Формирование российского структурализма (1956–1964) и рецепция идей тартуско-московской семиотической школы в 1990–2000-е годы (1101791), страница 6

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 6)

Однако18представляется, что О.А.Проскурин изначально разделяет многие фундаментальныепринципы Тартуско-Московской школы, и попытка абстрагирования от Семиотикиприводит к противоречию в использовании метода, что было замечено рецензентами.По всей видимости, эту противоречивость О.А.Проскурин почувствовал, готовясвою вторую книгу, в которой выходил в пространство литературного быта.

В результатев методологическом введении О.А.Проскурин обратился к не связанному с российскойфилологической традицией исследователю, «текстоцентричный» пафос которого мог бытьблизок лотмановскому, но не претендовал бы при этом на универсализацию своей теории.Этим объясняется апелляция к концепции Х.Уайта, который так же представляет дляО.А.Проскурина «отредактированного Ю.М.Лотмана», как К.Гирц – для А.Л.Зорина.Однако, если историческое исследование по своей сути не отличается отисторического романа, но при этом любая, самая творческая деятельность несет в себечерты рациональности, следовательно, возможно художественно познавать свой объект,при этом претендуя на адекватность познания (это близко к подходу Р.Д.Тименчика).

Этоприводит к тому, что О.А.Проскурин в написании собственных работ, составивших книгу«Литературные скандалы пушкинской эпохи», ориентируется на традиции построениясюжета такого жанра художественной литературы, как новелла. Фактически эта работапредставляетсобойпримерявления«интеллектуальноеписьмо»–жанра,промежуточного между академическим научным письмом и свободной эссеистикой.Можно сказать, что О.А.Проскурин, воспринимая культуру в духе российской«большой парадигмы» Семиотики – «текстоцентрично» и «литературоцентрично», –пытается выйти за ее рамки. В первой монографии он использует внутренний потенциалэтой системы, превращая интертекстуальное исследование в обоснование своей (хотя ивосходящей во многом к Ю.Н.Тынянову) модели литературной эволюции.

Во второйкниге собственных ресурсов Семиотики для преодоления ее изнутри оказываетсянедостаточно, и О.А.Проскурин в поисках методологической основы своего исследованияобращается к теоретику, известному критическим переосмыслением структур «большихпарадигм». Однако идея текстуальности (и текстуализированности культуры) – ключеваядля Семиотики – не только не отвергается, но, наоборот, пропагандируется накачественно новом (по сравнению с первой монографией) уровне. В итоге в рамках такого«текстоцентричного» (по сути, семиотического в лотмановском смысле) подходаО.А.Проскурина происходит заметная трансформация той концепции, которая былазаимствована для выхода за пределы Семиотики.

Х.Уайт, поставивший под вопрос самипринципы научности исторического повествования, у О.А.Проскурина предстаетобосновывающим адекватность семиотического анализа исторического материала.19Универсализация при этом действительно преодолевается – однако только метода (впользу более гибкого интеллектуального письма), но не объекта.Таким образом, можно говорить о том, что научный метод О.А.Проскуринаявляетсясложнымконгломератомметодик,заимствованныхизразличныхфилологических традиций (в первую очередь – из разработок формальной школы), ниодна из которых не претендует на всеохватность описания, но все они описывают единоеуниверсальное явление: текстуализированную культуру и процесс этой текстуализации.Это не столько преодоление «большой парадигмы» Семиотики, сколько ее трансформациядля придания большей методологической гибкости.Впрочем, вполне возможен и иной вариант интерпретации: что О.А.Проскуринникогда не ставил перед собой задачи преодоления тех или иных «больших парадигм»,категориютекстоцентричностивоспринялпростокакоднуизотличительныхособенностей российской культуры XIX–XX вв., а Х.Уайт (и вообще категориальныйаппарат западной гуманитаристики) ему потребовался по причинам не методологическим,а культуртрегерским – для приобщения российского читателя к классике зарубежнойтеории XX в.Четвертый параграф «Стратегия С.Л.Козлова на посту заведующего отделомтеории журнала "Новое литературное обозрение"» посвящен опытам формированиядвух «больших парадигм» на страницах этого журнала – в первом случае, связанном сименем И.Д.Прохоровой, в качестве основы берется идея социологического поворота вгуманитарных науках; во втором случае, связанном с именем С.Л.Козлова, попыткасоздания«большойпарадигмы»базироваласьнарецепцииамериканскогофилологического течения «новый историзм».И.Д.Прохорова во вступлении к № 1 «НЛО» (1992) поставила перед журналомзадачу модернизации филологического (и, шире, всего гуманитарного) поля – по сути,выведения российской гуманитаристики на общемировой уровень благодаря введениюпостструктуралистских (в широком смысле слова) методик и ценностных ориентиров.Применительно к наследию Тартуско-Московской школы это означало отказ отуниверсализма«большихконцептуального аппарата.парадигм»СтруктурализмаиСемиотикииревизиюВо введении к юбилейному № 50 «НЛО» (2001)И.Д.Прохорова утверждала, что динамика развития российской гуманитарной сферы в1990-е гг.,становление внутринее принциповмеждисциплинарностиидажеформирование нового мировоззрения обусловлены именно отказом от объединения взамкнутые школы со своими общеидеологическими конструктами.

