Истоки и современное состояние теории элит

4. Истоки и современное состояние теории элит

4.1. Методологические установки элитизма

Теперь, когда мы прояснили социальную сущность, основные концепции, типологию и функции политического лидерства, мы можем перейти к рассмотрению методологических установок, из которых исходят авторы элитарных теорий.  К таким установкам, в частности, относятся психологическое, цивилизационное и функционально-технологическое обоснование элитизма.

Аргументы «от психологии» являются одним из самых распростра­ненных объяснений элитаризма. В рамках политической психологии мы остановимся на рассмотрении психологического обоснования теории элит.

Методологические установки «от психологии» можно условно разделить на три группы: а) инстинктивистские; б) бихевиористские (которые обычно рассматривают как позицию, альтернативную предыдущей, поскольку их сторонники считают, что внешняя среда, прежде всего социальная, определяет поведение людей); в) фрей­дистские (близкие к первым, но учитывающие одновременно роль социальной среды в формировании личности, особенно в раннем детском возрасте).

Позицию инстинктивистов (У. Макдаугалл, Ф. Гиддингс, Дж. Джиттлер, К. Лоренц) по нашей проблематике можно обобщить следующим образом. Деление общества на элиту и массу – следствие врожденных черт, «врожденных психических качеств» личности, следствие генетически запрограммированных инстинктов. Большинству людей присущи инстинкты стадности, конформизма, послушания. А меньшинству присуща импульсивная, причем неумеренная жажда власти, стремление командовать. Именно между такими людьми и происходит борьба за элитные позиции в обществе. Высший тип ассоциированной деятель­ности, как доказывал в свое время Ф. Гиддингс, предполагает сознательное отношение к чужим действиям, мало того, обусловливается наличностью умственного превосходства, сказывающегося во всем, в том числе и в выборе плана действий и в самом исполнении.

По мнению ученого, мысль о том, что авторитет основан на грубой силе вождей, ошибочна. Действительный источник власти всегда лежит в добровольном подчинении подданных. Прирожденный инстинкт людей подсказывает им необходимость начальствования, с одной стороны, и подчинения, с другой. А вот начальствование может принимать две формы: прямое руководство чужими действиями и руководство посредством «перевеса в познаниях и чувствованиях». Соединение этих двух видов властвования и характеризует государственного деятеля, высший тип элиты. Ни одна из этих двух форм (порядков) властвования не исключает другую – вот почему общество во все времена обнаруживает феномены комбинации и соперничества, коллективности и индивидуализма. Ф. Гиддингс не прочь допустить даже их ритмичное чередование.

По мнению другого представителя инстинктивистов Дж. Джиттлера, элита – это «группа людей, обладающих определенными привилегиями, обязанностями и властью, которыми они располагают в связи с тем, что им присущи качества, которые рассматриваются как ценности в данную эпоху развития культуры». Положение личности в обществе оказывается функцией от ее врожденных свойств, отсюда – психологическая пропасть между элитой, обладающей огромным психическим превосходством над остальными людьми, и массой.

Рекомендуемые материалы

Итак, по мнению данной группы авторов, деление на элиту и массу соответствует самой природе человека. При подобном подходе в тени остаются социальные основы экономического и политического неравенства в обществе, которые выдаются за «естественную норму». Подобная концепция объективно прививает массам психологию неполноценности, психологию «винтика» в огромном общественном механизме.

Воспроизводя теорию подражания французского психолога Г. Тарда, социологи этого направления утверждают, что «масса подражает немногим, добившимся успеха», что подражание масс элите – «сердцевина социальной жизни». Больше всего отстоять справедливость подобного рода утверждений им помогают много­численные наблюдения над тем, как в массе, в толпе люди теряют способность мыслить, полностью подчиняются вождю или лидирующей группе. В толпе люди побуждаются к действиям не разумом, а эмоциями и инстинктами.

Правящий класс, по мнению элитаристов психологической школы, выделяется в процессе конкурентной борьбы, в которой побеждают наиболее способные, мобильные люди, обладающие наивысшим интеллектом и волей к власти. Такой вывод иной раз подкрепляется даже математическими выкладками. А. Фриш установил, что в соответствии со статистическими данными из тысячи индивидов не более десяти способны к творческой деятельности (а, следовательно, могут занять элитные позиции). А. Коулмен построил даже математи­ческую модель распределения богатства, доказывая, что это распределение «склоняется к индивидуумам с высокими способ­ностями». Таким образом, способности людей «пропорциональны обладанию собственностью». Поэтому социальный строй, основанный на неравенстве с присущим ему элитаризмом, – вечный и «естествен­ный» закон человеческого бытия.

Элита каждодневно побеждает в «честном соперничестве», а поэтому она наиболее пригодна для управления обществом. Чтобы оправдать и обосновать столь вольную конструкцию, многие психологи широко применяют специально разработанные тесты для определения умственных способностей и профессиональной пригодности к тому или иному виду трудовой деятельности. Сами по себе эти тесты могут сыграть определенную позитивную роль для оптимизации практики рекрути­рования элит, т.е. формирования, отбора политической элиты. Но при одном условии – чтобы все члены общества имели при этом реальные, а не декларируемые равные возможности.

Распространенным психологическим обоснованием элитаризма является вульгаризаторская интерпретация тестов определения умственных способностей – «коэффициента интеллектуальности (IQ)». Обычно сторонниками этой концепции доказывается, что элита обладает (или должна обладать) наивысшим коэффициентом (М. Липсет). Липсет Сеймур Мартин (1922) – американский социолог политики функционалистского направления. Основные проблемы его исследова­ний: демократия в современном мире, роль интеллектуальных элит в функционировании власти.

Подобные исследования обычно направлены на то, чтобы обосновать право элиты на привилегированное положение именно на том основании, что ее IQ выше среднего. Однако при этом, как правило, игнорируется тот факт, что вне элиты оказывается масса людей с коэффициентом выше, чем IQ элиты. А главное – до сих пор ни в одной стране мира не было осуществлено полномасштабное, репрезента­тивное исследование умственных способностей элиты в соотношении с умственными способностями всего населения и «социальных низов». Причем не делается это не столько по техническим или правовым соображениям, сколько потому, что вряд ли представители элиты заинтересованы в таком эксперименте. Ведь не исключено, что он даст нежелательный для них результат и в лучшем случае приведет к конфузу.

Коротко о бихевиористской трактовке рассматриваемой нами проблемы. Один из основателей бихевиоризма Дж. Уотсон утверждал, что предметом исследования психологии вместо неопределенного термина «сознание» должно быть поведение – то, что поддается верификации. Психологию, по его мнению, следует превратить в науку, способную управлять поведением; манипулируя внешними раздра­жителями, можно воспитать человека с заданными константами поведения.

