Рудин

40. Рудин

Первый роман Тургенева, напечатанный в «Современнике» в на­чале 1856 г., вызвал большой интерес русской общественности; Писа­тель посвятил его изображению и оценке характера передовой дворянской интеллигенции 1840—1850-х годов, переживающей нрав­ственный кризис, причину которого Тургенев видел в отсутствии чет­кого представления этой части русской передовой молодежи о том, как использовать полученные знания, о конкретных формах пробуждения национального самосознания. Главный герой романа — Дмитрий Руддин — сложная, противоречивая натура, характер которой раскрывает­ся прежде всего в слове.

С первых страниц романа Тургенев представляет своего героя как человека, обладающего выдающимися способностями оратора. Появление Рудина в кружке Дарьи Михайловны и его спор с Пигасовым о статье барона вызывают активную реакцию слушателей («А он чело­век неглупый», — подумал каждый»), что, в свою очередь, ставит пер­сонажей в новые отношения друг к другу. Дарья Михайловна, замечает автор, гордилась своей находкой и уже «заранее думала о том, как она выведет Рудина в свет», Александра Павловна «была удивлена и об­радована», Пандалевский завидовал, Пигасов думал: «Дам пятьсот руб­лей — еще лучше соловья достану», но больше всех «были поражены Басистов и Наталья: Басистов «слушал, слушал, как отроду не слушал никого, а у Натальи лицо покрылось краской<...> и взор ее, неподвижно устремленный на Рудина, и потемнел, и заблистал...». Сильные чувства, испытанные Басистовым и Натальей, не получают словесного выраже­ния. Автор обходит молчанием внутреннее состояние героев, но сооб­щает о бессонной ночи каждого: «Басистов целую ночь не спал<...>писал письмо к одному своему товарищу в Москву», Наталья  ни на минуту не уснула и не закрывала даже глаз».

Рекомендуем посмотреть лекцию "10 Проектирование цифровых фрагментов".

В конце третьей главы Тургенев завязывает любовную интригу, по­ложенную в основу сюжета романа. В отношениях с Натальей Ласунской проходят проверку жизненные принципы Рудина, о которых он много и красноречиво говорит и в кружке ее матери, и с нею самой. Если темы, обсуждаемые в кружке, обозначены в диалогах персонажей, то содержание разговоров Рудина и Натальи в течение двух месяцев (именно столько времени проходит со дня приезда героя до объяснения в беседке) Тургенев также обходит молчанием. Они становятся извес­тными читателю только в сцене свидания героев у Авдюхина пруда. Ситуация «rendez-vous» ставит героя перед проблемой выбора и рас­крывает полную несостоятельность тех нравственных норм, словесное выражение которых так привлекло и увлекло Наталью. Он отказыва­ется решить судьбу девушки, ответить за ее честь, пугается и призыва­ет ее покориться судьбе. Разоблачение Рудина заключено и в суждениях Натальи, которая напоминает ему его собственные слова о свободе, о самопожертвовании и выносит суровый приговор: «Я помню все ваши слова, Дмитрий Николаевич», но «от слова до дела еще далеко, и вы теперь струсили...».

