категориального аппарата, где каждое явление не сводится к некоему13генерализирующему базису (в том числе знаковому) и не встраивается в сетку общихкатегорий, а само эту знаковость и эти категории создает и непрерывно модифицирует вдинамически изменяющейся конкретно-исторической ситуации.Если такое же понимание сущности постструктурализма распространить нароссийскую почву, то Ю.М.Лотман, несмотря на разработку «большой парадигмы»Семиотики (а возможно, во многом и благодаря этому: в частности, семиотикаЮ.М.Лотмана всегда предполагала социологизацию своего объекта), вполне впишется вданное определение, оставаясь при этом в рамках академической научности.
Причемвписывается последовательно: постструктуралистские тенденции, как было вышепоказано, намечаются уже в самых первых его структуралистских статьях, где онкритически переосмысляет постулаты российского структурализма во всех егопроявлениях – не только Московского кружка, но и группы А.Н.Колмогорова, и поэтикивыразительности А.К.Жолковского и Ю.К.Щеглова.Не случайно поэтому, что для ряда исследователей 1990-х гг., находящихся внаучном диалоге с идеями участников Тартуско-Московской школы, столь актуальнойоказывается именно фигура Ю.М.Лотмана. В качестве иллюстрации во второй главедается обзор взглядов нескольких ученых этого круга.Глава 2: Рецепция идей Тартуско-Московской семиотической школыв 1990–2000-е годыЭту главу можно рассматривать как попытку рассмотрения методологическихоснов современной российской филологии. Здесь представлены научные методыА.Л.Зорина, О.А.Проскурина, Р.Д.Тименчика и стратегия С.Л.Козлова на постузаведующего отделом теории журнала «Новое литературное обозрение», т.е.
явления1990–2000-х гг. Безусловно, подобных стратегий в современной филологии гораздобольше, чем четыре, и такое ограничение обусловлено тем, что это лишь предварительнаяпопытка исследования столь широкого и многообразного материала – эксперимент,проведенныйнаминимальномколичествепримеровименновсилусвоейэкспериментальности.Во вступлении ко второй главе обосновывается резкий хронологическийперебив, а также обращение именно к именам А.Л.Зорина, С.Л.Козлова, О.А.Проскуринаи Р.Д.Тименчика. Дело в том, что анализируемые методы и стратегии можно вопределенном смысле рассматривать как варианты решений тех проблем, которыевосходят к периоду формирования Тартуско-Московской школы и порождены темутопическим сознанием эпохи 1960-х гг., о котором говорилось во введении.
Кроме того,14показательна актуальность концептуального наследия российского структурализма исемиотики для разных периодов и областей российской филологии: А.Л.Зорин –исследователь литературы и культуры XVIII – начала XIX вв.; О.А.Проскурин –специалист по пушкинскому времени; Р.Д.Тименчик занимается историей литературы XXв. (преимущественно Серебряным веком), С.Л.Козлов – теоретик.Известно, что ряд философов и социологов, применявших в своих работахструктуралистский метод (Ю.А.Левада, Л.Н.Столович и др.), не приняли общуюустановку участников Тартуско-Московской школы на универсализацию своего метода(и, как следствие, онтологизацию и объекта исследования, и самого научногонаправления, т.е.