Итак, в противоположность интуитивизму бихевиоризм исходит из того, что внешняя среда, прежде всего социальная, определяет поведение людей. Стремление же человека в элиту – следствие не врожденной генетической программы, а социальных потребностей, социальных стимулов, результат определенной схемы его политической, экономической, духовной социализации. Человеческое поведение формируется под воздействием социального окружения, определяется в первую очередь не врожденными, генетически запрограммированными свойствами, а социальными, экономическими и культурными факторами. Все они в комплексе и в определенной субординации и мотивируют стремление человека попасть в элиту.

Поэтому психология призвана заниматься, прежде всего, изучением того, какие механизмы стимулируют поведение человека, формируют и укрепляют в нем, скажем, «синдром власти». Под таким углом зрения происходит как бы переориентация с изучения инстинктов на изучение поведения и возможностей его изменения, на изучение того, какие механизмы могут быть использованы для достижения максимальных результатов. Таким образом, для психологии, выступающей в роли науки о манипулировании поведением, целью становится обнаружение механизмов стимулирования и развития, помогающих обеспечить необходимое заказчику (а этим заказчиком часто оказывается сама элита) поведение масс.

Среди психологических трактовок элитаризма наибольшее распространение получило толкование этой проблемы фрейдизмом. З. Фрейд полагал, что дифференциация общества на элиту и массу выросла из родовых форм авторитета. Он особенно подчеркивал усвоенную с детства потребность человека в защите его отцом, вытекающую из «инфантильной беспомощности» человека. Тираническая власть отца над детьми приводит к восстанию взрослых сыновей и убийству отца. Но дети испытывают тоску по отцу и раскаяние. Этот психологический конфликт разрешается посредством идеализации убитого отца и замещения его другим. Этим отцом-заместителем оказывается обычно авторитарный лидер, авторитарная элита. К нему они испытывают те же амбивалентные чувства ... любви и страха, уважения и ненависти, которые ранее пробуждал у них отец.

Власть элиты представляется Фрейду неотвратимой. «Как нельзя обойтись без принуждения к культурной работе, также нельзя обойтись и без господства меньшинства над массами, потому что массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа, и индивидуальные представители массы поощряют друг в друге вседозволенность и распущенность. Лишь благодаря влиянию образцовых индивидов, признаваемых ими в качестве своих вождей, они дают склонить себя к напряженному труду и самоотречению, от чего зависит состояние культуры».

Потребность в авторитете, по З. Фрейду, живет в «массовом человеке» прежде всего как выражение «тоски по отцу». Элита же старается использовать эту потребность массы, чтобы вести ее за собой. Конечно, среди тех, кто стремится, во что бы то ни стало попасть в элиту, наиболее часто встречаются психопатологические личности, обуревае­мые страстью к власти. Им безразлично, где утвердиться, лишь бы обладать властью над людьми.

Механизм же принятия массой авторитета элиты описывается З. Фрейдом следующим образом: ребенок, сформировавшийся под гнетом отца-тирана, защищает себя, развив механизмы повиновения, становящиеся источником мазохистского удовлетворения. Жизнь взрослого человека продолжает определяться защитными механизма­ми, сформировавшимися в детстве в результате реакций на отца, выступавшего по отношению к ребенку как социальный агент, часто враждебный. Став взрослым, человек получает удовлетворение, подчиняясь лидеру, элите, становясь конформистом, элементом бюрократической машины.

Среди многочисленных последователей и реформаторов фрейдизма бытует твердое убеждение, что люди, рвущиеся в элиту, компенсируют комплекс своей неполноценности тем, что ведут ожесточенную борьбу за власть. Г. Лассуэлл развивает фрейдистские идеи применительно к сфере политических отношений. Для него стремление попасть в политическую элиту равноценно преодолению собственной неполноценности. Обладание властью, по мнению Г. Лассуэлла, как бы «исправляет» заниженные оценки собственной личности.

Проблема элиты занимает важное место в неофрейдизме. Его виднейший представитель Э. Фромм претендует на преодоление слабостей Фрейда, прежде всего его пансексуализма. Он справедливо критикует Фрейда за биологизм, недооценку социальных факторов при анализе поведения людей. Фромм показывает, что «наклонности человека не вытекают из фиксированной, биологически обусловленной человеческой природы, а возникают в результате социального процесса формирования личности».

Неофрейдисты полагают, что основными психологическими механизмами, порождающими элитарную социальную структуру, являются садистско-мазохистские. По Фромму, садистские и мазохистские тенденции обнаруживаются всегда вместе, это – единство противополож­ностей. Садистские ориентации преобладают в элите, мазохистские – в массе. Они и объясняют бегство миллионов людей от свободы к авторитарным диктатурам, их готовность подчиниться властвующей элите и даже получить мазохистское удовлетворение от этого подчинения. Отсюда и вывод – в психологическом плане жажда власти коренится не в силе, а в слабости. Это отчаянная попытка приобрести заменитель силы, когда подлинной силы не хватает. «Власть» и «сила»... это совершенно разные вещи.

Фромм описывает три садистские тенденции, которые и являются основой для элитарных ориентаций личности: 1) стремление человека сделать других людей зависимыми от себя и господствовать над ними, превратить их в свои орудия, «лепить, как глину»; 2) стремление не только иметь абсолютную власть над другими, но и эксплуатировать их, использовать и обкрадывать; 3) стремление заставить других людей страдать физически и нравственно. Целью стремления может быть, как активное причинение страдания – унизить, запугать другого, так и пассивное созерцание чьей-то униженности и запуганности.

Фромму не откажешь в тончайших психологических наблюдениях. Он замечает, что садист – это не просто человек, который сознательно наносит ущерб, мучает, убивает свою жертву. Иной садист по-своему любит жертву, зависит от нее в известной мере (это как раз относится ко многим политическим лидерам). Элита нуждается в массе и «любит» ее, стремясь «облагодетельствовать», ибо она «лучше знает», что надо для ее блага. «В чем сущность садистских побуждений? Желание причинить другим людям боль в этом случае не главное. Все наблюдаемые формы садизма можно свести к одному основному стремлению: полностью овладеть другим человеком, превратить его в беспомощный объект своей воли, стать его абсолютным повелителем, его богом, делать с ним все, что угодно... Сущность садизма составляет наслаждение своим полным господством над другим человеком».

