Диссертация (1098500), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Состав нового министерства, сформированного Эдуардом Тааффе, оказался неутешителен для обеих сторон. В освещении этого вопроса чешские и немецкие авторы выделяли сходные сюжеты. Если чехов не устраивало недостаточное, по их мнению, количество министров славянского происхождения, то немцам их присутствие, напротив, казалось чрезмерным.
«Humoristické Listy» писали: «одиннадцать миллионов славян получили двух жалких министров, и тех без портфеля, а семь миллионов немцев – пять!» 404. Показательно, что о политической принадлежности министров (3 консерватора, 4 либерала) не было написано ни слова. Назначение двух славянских министров – одного чеха и одного поляка – было воспринято как очередное оскорбление немцев со стороны Вены. По этому поводу в журнале появилось горькое замечание: «Говорят, что после Тааффе придет министерство левых с одним чехом и одним поляком. Хорошо еще, что никто из этих господ не предложил пол-чеха и пол-поляка» 405.
Журналисты «Figaro», в свою очередь, так гиперболизировали эту проблему, что несведущему человеку могло бы показаться, словно новый кабинет состоял сплошь из славян. Автор одной из заметок, основанной на аллюзии на знаменитое высказывание императора Карла V Габсбурга о том, на каком языке с кем следует говорить («по-испански – с богом, по- итальянски – с любимой» и т.д.), продолжает список так: «по-чешски – с министрами» 406.
Такую иллюзию усиливало и частое применение немецкими авторами такого любопытного художественного средства, как трансформация фамилий ведущих немецких политиков на чешский манер: например, в стихотворении
404 Humoristické Listy. Č. 34. S. 266.
405 Ibid. Č. 49. S. 387.
«Новый чешский кабинет» перечисляются влиятельные политики во главе с
«графом Тааффичком». Таким образом автор заметки намекал на прославянские и, в частности, прочешские настроения людей, ставших во главе австрийской политики и вызывавших опасения относительно того, как будут проявляться приписываемые им симпатии. После назначения министром финансов Эмиля Хертека, чья фамилия, похожая на славянскую, также вызывала ожидаемые нарекания, в «Figaro» появилась заметка
«Вопросы без ответов» 407 , в числе которых были такие: «Сколько еще
польских и чешских министров будут назначены в Австрии, прежде чем появится Бисмарк?». Разумеется, речь шла не о настоящем Бисмарке, а о политике, подобном ему талантом и влиянием.
Большое оживление со стороны обоих журналов вызвала новая реалия политической жизни Чешских земель: появление министра по чешским делам, которым стал старочех Алоис Пражак. Несмотря на то, что сам факт этого назначения был знаком того, что чешский вопрос рассматривался в Вене, повод для неудовольствия чехов все равно нашелся в происхождении Пражака: «Чтобы удовлетворить чехов и мораван, Тааффе назначил министром Пражака. Мораванина» 408. Разумеется, фамилия нового министра («Pražak» переводится как «пражанин») дала богатую почву для каламбуров такого рода: «Не дай Бог, чтобы Пражак/пражанин со временем превратился в венца!». Новый министр оказался на обложке одного из номеров
«Humoristické Listy», где ему выказывалось деланное сочувствие (автор,
очевидно, прекрасно отдавал себе отчет в сложности богемских реалий):
«Сделает что-то для Богемии – не будет любим немцами. Не сделает ничего – не будет любим нами. Вот совет: пусть не заботится о чехах в Богемии (уж мы выкрутимся сами) – будет любим немцами; зато пусть беспокоится о чехах в Моравии и особенно в Силезии – и будет любим у нас» 409.
407 Ibid. Jahrgang 25. N. 5. S. 17.
408 Humoristické Listy. Č. 34. S. 267.
Фигура Алоиса Пражака стала объектом пристального внимания не только чешских, но и немецких авторов. Любопытно, что при оценке его назначения, личности и деятельности журналисты «Figaro» не направляли в адрес чехов практически никаких упреков. Однако повод для этого был, причем довольно многообещающий: появление такого поста было событием беспрецедентным, не говоря уже о том, что не могло быть расценено иначе, чем как реверанс со стороны правительства.
