Автореферат (1101614), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Поэтапное развитие этихжанровых структур хорошо отражает картину общего культурно-историческогопроцесса XVII века.Азбучные стихи XVII в. нельзя рассматривать в ряду виршей страдиционным акростихом: это совершенно особая поэтическая форма.Ключевое еe отличие состоит в том, что перед нами не стихи со скрытымдополнительным текстом, но, в первую очередь, именно текст азбуки – хорошоизвестный, явный, – воплощeнный в текущем стихотворении. Такие вирши непросто содержат в себе азбуку, но обусловлены ею. Поэтому связь междутекстами по горизонтали и вертикали, как правило, содержательная.Сходные по структуре стихотворения Кресту обнаруживаются в творчествеавторов Новоиерусалимской и приказной поэтических школ.
Основнымичертами этой формы является анафорический повтор и параллелизм строк,содержательно она близка к религиозному элогиуму. Осколками этой весьма20специфической, а потому не состоявшейся в литературе Нового временижанровой формы можно назвать некоторые стихотворения школы СимеонаПолоцкого.Процесс становления жанра стихотворной притчи можно наблюдать напримерестихотворенийразличныхпоэтическихшкол.Наиболеераспространeнные микросюжеты — о человеке со звериными чертами, осопоставлении земной жизни с путешествием по морю, о борзом коне. Важно,что двоестрочия с параллельной рифмовкой, широко применяемой поэтаминачала XVII столетия, как раз обеспечивают двусоставность излагаемой мысли,поэтому у ряда авторов этого периода структура поэтического текстапараболична, художественный образ и его интерпретация составляют две ветвипараболы, концы которых перекликаются в рифме. Даже в редуцированномвиде притча для первых русских книжных виршей является проводникомсюжетности, промежуточной формой для образования новых стихотворныхжанров с повествовательным компонентом.При анализе виршей, посвящeнных смерти, а также отдельных фрагментовстихотворений, в которых находят отображение соответствующие формулы,можно выделить несколько уровней понимания образа:1) Авторы виршей начала столетия отказываются от аллегорического образаодушевленной смерти, заменяя еe понятием «смертный час», передавая еeфункции демоническим персонажам или ангелам (что созвучно как некоторымиконографическимизображениямтоговремени,такисмешаннымлитературным образам европейского Средневековья).
В этот период частотныформулы,выражающиестрахинеизбежностьгибеливсегоживого,скоропостижная смерть толкуется как наказание грешникам, которое влечет засобой адские муки. Самый распространенный мотив этого времени —«посечение», жатва.2) Посредством переводных источников в русскую литературу приходит21обширный комплекс формул, мотивов и художественных образов, связанных сосмертью: умирают не только старые, но и юные; умирает и богатый и бедный(часто – царь); перечни имeн сильных мира сего, не избежавших смерти, атакже названий величайших царств; описания телесного разложения, мотивобманчивой (преходящей) физической красоты; человек посекается, как трава,юноши погибают, как цветы; коловратность, непостоянство земных благ,богатств (мотив пересекается с колесом фортуны). Сама смерть при этомодушевляется и в пределах используемых мотивов надевает маски палача,разбойника, сумасбродного злодея, война, честного жнеца и др.
В целом наевропейском материале принято сводить все эти мотивы к трeм: «пляскисмерти», «где сильные мира сего», физиологические описания смерти.Принято считать, что последний мотив не был унаследован древнерусскойлитературой, однако на материале виршей можно доказать обратное: благодарямногочисленным переводам и переработкам стихов о смерти европейскогопроисхождения и этот способ поэтического осознания оказался освоеннымрусскими книжниками к середине века.Интерпретации всех этих мотивов очень подвижны.
Одни вирши написаны,по примеру авторов начала века, с дидактической целью устрашить, внушитьчитателю страх смертный. Другие создаются в барочном духе: их авторы явнолюбуются, перебирая парадоксы жизни и смерти, это — вирши «поэтикиизумления». Третьи пытаются примирить человека с философией смерти:безжалостный агрессивный персонаж становится справедливым судьeй,уравнивающий богача и бедняка в своих правах. В четвертых выстраиваетсяфилософия многих смертей, указывающая на то, что физического прекращенияжизни нельзя бояться; все чаще звучат темы прекрасной смерти праведников испасительной, побеждающей смерть смерти Христа.3) Третий уровень понимания не имеет чeткой хронологической привязки,встречается редко, но при этом является следствием осмысления потока топосов22европейского происхождения. Он представляет собой некоторый выход запределы шаблона: когда автор приходит к личному осознанию смерти,перестает удивляться, перебирая затертые формулы, пренебрегает ими ипривносит свой собственный опыт в стихотворение.
