Дидро. Сон Д Аламбера. Сокр. (1092780), страница 6

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 6)

Борде. Знаете ли вы, что такое боль в ушах?

М-ль де Леспинас. Нет.

Борде. Тем лучше для вас. Это самая жестокая из всех боль.

М-ль де Леспинас. Даже хуже зубной боли, которая мне, к сожалению, знакома?

Борде. Несравненно. Один философ из ваших друзей две недели мучился от этой боли и наконец однажды утром сказал своей жене: “У меня не хватает мужества на весь день...” Он решил, что единственное средство заключается в том, чтобы хитростью обмануть боль. Мало-помалу он так углубился в один метафизический или геометрический вопрос, что забыл о своем ухе. Ему подали поесть, он бессознательно поел; он дождался времени сна без всяких страданий. Ужасная боль возобновилась только тогда, когда у него ослабло напряжение ума, и возобновилась она с невероятной силой, потому ли, что усталость обострила эту боль, или потому, что слабость сделала ее более невыносимой.

М-ль де Леспинас. Когда кончается подобное состояние, должно быть, в самом деле изнемогают от усталости. Такое иногда бывает с человеком, который находится здесь с нами.

Борде. Это опасно. Он должен остерегаться.

М-ль де Леспинас. Я ему это непрестанно повторяю, но он с этим не считается.

Борде. Он больше не владеет собой, такова его жизнь; ему суждено погибнуть.

М-ль де Леспинас. Этот приговор пугает меня.

Борде. Что доказывает это истощение, эта усталость? То, что нити пучка не остались бездеятельными и что во всей системе было сильное тяготение (tension) к общему центру.

М-ль де Леспинас. А если это тяготение, или сильное стремление, окажется продолжительным, если оно станет часто повторяющимся?

Борде. Это судорожное подергивание начала пучка;

животное находится в безумии, и почти в безнадежном безумии.

М-ль де Леспинас. А почему?

Борде. Потому что судорожное подергивание начала не то же, что судорожное подергивание одного из отростков. Голова может распоряжаться ногами, но не нога головой; начало может распоряжаться одним из отростков, но не отросток началом.

М-ль де Леспинас. А скажите, пожалуйста, в чем разница? В самом деле, разве не могла бы мысль возникать во мне повсюду? Этот вопрос должен был бы раньше прийти мне в голову.

Борде. Дело в том, что сознание находится лишь в одном месте.

М-ль де Леспинас. Легко сказать!

Борде. Сознание может быть только в одном месте, в общем центре всех ощущений — там, где находится память, там, где производятся сравнения. Каждый отросток восприимчив только к определенному числу известных впечатлений, последовательных, изолированных ощущений, без наличия памяти. Начало восприимчиво ко всем впечатлениям, оно регистрирует их, сохраняет о них память или непрерывное ощущение, и с момента своего возникновения животное связывает с ними свое “я”, всецело запечатлевает себя в них и в них существует.

М-ль де Леспинас. А если бы мой палец обладал памятью?..

Борде. Тогда ваш палец мыслил бы.

М-ль де Леспинас. А что такое память?

Борде. Это свойство центра, специфическое чувство начала сплетения, как зрение есть свойство глаза; и то, что у глаза нет памяти, не более удивительно, чем то, что зрение не сосредоточивается в ухе.

М-ль де Леспинас. Доктор, вы скорее уклоняетесь от моих вопросов, нежели отвечаете на них.

Борде. Я ни от чего не уклоняюсь, я вам говорю то, что знаю; я знал бы больше, если бы строение начала пучка мне было так же хорошо известно, как строение отростков, если бы можно было так же легко наблюдать его. Но если я слаб в явлениях частных, то, наоборот, я силен в явлениях общих.

М-ль де Леспинас. А каковы эти общие явления?

Борде. Разум, суждение, воображение, безумие, слабоумие, свирепость, инстинкт.