Важную роль в создании образа Рудина играет слово Лежнева: ему Тургенев доверяет характеристику героя в начале и в конце романа. Отрицательная оценка Лежневым Рудина дается автором в шестой гла­ве сразу же после полупризнания его в любви Наталье. Рудин красиво сравнивает себя со старым дубом, у которого «старые листья только тогда отпадают, когда молодые начинают пробиваться». Одновремен­но с объяснением Рудина происходит разговор в доме Волынцевых. Тургенов поручает Лежневу объявить причину его сдержанности по отно­шению к Рудину и тем самым «прогнозирует» развитие событий. Леж­нев обвиняет Родина в том, что он не отвечает за свои слова, которые «так и останутся словами и не станут поступком». Право на это суж­дение дает ему давнее знакомство с Рудиным. Лежнев выступает в роли Кассандры, рассказывая о том, как разъяснение Рудиным отношений Лежнева с любимой женщиной привело к их разрыву. «Он пустился, - признается Лежнев, — обоим нам объяснять нас са м их<... деспотичес­ки заставлял отдавать отчет в наших чувствах и мыслях, хвалил нас, порицал, вступил даже в переписку с нами...» Эмоциональный монолог сдержанного Лежнева содержит намек на возможность повтора ситу­ации, однажды уже «проигранной» Рудиным. Посещение Рудиным Во­лынцева и извещение о том, что Наталья и он любят друг друга, подтверждает справедливость слов Лежнева. Он убежден в том, что ис­тинной причиной оскорбительного визита было стремление Рудина «красноречие вход пустить<-> Ох, язык его — враг его...». Рудин дей­ствительно виноват в том, что пытался облечь в слова «невыразимое», тайное, ведомое только двоим. Рассудочность и рационализм Рудина подвергаются суду не только Лежнева, но и Пигасова, на справедли­вое суждение которого ссылается Тургенев: Рудина, «как китайского болванчика, постоянно перевешивала голова».

В конце романа слово Лежнева о Рудине и его оценка претерпева­ют значительные изменения. Лежнев горячо защищает Рудина, уверяя всех, что слова Родина пробуждали молодежь, звали к исполнению пре­красных замыслов. Его поддерживает Басистов, соглашаясь с тем, что этот человек «с места тебя сдвигал, он не давал тебе останавливаться, он до основания переворачивал, зажигал тебя!» Последняя встреча Лежнева и Рудина представлена Тургеневым как сцена примирения: нс случайно она посвящена воспоминаниям о юности и печальному рас­сказу Рудина о невозможности примирить романтические идеалы мос­ковского кружка с реальной действительностью. В словах Лежнева заключена мысль самого Тургенева о том, что трагедия Рудина — тра­гедия поколения 40-х годов, так и не сумевшего обрести «почву» под ногами. Впрочем, перемена настроений и мыслей Лежнева вызвана и обстоятельствами его собственного развития. Активная хозяйственная и общественная деятельность героя также не принесла ему особого удовлетворения: в конце романа Лежнев — растолстевший усадебный обыватель, с горечью признает, что «новые поколения идут мимо...» них, к другим целям.

В «Рудине», первом романе «николаевской» трилогии, изображается период конца 1830‑х (может быть, самого начала 1840‑х) годов – время интенсивного увлечения русской интеллигенции классической немецкой, главным образом гегелевской, философией, в которой молодые искатели истины видели ключ к разрешению всех мировых проблем и, в частности, проблем русской жизни. Главный герой романа – небогатый дворянин Дмитрий Рудин, получивший духовное крещение в философском кружке Покорского, где он приобрел любовь к абстрактному мышлению и где расцвел его дар красноречиво и вдохновенно излагать на публике отвлеченные философские истины. Прототипом кружка Покорского был сложившийся при Московском университете кружок Н. В. Станкевича, в который входили или которому были близки такие знаменитые впоследствии в русской культуре фигуры, как В. Г. Белинский, Т. Н. Грановский, В. П. Боткин, М. А. Бакунин, М. Н. Катков. Сам Рудин по темпераменту и мыслительному складу более всего напоминает Бакунина, во второй половине 1830‑х годов бывшего фанатичным гегельянцем. Поначалу Рудин, как он обрисован в романе, кажется типичным Гамлетом, и именно за такие гамлетовские черты, как самолюбование, постоянная приверженность отвлеченной мысли и неумение справляться и ладить с «пошлой» реальностью обычного бытового существования, его упрекает его бывший приятель и соратник по кружку Лежнев. Как