Более сложным явлением Фромм называет мазохизм. Известно, что у Фрейда мазохизм – проявление «инстинкта смерти». Фромм объясняет мазохизм как один из защитных механизмов, помогающих людям избежать изоляции, отчуждения (пусть даже деструктивным путем – подчиняясь авторитарной элите и в какой-то мере разрушая себя) и избавиться от «бремени свободы», от индивидуальности, раствориться в массе. В Германии между мировыми войнами деморализованные, разобщенные миллионы людей «вместо того, чтобы стремиться к свободе, стремились к бегству от нее». Подчинившись фашистской элите, они обрели «безопасность» (пусть обманчивую, иллюзорную, укрывшись под суровое крыло тоталитарной диктатуры), единение с другими людьми, разделяющими их чувства. Именно в характерах этого типа нашла живейший отклик идеология нацизма.

Подводя итог сказанному, необходимо отметить, что психологи­ческая трактовка элиты является достаточно обоснованной, т.к. раскрывает социально-психологические механизмы формирования и функционирования политической элиты. Вместе с тем надо помнить, что причины выделения элиты не только психологические, они порождены целым комплексом вполне определенных социальных причин – процессом разделения труда, политическими и иными процессами, которые нельзя игнорировать.

Рассмотрев методологические установки элитизма, настало время определить сущность понятия «политическая элита».

4.2. Понятие политической элиты. Концепции элиты Г. Моска, В. Парето,  Р. Михельса

Слово «элита» в переводе с французского означает «лучшее», «отборное», «избранное». В повседневном языке оно имеет два значения. Первое из них отражает обладание какими-то интенсивно, четко и максимально выраженными чертами, наивысшими по той или иной шкале измерений. В этом значении термин «элита» употребляется в таких словосочетаниях, как «элитное зерно», «элитные лошади», «спортивная элита», «элитные войска», «воровская элита» и т.п.

Во втором значении слово «элита» относится к лучшей, наиболее ценной для общества группе, стоящей над массами и призванной в силу обладания особыми качествами управлять ими. Такое понимание слова отражало реальности рабовладельческого и феодального общества, элитой которого выступала аристократия. (Сам термин «аристос» означает «лучший», соответственно, аристократия – «власть лучших».)

В политической науке термин «элита» употребляется лишь в первом, этически нейтральном значении. Определяемое в самой общей форме, это понятие характеризует носителей наиболее ярко выраженных политико-управленческих качеств и функций. Следовательно, элита – круг людей, обладающих высоким общественным положением, обусловленным выдающимися профессиональными, личностными способностями и достижениями, или получивших свой статус в результате наследственного положения, или за счет продвижения в рамках закрытой элитной группы.

Первоначально в политической науке французский термин «элита» получил распространение в начале XX в. благодаря трудам Ж. Сореля и В. Парето, хотя идеи политического элитизма возникли в глубокой древности. Еще во времена разложения родового строя появляются взгляды, разделяющие общество на высших и низших, благородных и чернь, аристократию и простой люд. Наиболее последовательное обоснование и выражение эти идеи получили у Конфуция, Платона, Н. Макиавелли, Т. Карлейля, Ф. Ницше. Однако такого рода элитарные теории сколь-нибудь серьезного обоснования не получили. Первые современные, классические концепции элит возникли в конце XIX – начале XX вв. Они связаны с именами Гаэтано Моска, Вильфредо Парето и Роберта Михельса.

Моска Гаэтано (1858 – 1941) – выдающийся итальянский социолог и политолог, один из создателей теории элит. Он попытался доказать неизбежное деление любого общества на две неравные по социальному положению и роли группы. В 1896 г. в «Основах политической науки» он писал: «Во всех обществах, начиная с самых среднеразвитых и едва достигших зачатков цивилизации и кончая просвещенными и мощными, существуют два класса лиц: класс управляющих и класс управляемых. Первый, всегда относительно малочисленный, осуществляет все политические функции, монопо­лизирует власть и пользуется присущими ему преимуществами, в то время как второй, более многочисленный, управляется и регулируется первым <...> и поставляет ему <...> материальные средства поддержки, необходимые для жизнеспособности политического организма».

Г. Моска проанализировал проблему формирования политической элиты и ее специфических качеств. Он считал, что важнейшим критерием вхождения в нее является способность к управлению другими людьми, т.е. организаторская способность, а также выделяющее элиту из остальной части общества материальное, моральное и интеллектуальное превосходство. Хотя в целом этот слой наиболее способен к управлению, однако, не всем его представителям присущи лучшие, более высокие по отношению к остальной части населения качества.

Отмечая сплоченность группы управляющих и ее господствующее положение в обществе, Г. Моска называл ее политическим классом. Этот класс подвержен постепенным изменениям. Существуют две тенденции в его развитии: аристократическая и демократическая. Первая из них проявляется в стремлении политического класса стать наследственным если не юридически, то фактически. Преобладание аристократической тенденции приводит к «закрытию и кристаллизации» класса, к его вырождению и, как следствие, к общественному застою. Это, в конечном счете, влечет за собой активизацию борьбы новых социальных сил за занятие господствующих позиций в обществе.

Вторая, демократическая тенденция выражается в обновлении политического класса за счет наиболее способных к управлению и активных низших слоев. Такое обновление предотвращает дегенерацию элиты, делает ее способной к эффективному руководству обществом. Равновесие между аристократической и демократической тенденциями наиболее желательно для общества, ибо оно обеспечивает как преемственность и стабильность в руководстве страной, так и его качественное обновление.

Политический класс (класс управляющих) – термин, который начал употреблять Г. Моска для обозначения относительно небольшой социальной группы, монополизировавшей политическую власть и привилегии. Концепция политического класса Г. Моска, оказав большое влияние на последующее развитие элитарных теорий, подвергалась критике за некоторую абсолютизацию политического фактора (принадлежности к управленческому слою) в социальном структури­ровании общества, за недооценку роли экономики. Применительно к современному плюралистическому обществу такой подход во многом неправомерен. Однако теория политического класса нашла неожи­данное подтверждение в тоталитарных государствах. Здесь политика приобрела главенствующее положение над экономикой и всеми другими сферами общества, и в лице номенклатурной бюрократии сформиро­вался прообраз «политического класса», описанного Г. Моска. В тоталитарных государствах вхождение в политическую номенклатуру, приобщение к власти и управлению стали первопричиной экономичес­кого и социального господства «класса управляющих».

Г. Моска считал, что элита – это наиболее активные в политическом отношении люди, ориентированные на власть, организованное меньшинство, осуществляющее управление неорганизованным большинством. Для него однозначно: элита – обязательный и необходимый элемент любой социальной общности, своеобразный авангард и ответственный фактор управления обществом. Сильная и мудрая элита – непременное условие устойчивого функционирования власти, поступательного развития общества, динамизма его эконо­мической, политической, социальной, духовной сфер.