М-ль де Леспинас. Понимаю. Все эти свойства — только следствия изначального или обусловленного привычкой отношения начала пучка к его разветвлениям.

Борде. Прекрасно. А если ствол, то есть начало, слишком могуч по сравнению с ветвями? Отсюда поэты, артисты, люди, одаренные воображением, малодушные люди, энтузиасты, сумасшедшие. Если он, наоборот, слишком слаб, тогда появляются те люди, которых мы называем зверями, дикими животными. Если же вся система вялая, дряблая, не энергичная? В таком случае появляются слабоумные. Когда, наконец, вся система энергичная, согласованная и хорошо организованная, тогда мы имеем хороших мыслителей, философов, мудрецов.

М-ль де Леспинас. И, смотря по тому, какая тираническая ветвь преобладает,— инстинкт ли в его разнообразных видах у животных или гений, различно проявляющийся у людей,— собака оказывается наделенной обонянием, рыба — слухом, орел — зрением; Д'Аламбер становится геометром, Вокансон — изобретателем машин, Гретри — композитором, Вольтер — поэтом; все это разнообразные следствия того, что один из отростков пучка является более мощным по сравнению со всеми другими и по сравнению с аналогичным отростком у других существ данного вида.

Борде. Привычки берут верх. Старик продолжает любить женщин, а Вольтер все сочиняет трагедии.

(Здесь доктор погрузился в размышления, а м-ль де Леспинас сказала ему:)

М-ль де Леспинас. Доктор, вы грезите?

Борде. Совершенно справедливо.

М-ль де Леспинас. О чем вы грезите?

Борде. Это касается Вольтера.

М-ль де Леспинас. А именно?

Борде. Я размышляю, каким образом возникают великие люди.

М-ль де Леспинас. Ну и как же они возникают?

Борде. Каким образом чувствительность...

М-ль де Леспинас. Чувствительность?

Борде. Или крайняя подвижность некоторых ниточек сплетения оказывается преобладающим свойством посредственностей.

М-ль де Леспинас. Ах! Доктор, какое святотатство!

Борде. Я этого ожидал. Но что такое чувствующее существо? Это существо, отданное в распоряжение диафрагмы. Достаточно трогательного слова, воздействующего на слух, достаточно, чтобы какое-нибудь особое явление поразило глаз, и вот сразу поднимается внутреннее возбуждение, все отростки пучка приходят в волнение, начинается дрожь, человека охватывает ужас, слезы текут, вздохи душат, голос прерывается, начало пучка само не знает, во что оно превращается; нет больше ни хладнокровия, ни разума, ни рассудительности, ни инстинкта, ни сил.

М-ль де Леспинас. Я узнаю себя.

Борде. Если, по несчастью, великий человек оказывается наделенным такими природными склонностями, он безостановочно будет стремиться их ослабить, взять над ними верх, стать хозяином своих душевных движений и сохранить власть над началом пучка. Тогда он сохранит самообладание при величайших опасностях, он сможет рассуждать трезво и здраво. От него не ускользнет ничего, что может послужить его целям, помочь его замыслам; его нелегко будет удивить; когда ему минет сорок пять лет, он уже будет великим королем, великим министром, великим политиком, великим художником, а чаще всего — великим актером, великим философом, великим поэтом, великим композитором, великим медиком; он будет царить над самим собой и в особенности над всем окружающим. У него не будет страха смерти, о котором так возвышенно сказано стоиком, что он подобен узде, которую берет сильный, чтобы вести слабого повсюду, куда он захочет; он разорвет узду и тут же сбросит с себя всякую тиранию. Существа чувствительные или безумные находятся на сцене, он же смотрит из партера; он-то и есть мудрец.

М-ль де Леспинас. Избави меня бог от общества этого мудреца!

Борде. Из-за того, что вы не поработали над тем, чтобы походить на него, вы попеременно будете испытывать то сильные огорчения, то бурные радости, вы проведете свою жизнь в смехе и в слезах и навсегда останетесь ребенком.