Гамлет, ведет себя Рудин и в ситуации «русского человека на rendez‑vouz», когда в него влюбляется завороженная его пламенными речами и исключительностью его облика молодая девушка Наталья Ласунская: в ответ на ее смелое предложение соединить с ним – вопреки воле матери – свою судьбу, Рудин, не чувствуя в себе ни капли любовного горения, объявляет себя не готовым к такому шагу. В этом эпизоде символически запечатлен крах предпринятой русским образованным дворянством попытки применить к проблемам русской жизни, давно ждущим своего разрешения, тончайший и якобы универсальный инструментарий немецкого абстрактного философствования. Как говорит Лежнев: «Несчастье Рудина в том, что он России не знает, а это точно большое несчастье». Тем не менее в финале тот же Лежнев, встречаясь через несколько лет с Рудиным, постаревшим, уставшим от вечных скитаний по России, где он так и не смог найти себе места (черта, определенно сближающая его с «лишними людьми» Онегиным и Печориным), говорит о наличии в рудинском типе целого ряда дон‑кихотских добродетелей, резко поднимая его в глазах читателя и заставляя существенно пересмотреть уже сложившуюся оценку. К таким добродетелям, по словам Лежнева, относятся: вера философа Рудина в существование некоего Высшего Идеала, которому следует всемерно и самоотверженно служить (такова, кстати, тема первого рудинского монолога в романе), и его внутренняя чистота, не позволившая ему, несмотря на тяготы жизни, опуститься, удовольствовавшись, как многие, уделом жалкого обывателя. Дон‑кихотской по природе является и способность Рудина воодушевлять своей «любовью к истине» сердца молодого поколения, которое, помимо Натальи, в романе представляют жена Лежнева Александра Липина, с самого начала симпатизировавшая Рудину, и домашний учитель в доме Ласунских разночинец Басистов, которого сам Рудин однажды называет своим Санчо Пансой.

Объединяя в Рудине черты Гамлета и Дон Кихота, Тургенев стремится создать совокупный портрет своего поколения и, верный пушкинской «эстетике примирения», требующей объективного освещения противоречивой реальности, указывает как на сильные, так и на слабые его стороны, как на его исторические ошибки, так и на исторические заслуги. Двоякому освещению подвергается Рудин и во втором, добавленном позднее эпилоге, изображающем смерть Рудина на баррикадах во Франции во время революционных событий 1848 г. Появление Рудина на баррикаде, уже оставленной ее защитниками, с саблей в одной и красным знаменем в другой руке, едва ли не намеренно подставляющего грудь под пулю, можно, при желании, толковать и как поступок Дон Кихота, наконец‑то нашедшего себя в реальном действии и самоотверженно отдающего жизнь за Великие Идеалы Свободы и Прогресса, и как поступок самовлюбленного Гамлета, в последний раз стремящегося покрасоваться в собственных глазах и бессмысленно умирающего за то, во что у него нет и не может быть веры («Я кончу тем, что пожертвую собой за какой‑нибудь вздор, в который даже верить не буду» – слова Рудина в основной части романа). В то же время смерть героя становится здесь обобщенной метафорой «смерти» целого поколения русских западников 1830‑1840‑х годов, с воодушевлением встретивших революцию 1848 года и уже в том же году утративших многие из своих надежд. Можно сказать, что смерть Рудина – это торжественный и печальный реквием Тургенева своему поколению. Вскользь намечена в эпилоге и еще одна тема, которая более активно будет развернута в последующих романах; это шопенгауэровская тема изначальной обреченности всякого исторического деяния, задумываемого и осуществляемого человеком. Когда о сраженном пулей Рудине говорится, что он упал, «точно в ноги кому‑то поклонился», то имеется в виду, что он хотел той смерти, которая с ним случилась, и, возможно, хотел ее не столько как человек, предавший свои идеалы, сколько как человек, просто‑напросто уставший от вечной борьбы жизни и осознавший всю тщетность попыток собственным ничтожным усилием разрушить незыблемые законы Мировой Воли.