Независимо от Г. Моска в это же время теорию политических элит разрабатывал Вильфредо Парето (1848–1923) – итальянский экономист и социолог, исходивший из того, что элита делится на правящую, прямо или опосредованно, и не правящую – контрэлиту. Он, как и Моска, утверждал, что миром во все времена правило и должно править избранное меньшинство – элита, наделенная особыми качествами: психологическими (врожденными) и социальными (приобретенными вследствие воспитания и образования). В «Трактате по общей социологии» он писал: «Нравится это некоторым теоретикам или нет, но человеческое общество неоднородно и индивиды различны физически, морально и интеллектуально». Совокупность индивидов, чья деятельность в той или иной сфере отличается эффективностью, высокими результатами, и составляет элиту.

Правящая элита внутренне сплочена и борется за сохранение своего господства. Развитие общества происходит посредством циркуляции элит. Циркуляция элит – термин, применявшийся В. Парето, считавшим, что развитие общества происходит посредством чередо­вания (циркуляции) двух главных типов элит: «лис» – гибких руководителей, использующих «мягкие» методы руководства, (переговоры, уступки, лесть, убеждение и т.п.), и «львов» – жестких правителей, опирающихся преимущественно на силу.

Изменения, происходящие в обществе, постепенно подрывают господство одного из этих типов элиты. Так, властвование «лис», эффективное в относительно спокойные периоды истории, становится непригодным в ситуациях, требующих решительных действий и применения насилия. Это ведет к росту недовольства в обществе и усилению контрэлиты («львов»), которая с помощью мобилизации масс свергает правящую элиту и устанавливает свое господство.

Заслуга В. Парето состоит в том, что собственно он, и ввел это понятие, сделал элиту объектом специального научного анализа и представил его в форме определенной системы взглядов относительно того социального слоя, который в силу обладания наибольшим количеством позитивных качеств, видов ценностей и приоритетов (власть, богатство, происхождение, культура и высший уровень компетентности, сила воли, место в церковно-духовной сфере и т.д.) занимает наиболее влиятельные позиции в общественной иерархии. Именно так рассматривает В. Парето это понятие в «Трактате всеобщей социологии».

Крупный вклад в развитие теории политических элит внес Роберт Михельс (1876–1936) – немецкий политолог, сторонник элитистской теории, считавшей массы разрозненными, неспособными к кол­лективному действию без активного меньшинства. Он исследовал социальные механизмы, порождающие элитарность общества. В основном, солидаризируясь с Г. Моской в трактовке причин элитарности, Р. Михельс особо выделяет организаторские способности, а также организационные структуры общества, усиливающие элитарность и возвышающие управляющий слой. Он сделал вывод, что сама организация общества требует элитарности и закономерно воспроиз­водит ее.

В обществе действует «железный закон олигархических тенденций» . Его суть состоит в том, что неотделимое от общественного прогресса развитие крупных организаций неизбежно ведет к олигархизации управления обществом и формированию элиты, поскольку руководство такими объединениями не может осуществляться всеми их членами. Эффективность их деятельности требует функцио­наль­ной специализации и рациональности, выделения руководящего ядра и аппарата, которые постепенно, но неизбежно выходят из-под контроля рядовых членов, отрываются от них и подчиняют политику собственным интересам, заботятся в первую очередь о сохранении своего привилегированного положения. Рядовые же члены органи­заций недостаточно компетентны, пассивны и проявляют равнодушие к повседневной политической деятельности. В результате любой, даже демократической организацией всегда фактически правит олигархи­ческая, элитарная группа. Такие наиболее влиятельные группы, заинтересованные в сохранении своего привилегированного положения, устанавливают между собой различного рода контакты, сплачиваются, забывая об интересах масс.

Из действия «закона олигархических тенденций» Р. Михельс делал пессимистические выводы относительно возможностей демократии вообще и демократизма социал-демократических партий в частности. Демократию же он фактически отождествлял с непосредственным участием масс в управлении.

Хотелось бы высказать несколько замечаний по поводу «железного закона олигархии» Р. Михельса. Требует уточнения термин «олигархия». Известно, что Платон называл олигархией власть богачей. Но закономерность, которую описывает Р. Михельс, – это отнюдь не концентрация власти в руках богатых. Ее гораздо правильнее было бы назвать элитарной или бюрократической тенденцией.

Но главное возражение вызывает прилагательное «железный», прямо указывающее на фатальность, неотвратимость указанного процесса. Действительна ли эта неотвратимость? Действительно ли она обнаруживает себя всегда и при всех условиях? Действительно ли то, что ей невозможно и даже бессмысленно противиться? Не правильнее ли ставить вопрос о том, как предотвратить эту тенденцию, адаптируя к конкретным условиям и потребностям? Но Р. Михельс так вопрос не ставит. И не случайно. Ссылаясь на объективность закона олигархии, он скатывается на позиции его апологетики.

В этом вопросе более обоснованной является позиция М.Я. Острогорского (1854 – 1919) – российского ученого, юриста, писателя и общественного деятеля, считающегося одним из «отцов» современной политической социологии. Ссылки на труды М.Я. Острогорского не часто встречаются в западной научной литературе. А между тем М.Я. Острогорский не только раньше Р. Михельса, но и более глубоко и точно проанализировал указанную тенденцию. Причем поставил вопрос о возможности противодействия ей с демократических позиций.

Книга М.Я. Острогорского «Демократия и политические партии» впервые была издана во Франции в 1898 г. и лишь через три десятилетия была опубликована в СССР. Интересующую нас проблему М.Я. Острогорский проанализировал на примере политических партий Англии, Франции, США. Он описал процесс бюрократизации руково­дящей верхушки и аппарата политических партий. Об этой тенденции он писал как об опасном для демократии явлении, несущем, прежде всего, угрозу «достоинству человеческой личности».

Исследуя кокусы, М.Я. Острогорский показывает, как и каким образом, контроль над партийной организацией переходит в руки партийных функционеров, партийной бюрократии, давая ей возможность мобилизовать электорат на поддержку их партии. Кокус – термин из теории М.Я. Острогорского, обозначающий ядро административной организации. Как правило, это избирательные комитеты, создаваемые партиями и контролирующие избирательные кампании.

Руководство партии монополизирует средства коммуникации и прессу. В случае победы на выборах ее ставленники занимают элитные должности в стране. Причем, по М.Я. Острогорскому, этот процесс отнюдь не является «железной необходимостью». Он действует только тогда, когда не встречает противодействия со стороны демократических сил.

