Автореферат диссертации (1098141), страница 15
Текст из файла (страница 15)
Стасим заканчиваетсяеще одним обманом, но теперь это – спасительный обман, приносящий освобождение иизбавление от горя, схожий с благим обманом второй половины трагедии, и этот обмансоздает искусство.Упоминание в стасиме дионисийского праздника приводит нас к предположению отом музыкальном жанре, который мог иметь в виду Еврипид – это мог быть театр итрагедия, которая игралась на празднике Диониса. О возможном метатеатральном смыслеобмана в «Елене» писал Даунинг, отмечая, что обман Феоклимена Еленой и Менелаем вовторой части пьесы, с использованием костюма, притворных речей и с рассказом овыдуманных событиях очень напоминает театральное представление.
49 Для софистовтрагедия была обычным примером обмана (ἀπάτη), причем обмана справедливого,подобно обману во второй половине «Елены». Горгий говорил о том, что трагедия создает«обман таким образом, что обманувший справедливее необманувшего, а обманутыймудрее необманутого» (ἀπάτην ἣν ὅ τ' ἀπατήσας δικαιότερος τοῦ µὴ ἀπατήσαντος καὶ ὁἀπατηθεὶς σοφώτερος τοῦ µὴ ἀπατηθέντος, DK 82B23) – имея в виду право поэта уводитьпублику в вымышленную реальность, в которую зрители должны в течение спектакляверить.
Точно так же расценивает трагедию автор упомянутого ранее сочинения «Одвойных речах», объясняя те случаи, когда обман может быть справедливым: ἐν γὰρτραγωιδοποιίαι καὶ ζωγραφίαι ὅστις <κα> πλεῖστα ἐξαπατῆι ὅµοια τοῖς ἀληθινοῖς ποιέων, οὗτος47Kranz, W. Stasimon: Untersuchungen zu Form und Gehalt der griechischen Tragödie. Berlin, Weidmann, 1933,S.
78, о втором стасиме «Елены» см., напр., Whitman C. H. Euripides and the Full Circle of Myth. Cambridge,Ma.: Harvard University Press, 1974, p. 65, Dale, A. M. (ed.) Euripides. Helen. Oxford: Clarendon Press, 1967, on1301–1368, о первом стасиме «Электры» Alt, K. Untersuchungen zum Chor bei Euripides. Diss., Frankfurt, 1952,S. 49, Barlow S.
A. The Imagery of Euripides: A Study in the Dramatic Use of Pictorial Language. London:Methuen, 1971, p. 20.48Cropp, M. (ed.) Euripides. Electra. Warminster, Aris & Phillips, 1988, p. 127; Csapo E. New Music's Gallery ofImages: the ‘Dithyrambic’ First Stasimon of Euripides'' Electra // J. R. C.
Cousland and J. R. Hume (eds.) The Playof Texts and Fragments: Essays in Honour of Martin Cropp. Leiden, Brill, 2009, 95-109, p. 96.49Downing E. Apate, Agon, and Literary Self-Reflexivity in Euripides' Helen // M. Griffith and D. J. Mastronarde(eds.) Cabinet of the Muses: Essays on Classical and Comparative Literature in Honor of Thomas G. Rosenmeyer.Atlanta, Ga.: Scholars Press, 1990, 1-16, p.
12.39ἄριστος «В сочинении трагедий и в живописи тот превосходит всех, кто лучшеобманывает, творя подобия истинной реальности» (3.25).Если благой обман в «Елене» отсылает к театральной иллюзии, то как же нужнопонимать смысл этой пьесы? Даунинг, стараясь вычитать смысл всеобщий ивневременной, относящийся к театральному искусству вообще, полагает, что Еврипидсталкивает благой эстетический обман трагедии с негативными примерами обмана вдругих сферах человеческой деятельности, создавая тем самым ощущениедвойственности и непостоянства реальности и наших представлений о ней.50 Мне кажется,однако, что, как и губительный обман первой части, отсылавший к печальному итогуСицилийской экспедиции, точно так же и спасительный театральный обман второй ееполовины мог иметь очень конкретное значение.
Этот образ нужен Еврипиду, чтобысказать не о трагедии вообще, а той трагедии, которую зрители смотрели в тот самыймомент – о самой «Елене». Публика поглощена театральным действом, она веритсоздаваемой перед нею театральной иллюзии, и этот обман освобождает ее от боли,причиненной тяжелым поражением и утратой близких. Особенное построение «Елены»,начинающейся горем и скорбью, но постепенно движущейся к радости, должно исимволизировать избавление от страданий, и это избавление приносить.ЗАКЛЮЧЕНИЕВ своей работе я попытался продемонстрировать структурную целостностьтрагедий Еврипида, выявить отношения между их структурой и темой и тем самымпоказать путь, ведущий к их интерпретации.