Идейно этот уровеньдублирует первый: в центре изображения человеческий ужас и отчаяние.Однако вирши такого типа создаются во второй половине XVII века, когдашкола барочных формул авторами уже пройдена, поэтому стихи о смерти этогоуровня представляют собой некий синтез известных мотивов и личногоосознания.Традиционные мотивы, связанные с образом смерти, проходят через плачи иэпитафии, через сочинения общего нравоучительного характера, но между тем,у авторов разных поэтических школ есть и отдельные стихотворныепроизведения, посвященные формульной характеристике (собирательный,барочный вариант) и личному осознаю (лирическая составляющая) приходасмерти. Эти вирши, по примеру европейских медиевистов, можно объединитьодним жанром. Кроме того, многие вирши о смерти сопоставимы не столько синдивидуальным авторским творчеством, сколько с опытом поэтическогоприпоминанияусловногопрототекста:когдастихотворецснабжаетстихотворение формулами, напрямую не связанными с темой, но являющимисятрадиционными для неe.В заключении работы делаются выводы и намечаются перспективы длядальнейших исследований.Средневековые книжные центры, в которых складывались стихотворныешколы, вопреки их территориальной удаленности друг от друга и временнойдистанции не были закрытыми структурами, но испытывали взаимовлияния.Безусловна преемственность выговских старообрядцев по отношению кмосковским стихотворцам; авторы начала столетия отражают явления,окончательно оформившиеся к середине — второй половине XVII в; близость23художественныхметодовобнаруживаетсямеждуученикамиСимеонаПолоцкого и монахами Нового Иерусалима.Именно по этой причине в работе подробно рассмотрены стихотворныежанры, в которых объединяется опыт нескольких поэтических школ.
Если обособых жанровых формах — таких, как послание с двойным (здравствующим ипокойным) адресатом на Выге или стихотворная летопись в виде «предисловияк храму» в Воскресенском соборе, — сказано при рассмотрении отдельныхшкол, то заключительная часть работы посвящена характеристике общихжанровыхформ.Прирассмотренииэтихнеустойчивыхконструкцийвыявляются культурные категории, характерные для эпохи в целом.
Так,азбучный принцип составления стихотворных текстов и циклов созвученпониманию мира как книги; крестообразные вирши — один из ранних шагов косвоению стиля барокко; притчевое начало, выявленное в микросюжетахразнородных стихотворных фрагментов, оказывается важной ступенью вистории развития занимательного сюжета с моралью; вирши о смерти,сгруппированные по историческим периодам, позволяют увидеть быстроизменяющееся мироощущение авторов и смену культурных координат концаXVII — начала XVIII вв.В ходе исследования установлены новые историко-литературные связи,выдвинуты версии по поводу источников и атрибуции стихотворных текстов.
Вчастности, обнаружена связь между виршами Алексея Онуфриева и авторомстихов из новоиерусалимского «Алфавита»; стихотворными цитатами изсочинений Семена Денисова и переводной поэзией Евфимия Чудовского. Втворчестве Петра Самсонова обнаруживаются два совершенно разныхстихотворения к Василию Иосифовичу, ранее считавшихся редакциями одноготекста. В работе также сделаны наблюдения над формальными экспериментамив ранней поэзии и дешифровано несколько акростихов, позволяющихподтвердить атрибуцию или понять место текста в композиции поэтического24цикла.Изучение русского книжного стихотворства XVII века – одно из самыхперспективных направлений в исследовании древнерусской литературы.Введение в научный оборот, популяризация и всестороннее описаниенеизвестных и малоизвестных стихотворных текстов, создание развeрнутойистории поэтических школ позволит по-новому взглянуть на историколитературный процесс в России.Работа содержит ряд приложений со стихотворными тестами, до сих порполностью не публиковавшимися, на материале которых (наряду с ужеизвестными стихотворениями) проводилось исследование.В научный оборот вводится девять пространных стихотворных текстов:компиляция (в составе которой обнаруживается неизвестное послание МихаилаЗлобина и несколько других произведений); анонимные вирши о книгах;неизвестная редакция предисловия к псалмам (переделка предисловия СимеонаПолоцкого с опорой на Тихона Макарьевского); три не публиковавшихся до сихпор послания Петра Самсонова; два общих образцовых предисловия (одно изних сохранилось фрагментарно); послание монаха к Фёдору Афанасьевичу,атрибутируемое справщику Савватию.Список работ, опубликованных по теме диссертации:1.
О притчевом начале в русской поэзии XVII века // Вестник Московскогогосударственного областного университета (Электронный журнал). 2014.№ 4. http://vestnik-mgou.ru/Articles/View/598.2. «Вина всем добродетелям — любовь»: «любовная» поэзия на РусиXVII века // Русская речь. М., 2014. №6. С. 64 — 68.3. «Крестообразные» стихотворные формы в России XVII века // ВестникОрловского Государственного университета. №4 (39). Орел, Издательский25дом «Алеф-Пресс», 2014. С. 270 — 272.4.
О мозаичности стихотворных предисловий XVII в. // Древняя Русь: вопросымедиевистики. №3 (61), М., 2015. С. 67 — 68.5. О евангельских образах в виршах приказной школы стихотворства (перваяполовина XVII в.). // Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие.Итоговый сборник научных работ. Материалы XIII Кирилло-Мефодиевскихчтений 15 мая 2012 г.
М.: Ремдер 2013. С. 239 — 241.6. К проблеме авторского стиля в русской поэзии XVII в. // Текстология иисторико-литературный процесс: I Международная конференция молодыхисследователей. Сборник статей. М., Лидер, 2013. С. 10 — 22.7. Из истории и предыстории банальной рифмы // Русская филология. 25:Сборникнаучныхработмолодыхфилологов.Тарту,2014.http://www.ruthenia.ru/document/551847.html С.