Более того, их обращения к персоне нового министра проникнуты своего рода сочувствием к чехам в связи с тем, что назначенный для защиты их интересов министр, на самом деле, был марионеткой в руках немцев. Одним из излюбленных приемов для освещения такого рода отношения – заметки, будто бы написанные от лица самого Пражака, где он кается в приверженности всему немецкому. Примером может служить такой текст:
«Моя вина велика: я терпеть не могу чехов, и поэтому помогаю лишь немцам. Но это я буду искусно скрывать» 410 . Авторы немецкого еженедельника и со своей стороны обращались к новоиспеченному министру, укоряя его за попытки выслужиться перед немцами: «Дорогой доктор Пражак! Ваша симпатия к немцам в почете! Но все же стоит сделать что-нибудь и для чехов... Ваш друг “Figaro”» 411.
Таким образом, в освещении проблемы формирования нового кабинета ярко наблюдается характерная для чешско-немецкого спора особенность: авторы обоих изданий предъявляют в адрес друг друга, по сути, одни и те же претензии. Если чехам казалось, что их интересы недостаточно учтены при формировании правительства, то немцы, напротив, были уверены в том, что в венских структурах стало чересчур много славян. Любопытны расхождения в оценке назначения министра по чешским делам. Так, чешские авторы относятся к его персоне скорее благосклонно, а немцы, вовсе не проявляя
410 Figaro. Humoristisches Wochenblatt. Jahrgang 23. N. 38. S. 150.
411 Ibid. Jahrgang 24. N. 31. S. 122.
недовольства в отношении этого назначения, лишь иронично порицают пронемецкие настроения Пражака.
Новый расклад сил в парламенте и правительстве, приход консервативных, в том числе, славянских, партий к власти и перемены в прежних статусах оппозиции и проправительственных сил были, разумеется, колоссальным информационным поводом для журналистов. Объем материалов, посвященных этому вопросу, значителен. Однако нельзя сказать, что в дальнейшем деятельность этих органов была объектом пристального внимания прессы. Работа кабинета и парламента освещалась хотя и регулярно, но достаточно однообразно. Посвященные этому заметки интересны как материал для обобщения и позволяют выделить несколько характерных тенденций.
Немецкий и чешский подходы зеркально отображали друг друга. Чешские журналисты приписывали правительству значительную зависимость от внешнего влияния и видели его двояким – со стороны как Германской империи, так и якобы от не потерявших прежнего веса либералов. В свете этого типичная схема принятия того или иного решения описывалась чешским еженедельником так: «Слишком много времени занимает обсуждение, пока Калноки412 передаст наказ Бисмарка Тисе413, а тот препоручит его Тааффе, а тот договорится обо всем с левыми, и только тогда это все дойдет до депутатов» 414. Как видно, рейхсрат был лишь последним звеном в этой длинной цепи. Неоднократно писалось о том, что на мнение чехов не обращали внимания, используя их лишь в случае необходимости как часть парламентского большинства при голосовании за те или иные проекты или бюджет («Сиди, чех, в углу: когда будут нужны деньги или рекруты, тебя найдут» 415).
412 Министр иностранный дел империи.
413 Глава венгерского правительства.
414 Humoristické Listy. Ročník 31. Č. 2. S. 14.
415 Ibid. Ročník 23. Č. 51. S. 403. В данном случае, видимо, имеются в виду ежегодные голосования по бюджету на грядущий период и обсуждение закона о воинской повинности осенью 1879 г.
Сложно сказать, что вызывало большее раздражение чешских авторов – неспешность центра в предоставлении им уступок или продолжение сотрудничества с силами немецкой оппозиции. Последнему обстоятельству посвящено колоссальное количество заметок и эпиграмм, всячески высмеивавших внимание премьера к интересам левого лагеря. Например, одна из заметок в этой серии повествовала о том, что Тааффе нанял специального учителя для преподавания ему умения владеть левой рукой наравне с правой. Причиной такого шага, по мнению чешских журналистов, было «странный сон, в котором граф чуть было не лишился своей правой руки. Опасаясь, как бы сон не воплотился, г-н Тааффе прилежно занимается с целью в случае чего уметь владеть и левой» 416 . Игра слов относительно понятий «правые» и «левые» не требует объяснения. Карикатуристы, в свою очередь, изображали премьера в образе супруга пожилой дамы, символизирующей правое крыло, который заглядывается на проходящую мимо хорошенькую девушку – оппозицию (см. рис. 5).