Среди определений элиты, не перечисленных ранее, отметим следующие:

• лица, пользующиеся в обществе наибольшим престижем, статусом, богатством, обладающие наибольшей властью (Г. Лассуэлл);

• группа людей, занятая политикой и управлением государством. Как научная категория элита достаточно точно выражает взаимо­отношения общества и людей во власти (С. Беляев);

• люди, обладающие интеллектуальным или моральным пре­восходством над массой безотносительно к своему статусу (Л. Бодэн).

• лица, обладающие позициями власти (А. Этциони), формальной властью в организациях и институтах, определяющих социальную жизнь (Т. Дай);

• «боговдохновленные» личности, которые откликнулись на «высший призыв», услышали «зов» и почувствовали себя способными к лидерству (Л. Фройнд);

• творческое меньшинство общества, противостоящее нетвор­ческому большинству (А. Тойнби);

• сравнительно небольшие группы, которые состоят из лиц, занимающих ведущее положение в политической, экономической, культурной жизни общества (соответственно политическая, эконо­мическая, культурная элиты) – В. Гэттсмен и другие теоретики элитного плюрализма.

В качестве выводов необходимо отметить следующее:

1. В трудах Г. Моска, В. Парето и Р. Михельса понятие политической элиты получило уже достаточно ясные очертания. Были намечены ее важнейшие свойства, параметры, позволяющие разграничивать и оценивать различные элитарные теории современности. К ним относятся: а) особые свойства, присущие представителям элиты; б) взаимо­отношения, существующие внутри элитарного слоя и характеризующие степень его сплоченности, интеграции; в) отношения элиты с неэлитой, массой; г) рекрутирование элиты, т.е. как и из кого она образуется; д) роль (конструктивная или деструктивная) элиты в обществе, ее функции и влияние.

2. Несмотря на многообразие подходов к определению сущности рассматриваемого нами феномена, под элитой практически все ученые-элитологи понимают сравнительно небольшие группы избранных лиц, отличающихся сильной волей и обширными знаниями, занимающих ведущее положение в политической, экономической, военной или духовной сферах.

4.3. Теории административно-политических элит в русской общественно-политической мысли

Закономерности трансформации и смены элит достаточно четко просматриваются в контексте более чем тысячелетней истории России. На ее примере можно проанализировать взаимозависимости качественных параметров элиты и социально-политической системы, направленность и динамику, противоречивость их развития.

В основу исходного анализа элитно-управленческих систем положим две важнейшие, с нашей точки зрения, методологические установки. Первая из них состоит в том, что в обществах, находящихся на ранних стадиях развития, доминирующее положение в социальной структуре занимает, как правило, военная элита. Элитной стратой русского общества, которым правил киевский князь, была княжеская дружина. Причем эта страта не была чем-то органически единым. Дружина делилась на старшую и младшую: первая состояла из княжих мужей или бояр, вторая из отроков.

Князь с дружиной поддерживали общий порядок в стране, осуществляли сбор дани, охрану государства и торговых дорог от вражеских набегов. Став охранителем общего интереса, князь с дружиной превратился в реальную и достаточно сильную политическую власть. Дружинники же, почувствовав свою силу, со временем превратились в полновластных властителей, даже свое наемное жалованье превратили в обязательную дань.

Вторая методологическая предпосылка может быть изложена следующим образом: политическое управление на Руси всегда, начиная с периода зарождения древнерусской государственности, выступало как соединение политической, военной, социальной, судебной и отчасти культовой властей. Причем элита в тех исторических условиях больше зависела от князя, чем князь от элиты. Она становилась элитой, так сказать, «за службу князю», элитой заслуг. И только со временем, по мере смены многих поколений, она превратилась в наследственную, в «элиту по крови», в боярство, пользовавшееся широким кругом привилегий.

В период возвышения Москвы, ставшей со временем центром, собиравшим вокруг себя российские земли, определенным образом изменяется состав политико-административной элиты древней Руси, ее структура, менталитет, режим правления. В немалой степени связано это было с тем, что собирание земель сопровождалось вступлением на государеву службу множества князей и бояр из присоединенных княжеств, поступлением на государеву службу многих представителей знати Литвы, немецких княжеств, Золотой Орды. Великий князь, а позже царь, назначал наместников и бояр на доходные должности, обеспечивающие «кормление» их обладателей. Это была, по сути, узаконенная система коррупции, оказывающая весьма разлагающее влияние на элиту и общество в целом.

С созданием централизованного русского государства меняется роль правящей элиты и особенно монарха. Он уже не первый среди князей, а самодержец, «помазанник божий». Страна постоянно оборонялась от набегов кочевых племен с Востока, противостояла не менее жесткой экспансии с Запада, чтобы выжить, вынуждена была прибегать к мобилизационному типу правления. Отсюда централизация, ставка на командно-авторитарные, принудительные методы решения не только военно-политических, но и социальных проблем. Понятно и другое: авторитарная власть предполагала и авторитарную элиту, и наоборот.

Последовательно проводя на протяжении многих десятилетий курс на укрепление самодержавного правления, династия Романовых также не была исключением. Именно для этого ею создавался аппарат служилой бюрократии, который шаг за шагом теснил и ущемлял аристократическую элиту.

Радикальные изменения в системе государственного управления и, соответственно, в системе политико-административной элиты произошли в конце XVII – начале XVIII вв., в годы царствования Петра I. Он осознал низкую эффективность системы традиционной закрытой элиты, понимал тупиковость сословности как ведущего принципа кадровой стратегии.

То, что реформы в России назрели, к тому времени понимали многие. Но этого было мало. Действие общего социального закона никто не отменял: ничто, самое разумное, сразу не осознается всеми и не принимается сразу всем обществом; необходимо преодолевать инертность массы и сопротивление консервативной части общества. Если традиционная элита, как правило, видит в модернизации угрозу своему привилегированному положению, беря на себя роль своеобразного штаба сопротивления ей, то функцию инициатора, пропагандиста и руководителя модернизации обычно выполняет контрэлита, которая в случае успеха и становится элитой модернизации. Контрэлитта – оппозиционная часть политической элиты, претендующая на занятие ведущих властных позиций.

В условиях кризиса старой общественно-экономической системы возможен и иной вариант: часть традиционной элиты переходит на позиции защиты модернизации. Нередко ей удается даже возглавить этот процесс, став ядром будущей элиты модернизации. Это третья методологическая предпосылка, которую мы реализуем при рассмотрении данного вопроса.

