Абсурдистские тенденции в творчестве В.Г. Сорокина (1100461), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Сорокин приемлет сам феномен постмодернизма и не отрицает принадлежность ряда своих произведений кпостмодернистской литературе2. Но писателя не устраивает тенденциозная иоднобокая интерпретация его творчества3.Дело в том, что исследование властного, «авторитарного» характера любого дискурса, вполне постмодернистское и по сути, и по форме, всегда былоподчинено у Сорокина разработке онтологической проблемы существованиязла, традиционной для русской литературы. «То, что я делаю, — сказал писатель, — это попытка разглядеть зло, понять, чем оно опасно»4; «я пытаюсь говорить о природе зла»5.Исследуя природу зла, Сорокин обращается к насилию как наиболее яркому его проявлению: «Насилие существует в мире.
И его очень много. И я пытаюсь все время ответить на вопрос — почему люди не могут обойтись без насилия. Что это такое вообще? В чем его природа?»6. По этой причине в центревнимания писателя часто оказывается феномен тоталитаризма как квинтэссенции разнообразных форм насилия, от физического до дискурсивного.Однако разработка темы тоталитаризма и связанной с ней эстетики социалистического реализма стала лишь первым этапом творческой деятельностиавтора.
Расширение поля стилистических экспериментов Сорокина с социалистического реализма на классический реализм (роман «Роман»), а затем и наклассический модернизм (роман «Голубое сало») было закономерным. C точкизрения писателя, соцреализм — это «законнорожденный ребенок ВРЛ (ВеликойРусской Литературы — М. М.)»7, а советская идеология имела литературнуюподоснову.Мысль о том, что русская литература XIX в.
ответственна за последующие события русской истории, не нова. В разное время ее высказывалиН. А. Бердяев, А. И. Солженицын, В. Т. Шаламов. В отличие от названныхмыслителей, Сорокин полагает, что основные противоречия русской классической литературы XIX в. лежали не столько в духовной, сколько в телесной сфере. При том, что «абсолютное большинство персонажей нашей прозы 19-го2См., напр.: Сорокин В. «Литература есть сражение психических состояний писателя»: интервью // Время МН.2000.
№ 141. С. 7; Сорокин В. «В культуре для меня нет табу…»: интервью // Он же. Собр. соч.: в 2 т. М., 1998.Т. 1. С. 13.3Сорокин В. Mea culpa? // НГ Ex Libris. 2005. № 13. С. 5.4Сорокин В. Писать и бояться невозможно: интервью // Ведомости. 2008. № 3. С. A08.5Сорокин В. «Лучше собаки друга нет»: интервью // Собеседник. 2006. № 35. С. 28.6Сорокин В.
Спящий в ночи: интервью // НГ Антракт. 2005. № 24. С. 13.7Сорокин В. «Процесс порождения текстов протекает у меня как контролируемый приступ эпилепсии»: интервью [Электронный ресурс] // Топология Междустрочья. 2003. URL: http://www.epistopology.com/ioffe_sorokin.html (дата обращения: 10.01.2010).6столетия являлись ходячими идеями, лишенными мышц, костей и крови»8, авторы прикладывали «потрясающие гиперусилия», пытаясь «оживить бумагу» 9.По этой причине в творчестве Сорокина постоянно акцентируется несоответствие литературы и действительности, подчеркивается сугубая конвенциональность и «мертвенность» любого художественного высказывания. Натуралистические описания сексуальных сцен, физиологических отправлений,изощренного насилия, обширное включение обсценной лексики призваны восполнить нехватку телесности в русской литературе.Острая полемика с реалистической традицией составляет одну из сущностных черт постмодернизма как эстетического направления, но Сорокин полемизирует в своем творчестве не только с принципами реалистической эстетики.Не менее важной оказывается для него борьба с традицией восприятия литературы в качестве «учебника жизни», а писателя как глашатая нравственных истин.Стремление к десакрализации литературной деятельности было одной изглавных причин обращения писателя к гротескно-абсурдистской поэтике.
Понаблюдению М. Н. Липовецкого, в произведениях Сорокина «вполне универсальным является принцип сочетания абсолютно несовместимых стилевых пластов»10, порождающий внешне ничем не мотивированные, абсурдные переходыиз одного дискурса в другой. Этот прием разрушает впечатление достоверностипроисходящего, освобождая читателя от «гипнотизирующей» власти текста.По этой же причине писатель часто прибегает к приему реализации метафоры и, шире, вообще к переводу фигурального в буквальное.
В теорииО. Л. Чернорицкой поэтика абсурда тесно связана с демифологизацией: «Объектом пародирования и редукции в поэтике абсурда становятся не сами метафоры, а мифы, порожденные мифологическим восприятием метафор — материальное их восприятие». «Для виртуоза поэтики абсурда, — утверждает Чернорицкая, — наилучшее место редуцирования идей — низкий модус житейскойпрозы, телесность, проверка высокой идеи фактами».