М-ль де Леспинас. Я на это согласна.

Борде. И вы надеетесь быть от этого более счастливой?

М-ль де Леспинас. Я ничего не знаю.

Борде. Мадемуазель, это столь ценимое качество, которое не приведет ни к чему великому, в своих сильных проявлениях почти всегда сопровождается скорбью, а в слабых проявлениях — скукой; или зеваешь, или находишься в опьянении. Вы безмерно отдаетесь впечатлению восхитительной музыки, вы увлекаетесь прелестью патетической сцены; ваша грудь стеснена, удовольствие прошло, и остаются только спазмы, которые душат вас в продолжение всего вечера.

М-ль де Леспинас. А если я только при этом условии могу наслаждаться возвышенной музыкой и трогательным зрелищем?

Борде. Это заблуждение. Я тоже умею наслаждаться;

я умею приходить в восторг, но я никогда не страдаю, разве только от рези в животе. Мне свойственно чистое удовольствие, мой суд гораздо более суров, а моя похвала более лестна и более обдуманна. Разве для такой непостоянной души, как ваша, бывает плохая трагедия? Ведь вы не раз краснели за чтением, вспоминая те восторги, которые вы испытывали во время спектакля, и наоборот?

М-ль де Леспинас. Это со мной случалось.

Борде. Поэтому слова “это верно”, “это хорошо”, “это прекрасно” подобает говорить не таким чувствительным натурам, как вы, а спокойным и холодным, как я. Укрепим начало сплетения — это лучшее, что мы можем сделать. Понимаете ли вы, что здесь идет речь о жизни?

М-ль де Леспинас. О жизни! Доктор, это вещь серьезная.

Борде. Да, о жизни. Нет ни одного человека, у которого бы порой не появлялось к ней отвращения. Достаточно одного какого-нибудь обстоятельства, чтобы это чувство стало непроизвольным и привычным; в таких случаях отростки упорно наносят началу пучка гибельные потрясения, несмотря на развлечения, разнообразные увеселения, несмотря на советы друзей и собственные усилия; сколько бы ни сопротивлялся несчастный, зрелище вселенной для него омрачается; цепь мрачных мыслей преследует его, и он кончает тем, что освобождается от самого себя.

М-ль де Леспинас. Доктор, вы меня пугаете.

Д'Аламбер (поднявшись, в халате и в ночном колпаке).

А что вы скажете о сне, доктор? Это славная вещь.

Борде. Сон — это состояние, когда весь пучок расслабляется и становится неподвижным либо от усталости, либо по привычке; или же, как во время болезни, каждое волокно сплетения возбуждается, приходит в движение, доставляет общему началу целый рой ощущений, часто разрозненных, бессвязных, смутных. В других случаях они так связаны, так последовательны, так упорядочены, что человек, проснувшись, оказывается лишенным и разума, и красноречия, и воображения; иногда эти ощущения так сильны, так ярки, что человек, едва пробудившись, испытывает сомнение, не происходило ли это на самом деле...

М-ль де Леспинас. Итак, что же такое сон? Борде. Это состояние животного, когда нет никакого единства. Всякое согласие, всякое подчинение прекращается. Владыка отдан на волю своих вассалов и всецело зависит от безудержной энергии собственной активности. При возбуждении глазного нерва начало пучка видит; оно слышит, если возбужден слуховой нерв. Все, что происходит между началом пучка и отростками, сводится к действию и реакции; это следствие центрального свойства, закона непрерывности и привычки. Если действие начинается от отростка сладострастия, предназначенного природой к наслаждению любви и к продолжению рода, то следствием реакции в начале пучка будет возникший образ предмета любви. Если же, наоборот, этот образ первоначально возникнет у начала пучка, то напряжение отростка сладострастия и возбуждение и истечение семенной жидкости будут результатом реакции.