Применительно к России XIV–XVIII вв. справедливо суждение о том, что именно в периоды, когда элита являлась проводником и исполнительной машиной централизованной власти, государство было наиболее сильным. И, напротив, когда элита выходила из повиновения монарху, защищая свои групповые интересы, неизменно наступали «смутные времена». Государство ослабевало, деградировало. Так, в истории нашего отечества было в конце XV – начале XVI вв., во второй четверти XVIII в. Хотя, конечно, эти явления можно объяснить и проще: как реакцию на реформы и репрессии Ивана IV в первом случае и Петра I – во втором, усталостью народа от перманентных преобразований и бесконечных войн.

Курс Петра I на модернизацию страны требовал замены тради­ционной элиты элитой модернизации, лишенной местничества и корпоративной замкнутости. И Петр I ее создавал, укрепляя при этом достаточно разветвленную и строго иерархизированную бюрократи­ческую систему государственного управления, скроенную во многом по лекалам западноевропейских стран.

Главным документом, определявшим правовое закрепление этой иерархии, был «Табель о рангах всех чинов воинских, статских и придворных» 1722 года. Он устанавливал, что основным принципом формирования административной и военной элиты должен быть не принцип знатности происхождения, не принадлежность к известному генеалогическому слою служивого класса, а квалификация, служебная пригодность, личные заслуги.

Реформы Петра I, проводимые сверху и по преимуществу насильственно, требовали власти авторитарного типа, а значит элит, всецело зависящих от власти монарха, осуществлявшего жесткую централизованную власть. Компенсацией за тяготы по службе в таких условиях были соответствующие награды и привилегии: деньги, имения, земли, крепостные. Жалованная дворянству грамота Екатерины II еще больше закрепляла привилегии дворянского сословия. Полученные привилегии, прежде всего, наследование пожалованных за службу усадеб, освобождавшие значительную часть дворянства от необхо­димости поступать на государственную службу, существенно ослабили интеллектуальный потенциал элиты, ускорили процесс создания мощной бюрократической прослойки, приведший к появлению в XIX в. «разночинцев».

На протяжении 300-летнего правления династии Романовых состав и структура российской политико-административной элиты существенно видоизменялись. В XVII в. важнейшие государственные вопросы решались на Земских соборах, на которых была представлена центральная и местные элиты. Верхушку боярства составляли члены Боярской думы, выполнявшей совещательные функции при царе. В XVIII в. такого рода практика разрушается. Россия становится империей. Царь наделяется неограниченной властью, система же органов государственного управления строится на принципах бюрократической централизации.

При Петре I на смену Боярской думе приходит Сенат, который решает административные, законодательные и судебные вопросы. Место боярства «заняла новая чиновная знать, состоявшая из выслужившихся административных дельцов». Чиновничество усвоило некоторые аристократические приемы политической деятельности, всячески стремясь «из простого правительственного орудия превратиться в правительственный класс, в самобытную политическую силу». Не случайно потерпели поражение практически все реформаторские планы М.М. Сперанского, особенно в части формирования профессионального и образованного кадрового корпуса высшего административного персонала, постепенной эволюции самодержавной монархии в сторону монархии конституционной. Его планы встретили не только непонимание, но и резкое сопротивление административно-бюрократической элиты. В конце концов, реформаторские идеи Сперанского были отвергнуты, в том числе и императором Александром I.

После подавления восстания декабристов, стремящихся подорвать социально-политическую систему самодержавия и крепостничества, в стране утвердился военно-бюрократический абсолютизм Николая I. Любые признаки либерализма и демократии тут же подавлялись. Бюрократия приобрела еще более заметные элитные черты, превра­тилась в самодовлеющую касту, всячески стремившуюся подчинить себе все стороны человеческой жизни.

Поражение России в Крымской войне продемонстрировало всю слабость не только экономики и военного потенциала страны, но и существующей системы правления: социальную и техническую отсталость страны, беспомощность военной машины, гнилость бюрократической системы. Поэтому, на наш взгляд, вызывают всяческое уважение попытки Александра II либерализировать систему управления страной, модернизировать правящую элиту, превратить чиновничий аппарат в честную и эффективную администрацию. В то время стоял даже вопрос об упразднении «Табели о рангах». Отмена крепостного права, реформа местного самоуправления (земства), преобразования в судебной системе стали, по сути, первыми шагами в направлении к правовому государству. Но большинство министров жестко стояли на страже сложившейся системы правления. В конце концов реформы, столкнувшись с консервативной частью элиты, были прерваны. Сопротивление бюрократической системы было сильнее воли царя.

Разрыв между народом и элитой возрастал, отчуждение власти и общества усиливалось и достигло своего апогея в царствование Николая II. В итоге все это окончилось печально – вылилось в целую серию революций и государственных переворотов. Не помогли меры по укреплению властвующей элиты верными царю деятелями (назначение и увольнение высших должностных лиц государства стало прерогативой лично царя), ужесточение требований к политическим качествам служащих, политические чистки: всякий, кто был замечен в нелояльном отношении к власти и режиму, тут же увольнялся со службы под предлогом «политической неблагонадежности».

В ходе революции 1905–1907 гг. Николай II был вынужден пойти на существенные уступки в направлении конституционного ограничения самодержавия, на созыв Государственной Думы, на отмену сословного принципа при получении чинов, заменив его образованием. Тем не менее, правящая элита сохранила свой сословный характер: дворянство, несмотря на свое несомненное ослабление и оскудение, сохранило в элите свои основные позиции. Российская императорская элита и ее окружение не могли приспособиться к изменившейся ситуации, к требованиям индустриального общества и бесконечно конфликтовали с Думами. К этому добавились и внутренние противоречия в самой правящей элите, особенно в отношениях с той ее частью, которая рекрутировалась по новому для России каналу – через выборы в Государственную Думу. Усилия думской оппозиции, нападки либеральной и социалистической прессы на власть в итоге увенчались успехом для внесистемной оппозиционной контрэлиты, приведшим в конечном итоге к власти элиты «профессиональных революционеров-большевиков». Властвующая элита самодержавия, а позже и Временного буржуазного правительства, полностью исчерпала доверие народа, утратила легитимность в его глазах. В февральскую, а затем и в Октябрьскую революции практически не нашлось никаких серьезных социальных сил, которые бы поддержали разваливающийся режим.