Однако тоймодернизации, которую ждала И.Д.Прохорова, к началу 2000-х гг. не произошло. В20результате в предисловии к тематическому номеру № 59 «Другие истории литературы»(2003) она вновь вернулась к мысли, что в филологии продолжает царить хаос, поэтомунеобходимы новые ценностные ориентиры и новый категориальный аппарат для болееэффективного ее дальнейшего развития. По всей видимости, по мнению И.Д.Прохоровой,возможность широкомасштабных реформ в российских гуманитарных науках возможнатолько при условии наличия некого единого концептуального фундамента, которыйможно создать лишь в рамках «большой парадигмы».

Это привело к тому, что на рубеже2010-х гг., в предисловии к тематическому номеру № 100 «Антропология закрытыхобществ» (2009), И.Д.Прохорова показала, что готова воспринимать социологическийповорот (она его называет «антропологическим поворотом») как зарождение новой«большой парадигмы» – и уже сейчас начинать совершенствовать ее категориальныйаппарат. Насколько при этом для И.Д.Прохоровой будет актуально наследие ТартускоМосковской школы (и в первую очередь, Ю.М.Лотмана – благодаря его близости ктеориям социологического поворота), судить в данный момент еще трудно.С.Л.Козлов, как и И.Д.Прохорова, изначально к идее создания «большойпарадигмы» относился критически. Выдвигается идея, что наследие Тартуско-Московскойшколы для него во многом оставалось актуально и важно, но при этом он стремился найтипути преодоления методологического монологизма российского структурализма исемиотики (проявлявшегося, помимо прочего, и в чрезмерно ригористичном сциентизме,и в разработках «больших парадигм», которые и привели, по мнению С.Л.Козлова, школук кризису).

В филологии (и в гуманитарной сфере в целом) для С.Л.Козлова важнанеунитарность филологической традиции и неуниверсальность метода и категориальногоаппарата. Его деятельность на страницах «НЛО» изначально была культуртрегерской:ознакомление отечественной филологии с различными течениями западной теоретическоймысли – в том числе и для того, чтобы российские читатели смогли выработать (поаналогии и по контрасту) более тонкие приемы критической рефлексии над собственнойметодологией.Чтобы нагляднее представить нереализованные возможности теорий ТартускоМосковской школы российскому читателю и одновременно выйти из кризиса ее «большойпарадигмы», С.Л.Козлов использует концепции западных теоретиков как своеобразнуюсистему зеркал, работающих по принципу сходства или контраста и помогающих увидетьактуальные стороны наследия школы.

Для этого уже в № 1 «НЛО» он публикует работуамериканского семиотика Майкла Риффатерра (как такого теоретика, которого, помнению С.Л.Козлова, российскому читателю будет воспринять легче всего), а в № 2 –статью полемизирующего с М.Риффатерром американского деконструктивиста Поля де21Мана (как теоретика, наиболее провокативного для отечественной филологии). На тотмомент С.Л.Козлов – еще не заведующий отделом теории, но человек, близкий к «НЛО».Однако начинание С.Л.Козлова потерпело неудачу: методологические споры незародились.

Следовательно, чтобы российская филология могла бы органично усваиватьзападные идеи, нужно найти те явления в российской культуре, которые были бынаиболее схожи с прививаемыми зарубежными теориями и стилями. Одним изоптимальных вариантов предстала семиотика Ю.М.Лотмана, у которой действительнобольше сходств с традицией западной теоретической мысли, чем у большинства другихотечественных концепций. При этом оказалось, что прививать следует в первую очередьто, что необходимо для приобщения российской гуманитаристики к общемировомусоциологическому повороту.Поскольку С.Л.Козлов к «большим парадигмам» относился скептически, тосоциологический поворот для него стал скорее поводом показать российской филологиинеобходимость междисциплинарности. Кроме того, есть основания полагать, что это былшанс реализовать свою собственную программу, которая может быть названа какформирование в российской гуманитарной сфере стратегии «интеллектуального письма»,преодолевающего ограниченность и постмодерна, и «гиперсциентизма».

Для этогоС.Л.Козлов, став заведующим отделом теории в «НЛО», попытался совершить то, что емунесвойственно: создать «большую парадигму», которая скрестила бы в себе и стремлениек социологическому повороту и междисциплинарности, и интеллектуальное письмо, иинтерес к семиотике (в ее постструктуралистском варианте), и критическую рефлексиюнад категориальным аппаратом.

По всей видимости, этот шаг был вызван тем, чтоуспешно преодолеть одну «большую парадигму» может только другая «большаяпарадигма», замещающая ее. Если нельзя никак иначе выйти из кризиса в филологии,возникшего после распада Тартуско-Московской школы, то нужно противопоставитьСтруктурализму и Семиотике что-то равновеликое.По мнению С.Л.Козлова, большинству из вышеперечисленных требованийудовлетворяет американский новый историзм.

Характеристики

Список файлов диссертации