Д'Аламбер. Таким образом, сон бывает или восходящим, или нисходящим. Этой ночью у меня был последнего рода сон, но откуда он взялся, я не знаю.

Борде. Когда человек бодрствует, сплетение подчинено впечатлениям внешнего объекта. Все, что происходит во сне, обусловлено собственной чувствительностью человека. Во сне внимание ничем не отвлекается; отсюда его живость — это всегда является следствием сильного возбуждения или случайного приступа болезни. Начало пучка может быть попеременно активным или пассивным бесконечно разнообразными способами; этим объясняется беспорядочность сна. Понятия во сне иногда настолько связаны, настолько отчетливы, что их можно сравнить с понятиями животного, наблюдавшего явления природы. В таких случаях сон не что иное, как отображение этих явлений;

отсюда его правдоподобие, невозможность отличить его от состояния бодрствования; человек не имеет возможности определить, в каком из этих двух состояний он пребывает;

только на опыте он может убедиться в ошибке.

М-ль де Леспинас. А опыт всегда надежное средство?

Борде. Нет.

М-ль де Леспинас. Если во сне мне является образ потерянного друга, причем образ такой же достоверный, как если бы этот друг существовал; если он со мной беседует и я его слышу; если я прикасаюсь к нему и он производит впечатление чего-то осязаемого в моих руках;

если при пробуждении душа моя преисполнена нежности и скорби, если глаза мои полны слез, а руки еще протянуты в том направлении, где он мне являлся, кто мне скажет, что на самом деле я не видела, не слышала его и не прикасалась к нему?

Борде. Это засвидетельствует его отсутствие. Но если невозможно отличить бодрствование от сна, кто учтет продолжительность того и другого? Спокойный сон — это ускользающий промежуток между отходом ко сну и пробуждением; беспокойный сон длится порой годами. В первом случае по крайней мере сознание самого себя полностью исчезает. Вы могли бы рассказать мне сон, который вы никогда не видели и не увидите?

М-ль де Леспинас. Да, это другое дело.

Д'Аламбер. А во втором случае не только сознаешь самого себя, но сознаешь свою волю и свою свободу. В чем же заключается эта свобода? Что представляет собой воля спящего человека?

Борде. Что она собой представляет? Она такая же, как и у бодрствующего человека: последний импульс желания и отвращения, конечный результат того, чем был человек от рождения до настоящего момента; и я поспорю с самым проницательным умом, что тут нет ни малейшей разницы.

Д'Аламбер. Вы думаете?

Борде. И это вы задаете мне такой вопрос, вы, посвятивший себя глубоким размышлениям, проведший две трети своей жизни в сновидениях с открытыми глазами и в непроизвольной деятельности? Да, непроизвольной — в еще в большей мере, чем во сне. Во сне вы распоряжались, отдавали приказания, вам повиновались; вы бывали недовольны или удовлетворены, вы наталкивались на противоречия, встречали препятствия, вы раздражались, любили, ненавидели, порицали, вы уходили и приходили. В те дни, когда вы были погружены в свои размышления, лишь только вы пробуждались, как вас вновь захватывала мысль, занимавшая вас накануне; вы одевались, садились за свой стол, размышляли, набрасывали фигуры, производили вычисления; позавтракав, вы вновь принимались за рассуждения; несколько раз вы отходили от стола, чтобы проверить их, вы говорили с другими, отдавали распоряжения прислуге, вы ужинали, ложились спать, засыпали, и все это делалось без всякого акта воли. Вы были не более чем точкой; вы действовали, но не проявляли воли. Разве человек хочет чего-либо сам по себе? Воля всегда порождается каким-нибудь внутренним или внешним мотивом, наличным впечатлением, воспоминанием прошлого, какой-нибудь страстью, каким-нибудь планом на будущее. После этого я скажу вам о свободе только одно слово, а именно что последнее наше действие есть неизбежное следствие одной причины. Эта причина — мы сами, причина очень сложная, но единственная.

Характеристики

Список файлов реферата