Другой основной способприведения к абсурду — это «наполнение строгой формы чепухой»11.Однако абсурдистская «чепуха» становится в данном случае важным инструментом в решении серьезных задач, причем не только художественного, нои этического характера. Освобождение литературы от «всего внеположенного»(Л.
Г. Андреев), возвращение ее в сугубо эстетическое русло видится Сорокинуодним из способов избежать в будущем трагических ошибок XX в.В первой главе диссертации рассматривается использование Сорокинымзаумного языка как абсурдистской художественной техники.8Сорокин В. Предисловие // Русский рассказ XX века. М., 2005.
С. 5.Сорокин В. «Насилие над человеком — это феномен, который меня всегда притягивал…»: интервью [Электронный ресурс] // Рус. журн. 1998. URL: http://old.russ.ru/journal/inie/98-04-03/voskov.htm (дата обращения:10.01.2010).10Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм. Екатеринбург, 1997. С. 257.11Чернорицкая О. Л. Поэтика абсурда. Вологда, 2001. Т. 1. С. 4, 7.97Первые подступы к зауми были сделаны Сорокиным в рассказе «Заплыв» (1979–1988), который автор считает своим литературным дебютом12. Заумная лексема «боро» используется в этом рассказе как инструмент абсурдизации сакрально-идеологического текста. В рассказе «Летучка» (1980–1981),ставшем впоследствии заключительной частью романа «Норма», Сорокин осуществил единственный в своем творчестве обширный эксперимент с фонетической заумью.Основное сюжетное событие «Летучки» составляет собрание редколлегиилитературного журнала, посвященное обсуждению одного из последних номеров издания.
Открывая дискуссию, дежурный критик Бурцов неожиданно переходит на заумный язык: «Первый материал — „В кунгеда по обоморо― — мнепонравился. В нем просто и убедительно погор могарам досчаса проборомо Гениамрос Норморок»13.Слова естественного и заумного языка выступают в заключительной части «Нормы» как равноправные элементы, составляя единое целое, некое гибридное наречие. Заумь — выражение крайнего волюнтаризма, индивидуалистического произвола в искусстве — сплавляется в «Летучке» в одно гротескное целое со стилем соцреализма, долженствовавшим стать единым для всейсоветской литературы.В анализируемом рассказе Сорокин предпринимает попытку построитьопределенную лингвистическую систему, превратить фонетическую заумь в заумный язык в прямом смысле слова.
Это достигается благодаря использованиюряда художественных приемов: постоянные повторения в речи персонажей определенных звукосочетаний; соположение близких по звучанию слов, создающее впечатление наличия словоизменения; включение зауми в стандартные длярусского языка синтаксические конструкции.Формально сымитировав некоторые языковые особенности, Сорокин достигает впечатления того, что герои «Летучки» говорят на каком-то неведомомнаречии.
В то же время писатель последовательно разрушает эту иллюзию засчет введения в текст трудных или невозможных для произнесения сочетанийзвуков или вкрапления невероятных буквенных комбинаций, придающих «Летучке» черты визуального произведения.Сложный лингвостилистический конструкт рассказа подчинен выражению абсурдности социокультурной ситуации эпохи застоя. В «Летучке» ненормальное и противоестественное воспринимается героями как совершенно нормальное и необходимое. В результате сугубо языковой, на первый взгляд, эксперимент становится художественным слепком эпохи, в которую советскаяидеология (и литература соцреализма как ее проводник) потеряла, по мнениюавтора, всякий смысл, но продолжала властвовать над реальностью.Большая часть рассказов сборника «Первый субботник» (1979–1984) построена на типичных для литературы соцреализма сюжетных ситуациях.
В ряде1213Сорокин В. Доктор Сорокин: интервью // Лица. 2005. № 9. С. 88.Сорокин В. Собр. соч.: в 3 т. М., 2002. Т. 1. С. 301.8произведений этого сборника повествование заходит в тупик («Геологи», «Заседание завкома», «Кисет»). Разрешением конфликта становится исполнениестранных и отвратительных ритуалов с сопутствующими им заумными заклинаниями.Так, в рассказе «Заседание завкома» Сорокин искусно выстраивает повествование таким образом, что происходящее можно воспринимать и как вполнеправдоподобное описание заседания заводского комитета, и как некую театральную постановку, в рамках которой разыгрывается такое заседание. Границамежду сценой и зрительным залом ощутима до кульминационной фазы рассказа, когда члены комитета обсуждают судьбу «тунеядца и алкоголика» ВитькиПискунова и внезапно принимают решение расстрелять его за систематическоенарушение трудовой дисциплины.Появление в таком контексте мотива расстрела было бы невозможным всоцреалистическом произведении.