Единство трагедии создается перекличкоймежду разными драматическими ситуациями и событиями, находящимися в отношенияхсходства или контраста и часто описываемыми одними и теми же или схожими словами.Анализируя эти повторяющиеся элементы, мы можем выявить сквозные темы трагедии.Эти темы складываются обычно в довольно строгую логическую систему, в основекоторой лежит главная тема, или смысловая доминанта трагедии.Этот путь от описания структуры к выявлению темы невозможно пройти, неучитывая контекстных связей трагедии – с другими поэтическими текстами, ссовременной Еврипиду риторикой и философией и с исторической реальностью.Важность изучения контекста для интерпретации трагедий я попыталсяпродемонстрировать в двух разделах работы двумя разными способами. В первом разделея обратил главное внимание на культурный контекст «Ипполита» - на то, как Еврипидиспользовал риторическую, философскую и поэтическую топику, включая ее в свойпоэтический язык. Во втором разделе я рассмотрел те трагедии, для которых важна инаяконтекстуализация, - для которых важно установить связи с политическим контекстом, вкотором они были поставлены.Предложенная мной методология позволила мне прийти к новым интерпретациямпяти трагедий Еврипида.Главной нравственной темой «Ипполита» оказывается тема оправдания ипрощения, выраженная всей сложной мотивной системой, в которой использован ифилософский язык и понятия современной Еврипиду эпохи, и поэтические топосы, но вцентре которой находится юридическая топика.
Кроме этого общего заключения, впервом разделе, посвященном «Ипполиту», я прихожу еще к нескольким более частнымвыводам.Мотивы, описывающие поведение героев в «Ипполите», оказываются связаннымис топосом «невольных проступков», распространенным в оправдательной риторике 5-4 вв.до н.э. Анализ этого топоса в судебных речах, в речах в «Истории» Фукидида и внекоторых философских сочинениях, использующих риторическую топику (Горгий,50Downing, op. cit., p. 11.40Платон, Аристотель) позволяет определить несколько его главных элементов.Постулируемая «непроизвольность» проступка служит основанием для прощения, апризнать проступок непроизвольным заставляют некоторые смягчающие обстоятельства –незнание, эмоции или внешние причины.
Еврипид в «Ипполите» использует все элементыданного топоса, превращая их в ключевые тематические мотивы, выражающиеконцептуальное содержание драмы, и реализуя их драматическую выразительность.Два других важных мотива пьесы, связанных с тем же тематическим комплексомневольных ошибок, – мотивы речи и зрения. Эти мотивы описывают две главныечеловеческих способности, которые в «Ипполите» обладают обязательной связью снезнанием и эмоциями. «Ипполит», тем самым, обнаруживает поразительное сходство с«Похвалой Елене» Горгия, где речь и зрение обсуждаются в том же контекстенепроизвольных проступков и оправдания и также связываются с незнанием и эмоциями.Это сходство, дополняемое также некоторыми буквальными совпадениями между двумятекстами, свидетельствует о том, что оба автора в разных жанрах и разнымихудожественными средствами разрабатывали одни и те же риторические темы.Одна из разновидностей невольных ошибок персонажей - их моральные ошибки.Эти ошибки проистекают не от их собственной порочности, но из-за противоречивостисамой реальности.
В каждом своем поступке персонажи стремятся к добродетели, нодобродетель сама выступает в драме амбивалентной и противоречивой и ведет к гибрису.Этот смысл несет один из ключевых мотивов пьесы – мотив αἰδώς (социальное чувство,или социальная добродетель).В центре драматической композиции трагедии - отношения и конфликт междуФедрой и Ипполитом. Эти два образа противопоставлены друг другу, и в основе ихпротивопоставления лежит контраст между их двумя противоположными формамидобродетели, каждая из которых амбивалентна и поворачивается то своей благой, тодурной стороной.
Тем самым, их взаимоотношения являются иллюстрацией идеи обамбивалентности добродетели. Контраст между ними и происходящая по ходу драмыпереоценка добродетелей Федры и Ипполита весьма напоминают аргументацию двойныхсофистических рассуждений «против природы» и «за природу», известных нам изАнтифона, Платона, Аристотеля и других авторов конца 5-4 вв.Важной композиционной особенностью «Ипполита» является двойнойдраматический конфликта. В «Ипполите» Еврипид использует некоторые элементытрагедии мести вроде «Медеи», создавая драматический конфликт между Федрой иИпполитом, но вносит в нее существенное изменение: не сами персонажи симметричностановятся виновниками несчастий друг друга, но виновницей несчастий обоихперсонажей оказывается Афродита.
Тем самым, композиция трагедии складывается издвух конфликтов, один из которых – человеческий – оказывается относительным имнимым, второй – между людьми и богами – абсолютным и подлинным. Ответственностьза проступки и гибель людей и за конфликты между ними, таким образом, переносится набогов, и необходимость прощения становится логическим следствием всегодраматического развития трагедии.В то же время люди и боги находятся в отношениях контраста друг с другом:счастье, радость и легкость жизни богов противопоставлены страданиям и тяготам людей,но люди обнаруживают моральное превосходство перед богами, проявляющееся в ихспособности к прощению, отсутствующей у богов. Способность к прощению оказываетсяв «Ипполите» специфически человеческим качеством и связывается с главнойособенностью, отличающей людей от богов – со смертью.Сквозные поэтические образы «Ипполита» имеют символическое значение иподчинены выражению главной темы трагедии.