Подводя итог сказанному, попытаемся дать общую оценку дореволюционным политическим элитам. Она будет явно невысокой, несмотря на некоторые, пусть не частые, взлеты этой элиты – будь то «сыны гнезда Петрова», военная и дипломатическая элиты Екатерины II, либеральная административная и дипломатическая элита (во главе с будущим канцлером А.М. Горчаковым) Александра II. В целом же эта элита представляла собой замкнутую касту высокопоставленных лиц, статус которых обеспечивался не умом, а знатностью происхождения, где процветали непотизм, клановость, мздоимство, коррупция. Конечно, по сравнению с последующей элитой, например, сталинского типа, эту элиту многие российские политологи и социологи представляют ныне в розовом свете.

Если оценивать дореволюционную элиту по мировым критериям, то и здесь оценка не может быть высокой, поскольку в переломный исторический момент она потеряла всякий авторитет в глазах масс и подвела человечество к социалистической революции. Контрэлита, которая стремилась свергнуть самодержавный, монархический режим, оказалась политически более мобильной, более энергичной, более гибкой в области руководства массами. Именно она попыталась предложить определенные программы модернизации России. Трагедия России в другом – в том, что в условиях тяжелейшего кризиса, вызванного войной и разрухой, усиленного отживающим свой исторический век монархическим режимом, победителем среди гетерогенной контрэлиты оказались наиболее решительные, во многом экстремистские силы.

История еще раз подтвердила научный вывод о том, что социальные революции и смены элит происходят, когда старые политические элиты оказываются неспособными ответить на вызов истории. В последние годы появилось много публикаций, направленных на возвеличение дореволюционной элиты, на доказательство того, что предре­волюционная Россия динамично развивалась, и беда была лишь в том, что контрэлита заговорщиков прервала этот естественный процесс. Дело обстоит значительно сложнее. Предреволюционная Россия переживала жесточайший системный кризис – экономический, социальный, военный. Значительная доля ответственности за него падает именно на правившую элиту, которая оказалась неспособной решить коренные задачи модернизации страны. На их решение претендовала контрэлита, которая, придя к власти и превратившись в правящую элиту, решила эти проблемы своими жестокими, нередко террористическими методами.

Ей казалось, что, выбрав мобилизационно-милитаристский путь развития, можно в короткие исторические сроки построить свободное и счастливое общество, построить «Город Солнца». Насколько это ей удалось, показала последующая практика. Ничто искусственно сконструированное, даже самое, казалось бы, разумное и полезное, живой социальный организм принять не может.

4.4. Основные направления современной элитарной теории

Макиавеллистская школа. Концепции элит Г. Моска, В. Парето и Р. Михельса дали толчок широким теоретическим, а впоследствии (преимущественно после второй мировой войны) и эмпирическим исследованиям групп, руководящих государством или претендующих на это. Современные теории элит разнообразны. Исторически первой группой теорий, не утративших современной значимости, являются уже рассмотренные концепции макиавеллистской школы (Г. Моска, В. Парето, Р. Михельс и др.). Их объединяют следующие идеи.

1. Особые качества элиты, связанные с природными дарованиями и воспитанием и проявляющиеся в ее способности к управлению или хотя бы к борьбе за власть.

2. Групповая сплоченность элиты. Это сплоченность группы, объединяемой не только общностью профессионального статуса, социального положения и интересов, но и элитарным самосознанием, восприятием себя особым слоем, призванным руководить обществом.

3. Признание элитарности любого общества, его неизбежного разделения на привилегированное властвующее творческое меньшинство и пассивное нетворческое большинство.

4. Формирование и смена элит в ходе борьбы за власть. Господствующее привилегированное положение стремятся занять многие люди, обладающие высокими психологическими и социальными качествами. Однако никто не хочет добровольно уступать им свои посты и положение. Поэтому скрытая или явная борьба за место под солнцем неизбежна.

5. В общем конструктивная, руководящая и господствующая роль элиты в обществе. Она выполняет необходимую для социальной системы функцию управления, хотя и не всегда эффективно. Стремясь сохранить и передать по наследству свое привилегированное положение, элита имеет тенденцию к вырождению, утрате своих выдающихся качеств.

Таким образом, макиавеллизм – в элитологии обозначает признание элитарности общества вследствие психологических качеств элиты, превосходящих большинство, а также понимание неизбежности скрытой или явной борьбы за власть, где разрешается применение любых средств.

Ценностные теории – концепции, исходящие из положения об образовании элиты путем естественной эволюции общества и отбора наиболее ценных представителей, обладающих исключительными профессиональными, моральными и интеллектуальными качествами.

Они, как и макиавеллистские концепции, считают элиту главной конструктивной силой общества, однако смягчают свою позицию по отношению к демократии, стремятся приспособить элитарную теорию к реальной жизни современных государств. Многообразные ценностные концепции элит существенно различаются по степени защиты аристократизма, отношению к массам, демократии и т.д. Однако они имеют и ряд общих установок.

1. Принадлежность к элите определяется обладанием высокими способностями и показателями в наиболее важных для всего общества сферах деятельности. Элита – наиболее ценный элемент социальной системы, ориентированный на удовлетворение ее важнейших потребностей. В ходе развития у общества отмирают многие старые и возникают новые потребности, функции и ценностные ориентации. Это приводит к постепенному «вытеснению носителей наиболее важных для своего времени качеств новыми людьми, отвечающими современным требованиям» (Дж. Бенхем). Бернхем (Бернем) (Burnham) Джеймс (1905 – 1987) – американский социолог, один из авторов теории управленческой революции, по которой власть в современном обществе переходит к новому классу управляющих (высшие инженеры, менеджеры).

2. Элита относительно сплочена на здоровой основе выполняемых ею руководящих функций. Это – не объединение людей, стремящихся реализовать свои эгоистические групповые интересы, а сотрудничество лиц, заботящихся, прежде всего, об общем благе.

3. Взаимоотношения между элитой и массой имеют не столько характер политического или социального господства, сколько руководства, предполагающего управленческое воздействие, основанное на согласии и добровольном послушании управляемых и авторитете власть имущих. Ведущая роль элиты уподобляется руководству старших, более знающих и компетентных по отношению к младшим, менее осведомленным и опытным. Она отвечает интересам всех граждан.

4. Формирование элиты – не столько результат ожесточенной борьбы за власть, сколько следствие естественного отбора обществом наиболее ценных представителей. Поэтому общество должно стремиться совершенствовать механизмы такой селекции, вести поиск рациональ­ной, наиболее результативной элиты во всех социальных слоях.

5. Элитарность – условие эффективного функционирования любого общества. Она основана на естественном разделении управленческого и исполнительского труда, закономерно вытекает из равенства возможностей и не противоречит демократии. Социальное равенство должно пониматься как равенство жизненных шансов, а не равенство результатов, социального статуса.