Деятельность премьер-министра напрямую перекликалась с темой неудовлетворенности чешских интересов. Авторы журнала иронизировали над тем, что глава правительства игнорировал чехов: «Наш Тааффе – тайный нигилист. Почему? Несложно ответить: не делает для нас ничего» 417 . На протяжении всего периода правления Тааффе основным упреком в его адрес была привычка сулить чехам многое, но не давать ничего. Тема данных премьером обещаний муссировалась на страницах журнала наиболее активно, хотя по сути своей была малосодержательной. Приведем в качестве примера многочисленных укоров такую заметку: «К г-ну Тааффе выслана чешская депутация, чтобы узнать, дает ли под его обещания проценты ростовщик. Тут граф впервые в жизни вздохнул и грустно сказал: “Этого я обещать не могу”» 418.
416 Ibid. Ročník 31. Č. 2. S. 11.
417 Ibid. Ročník 23. Č. 27. S. 211.
418 Ibid. Ročník 31. Č. 5. S. 34.
На исходе четырнадцатилетнего правления кабинета Тааффе (самого жизнеспособного правительства в истории Австро-Венгрии) на страницах чешского журнала появлялось все больше статей, авторы которых пытались подвести итог этого периода. В их представлении он был по большей части неутешителен: те перспективы, которые открывались в начале правления консервативного кабинета, оказались значительно преувеличены. С горькой иронией упоминались немногие достижения чехов на пути к равноправию с немцами: «Вена всегда предлагала нам обе руки – одной тут же забирая то, что дала другая» 419 . В целом можно сказать, что в представлении чехов ситуация в Богемии не просто осталось неизменной, но даже ухудшилась. Так, на вопрос о том, в чем разница между положением тела в воде и положением чехов в эру Тааффе анонимный автор отвечал так: «Ее нет! Как тело теряет весь свой вес в воде, так и мы утратили почти весь вес в “нашу” эру» 420.
Что касается основных тенденций, характерных для материалов
«Figaro», обращенных к теме работы парламента и правительства, то в них прослеживается прямо противоположная линия. Основная претензия немецких авторов к органам власти – это чрезвычайное влияние на них политиков славянского и, в частности, чешского происхождения. Зародившись еще в начале консервативной эпохи, когда на страницах журнала был создан образ переполненного славянами правительства, эта идея не сходила с них вплоть до конца рассматриваемого периода.
Связана такая особенность, по мнению немецких журналистов, была, в первую очередь, с характером деятельности двух лиц – чешского лидера Ф. Л. Ригера и премьера Эдуарда Тааффе. Ригер предстает своего рода серым кардиналом венской политики, от которого зависят все важнейшие решения, начиная с 1879 г. Так, в одном из стихотворений рисовалась такая картина:
419 Ibid. Č. 4. S. 27.
420 Ibid. Ročník 32. Č. 8. S. 62.
«Тааффе поет в тональности Соглашения421 мелодии Ригера <…> Тааффе исполняет с д-ром Пражаком дуэт, написанный в духе государственного права, сдирижированный в духе федерализма» 422 . Эти строки ярко иллюстрируют настроения гипертрофированной чехофобии, царившие на страницах издания. В свою очередь, Тааффе являл собой образ политика, исполненного прославянских симпатий и делающего все возможное, чтобы увеличить не-немецкое влияние в органах власти: «... еще большему количеству чешских депутатов поступило предложение от графа Тааффе занять вакантные места придворных чиновников» 423.
При этом надо заметить, что премьер изображался двояко. Порой это простодушный и недалекий политик, который не замечает, как его водят за нос. Этот вариант иллюстрирует, в частности, заметка с высказываниями сильных мира сего, где премьеру приписываются слова: «Я не буду править без чехов», а Ригеру – «Некоторые думают, что управляют, но на деле управляемы» 424 . Напротив, порой создавался образ человека не столь недальновидного и пытающегося скрыть свои настроения. Так, в рубрике
«Характерные оговорки» писалось: «Правительство будет стремиться действовать на благо чехов... Немцев, я хотел сказать. Граф Тааффе» 425.
Довольно показательным примером того, насколько любима была тема неоправданно высокого внимания к чешскому вопросу среди авторов немецкого еженедельника, служит стихотворение «Богемия без конца», опубликованное на склоне «эры Тааффе» в 1893 г. В нем пространно описывается, как заседает австрийский парламент, единственным вопросом на повестке дня которого становится именно чешский: «Все наши усилия и прилежание направлены на Богемию, одну лишь Богемию» 426.
421 Под «Соглашением» имеется в виду австро-венгерский договор 1867 г., к примеру которого постоянно апеллировали чехи, заявляя о своих исторически сложившихся правах на особый статус в рамках империи, сравнимый с венгерским.
422 Figaro. Humoristisches Wochenblatt. Jahrgang 23. N. 40. S. 158.