Ценностные представления о роли элиты в обществе преобладают у современных неоконсерваторов, утверждающих, что элитарность необходима для демократии. Но сама элита должна служить нравствен­ным примером для других граждан и внушать к себе уважение, подтверждаемое на свободных выборах.

Теории демократического элитизма – концепции, основанные на понимании демократии как конкуренции между потенциальными руководителями за доверие и голоса избирателей. Такое понимание демократии было предложено Йозефом Шумпетером.

Сторонники демократического элитизма, ссылаясь на результаты эмпирических исследований, утверждают, что реальная демократия нуждается как в элитах, так и в массовой политической апатии, поскольку слишком высокая политическая партиципация угрожает стабильности демократии. Элиты необходимы, прежде всего, как гарант высокого качественного состава руководителей, избранных населением. Сама социальная ценность демократии решающим образом зависит от качества элиты. Руководящий слой не только обладает необходимыми для управления свойствами, но служит защитником демократических ценностей и способен сдержать часто присущий массам политический и идеологический иррационализм, эмоциональную неуравновешенность и радикализм.

В 60–70-е годы утверждения о сравнительном демократизме элиты и авторитаризме масс были в значительной мере опровергнуты конкретными исследованиями. Оказалось, что хотя представители элит обычно превосходят низшие слои общества в принятии либерально-демократических ценностей (свободы личности, слова, конкуренции и т.д.), в политической толерантности, терпимости к чужому мнению, в осуждении диктатуры и т.п., но они более консервативны в признании социально-экономических прав граждан: на труд, забастовку, организацию в профсоюз, социальное обеспечение и т.п. Кроме того, некоторые ученые (П. Бахрах, Ф. Нашольд) показали возможность повышать стабильность и эффективность политической системы с помощью расширения массового политического участия.

Концепции плюрализма элит. Плюрализм элит – взгляд на правящую элиту как на множество элит, влияние которых ограниченно их особой областью деятельности. Концепции плюрализма элит, являются, пожалуй, наиболее распространенными в сегодняшней элитарной мысли. Их нередко называют функциональными теориями элиты. Они не отрицают элитарную теорию в целом, хотя и требуют коренного пересмотра ряда ее основополагающих, классических установок. В основе плюралистической концепции элиты лежат следующие постулаты.

1. Трактовка политических элит как элит функциональных. «Функциональные элиты, – пишет Э. Гольтманн, – это лица или группы, обладающие особой квалификацией, необходимой для занятия определенных руководящих позиций в обществе. Их превосходство по отношению к другим членам общества проявляется в управлении важными политическими и социальными процессами или во влиянии на них».

2. Отрицание элиты как единой привилегированной относительно сплоченной группы. Существует множество элит. Влияние каждой из них ограничено специфической для нее областью деятельности. Ни одна из них не способна доминировать во всех областях жизни. Плюрализм элит определяется сложным общественным разделением труда, многообразием социальной структуры. Каждая из множества базисных, «материнских» групп – профессиональных, региональных, религиозных, демографических и других – выделяет свою собственную элиту, защищающую ее ценности и интересы и одновременно активно воздействующую на нее. Различия между элитами важнейших общественных секторов более значительны, чем различия между слоями элиты, принадлежащими к одному сектору.

3. Деление общества на элиту и массу относительно, условно и часто размыто. Между ними существуют скорее отношения представительства, чем господства или постоянного руководства. Элиты находятся под контролем материнских групп. С помощью разнообразных демократи­ческих механизмов – выборов, референдумов, опросов, прессы, групп давления и т.д. – можно ограничить или вообще предотвратить действие сформулированного Р. Михельсом «закона олигархических тенденций» и удержать элиты под влиянием масс.

4. В современных демократиях элиты формируются из наиболее компетентных и заинтересованных граждан, которые весьма свободно могут входить в состав элиты, участвовать в принятии решений. Главный субъект политической жизни – не элиты, а группы интересов. Различия между элитой и массой основаны главным образом на неодинаковой заинтересованности в принятии решений.

5. В демократических государствах элиты выполняют важные общественные функции, связанные с управлением. Говорить же об их социальном господстве неправомерно.

Концепции плюрализма элит широко используются для теорети­ческого обоснования современных западных демократий. Однако эти теории во многом идеализируют действительность. Многочисленные эмпирические исследования свидетельствуют о явной неравномерности воздействия различных социальных слоев на политику.

Леволиберальная концепция элиты – теория, признающая существование в обществе правящих элит, но критикующая такую общественную иерархию. Она выступает идейным антиподом плюралистического элитизма. Важнейший представитель этого направления Чарльз Райт Миллс еще в 50-х годах ХХ века пытался доказать, что США управляются не многими, а одной властвующей элитой. Леволиберальный элитизм, разделяя некоторые положения макиавел­листской школы, имеет и специфические, отличительные черты.

1. Главный элитообразующий признак – не выдающиеся индивидуальные качества, а обладание командными позициями, руководящими должностями.

Бесплатная лекция: "26. Прерафаэлитизм" также доступна.

2. Групповая сплоченность и разнообразие состава властвующей элиты, которая не ограничивается элитой политической, непосредствен­но принимающей государственные решения, а включает и руково­дителей корпораций, политиков, высших государственных служащих и высших офицеров. Их поддерживают интеллектуалы, хорошо устроившиеся в рамках существующей системы.

Сплачивающим фактором властвующей элиты является не только общая заинтересованность составляющих ее групп в сохранении своего привилегированного положения и обеспечивающего его общественного строя, но и близость социального статуса, образовательного и культурного уровня, круга интересов и духовных ценностей, стиля жизни, а также личные и родственные связи.

3. Глубокое различие между элитой и массой. Выходцы из народа могут войти в элиту, лишь заняв высокие посты в общественной иерархии. Однако реальных шансов на это у них немного.

4. Рекрутирование элиты осуществляется преимущественно из своей собственной среды на основе принятия ее социально-политических ценностей. Важнейшими критериями отбора являются обладание ресурсами влияния, а также деловые качества и конформистская социальная позиция.

5. Первейшая функция властвующей элиты в обществе – обеспечение своего собственного господства. Именно этой функции подчинено решение управленческих задач. Миллс отрицает неиз­бежность элитарности общества, критикует ее с последовательно демократических позиций.

В западной политологии и политической психологии основные положения леволиберальной концепции элиты подвергаются острой критике, особенно утверждения о закрытости властвующей элиты, непосредственном вхождении в нее крупного бизнеса и др. В марксистской же литературе, напротив, это направление из-за его критической направленности оценивалось весьма положительно.