14.Глава 12. Средства и возможности социологии (З. Бауман - Мыслить социологически)

Глава 12Средства и возможности социологииОт одной главы к другой мы с вами путешествовали по миру нашей общейповседневной жизни. Социология была приглашена нами в качестве гида: наш путьпролегал через наши обыденные заботы и проблемы, и перед социологией ставиласьзадача комментировать, что мы видим и делаем. Как и в любом путешествии подруководством гида, наш гид, мы надеялись, постарается, чтобы мы не пропустилиничего важного, и обратит наше внимание на вещи, мимо которых сами бы мыпрошли, не заметив их. Мы также ожидали, что гид объяснит нам то, что до сих пормы знали лишь поверхностно; расскажет нам об этом то, чего мы не знали.

Мыполагали, что в конце нашего путешествия будем знать больше и понимать лучше,чем в начале; когда мы опять возвратимся в нашу повседневную жизнь после этогопутешествия, мы будем лучше вооружены для того, чтобы справляться со стоящимиперед нами проблемами. И не обязательно наши попытки разрешить их будут болееуспешны, но по крайней мере мы знаем, что это за проблемы и что требуется для ихрешения, если оно вообще возможно.Я думаю, что социология, насколько мы узнали о ней в нашем путешествии,вполне справилась с поставленной задачей; но она разочаровала бы нас, если бы мыожидали от нее чего-то большего, чем просто комментария, набора объяснительныхпримечаний к нашему повседневному опыту.

Именно комментарий и должнапредоставлять социология. Социология — это углубление того знания, которым мыобладаем и пользуемся в нашей повседневной жизни, поскольку она раскрываетнекоторые весьма тонкие различия и не вполне очевидные связи, недоступныеневооруженному глазу. Социология отмечает больше деталей на нашей “карте мира”,а также расширяет эту карту за пределы нашего повседневного опыта, с тем чтобымы видели, как обитаемые нами территории вписываются в не исследованный ещенами окружающий мир.

Разница между тем, что мы знаем и без социологии, и тем,что мы знаем теперь, после знакомства с ее комментариями, не является разницеймежду ошибочным и истинным знанием (хотя, давайте признаем, что иногдасоциология то тут, то там исправляет наши мнения); это скорее различие междууверенностью в том, что наши переживания и опыт можно описать и объяснитьодним и только одним способом, и знанием того, что возможные — вероятностные— интерпретации многочисленны. Можно сказать, что социология — это еще непредел наших поисков понимания, но ободрение для того, чтобы продолжать их, ипрепятствие на пути самодовольства, убивающего любознательность иостанавливающего всякие поиски.

Говорят, лучшее, что может сделать социология,это — “подстегнуть ленивое воображение”, показывая несомненно знакомые вещи внеожиданных ракурсах и тем самым рассеивая обыденность и самодовольство.А вообще, относительно того, что может и должна предлагать социология как“социальная наука” (т.е. как совокупность знаний, провозглашающих превосходствонад простыми мнениями и суждениями и обладающих надежной, достоверной,правильной информацией о том, как в действительности обстоят дела), существуютдва очень разных ожидания.Одно из них ставит социологию наравне с другими видами специальногознания, обещающими поведать нам о наших проблемах и рекомендующими нам, чтос ними делать и как от них избавиться. Социология рассматривается как что-то вродеучебника по искусству жизни, подсказывающего нам, как достичь желаемого, какперепрыгнуть или обойти препятствия на пути к нему. В конечном счете этоожидание сводится к вере в то, что раз мы знаем о взаимозависимости различныхэлементов нашей ситуации, то мы сможем свободно ее контролировать, подчинять еенашим целям или по крайней мере заставить ее лучше служить им.

Собственно, это иназывается научным знанием. Мы так высоко ценим его за то, что оно делает насмудрее, и эта мудрость, как нам кажется, дает нам возможность предсказывать, чемвсе обернется; за его способность предсказывать ход событий (а тем самым ипоследствия собственных действий), позволяющую нам действовать свободно ирационально, т.е. делать только такие ходы, которые гарантируют желаемыйрезультат.Второе ожидание тесно связано с первым, но оставляет открытымиположения, подчеркивающие идею инструментальной пользы, т.е.

предпосылки,которые у предыдущего ожидания не было нужды выделять. Контролироватьситуацию так или иначе должно означать приманивать, принуждать или как-то ещезаставлять других людей (которые всегда являются частью ситуации) вести себятаким образом, чтобы их поведение способствовало достижению того, что намнужно. Как правило, контроль над ситуацией не может не означать также и контролянад другими людьми (в конце концов, искусство ведения жизни и представляется как“способ завоевывать друзей и влиять на людей”).

В этом втором ожидании желаниеконтролировать других людей выходит на первый план. На социологию возлагаютсянадежды, что она поддержит усилия по созданию порядка и устранению хаоса,который, как мы показали в предыдущих главах, является отличительным признакомнашего времени. От социолога, исследующего внутренние побуждениячеловеческого поведения, ожидают практически полезной информации о том, какследует все упорядочить, чтобы выявить показательные типы поведения или,наоборот, предотвратить поведение, не соответствующее сконструированной моделипорядка. Так, фабриканты могут спросить у социологов, как предотвратитьзабастовки; командующие войсками, оккупирующими чужую страну, могутспросить, как бороться с партизанами; полицейские могут проверить практическиерекомендации по рассеиванию толпы и сдерживанию потенциальных бунтовщиков;управляющие торговыми компаниями могут затребовать наилучших способовискушения потенциальных покупателей; чиновники, занимающиеся деламиобщественности, могут спросить, как сделать нанявших их политиков болеепопулярными и избираемыми; сами же политики могут обратиться за советом, какиеметоды поддержания законности и порядка наиболее эффективны (т.е.

как заставитьсвоих подданных подчиняться закону, желательно добровольно, даже тогда, когда имне нравятся эти законы).Суть всех этих требований заключается в том, чтобы социолог советовал, какурезать свободу некоторых людей так, чтобы, несмотря на то что их выбор будетограниченным, поведение все-таки было бы более предсказуемым. От социологатребуется знание о том, как преобразовать данных людей из субъектов ихсобственного действия в объекты действия других людей; как применить кчеловеческому поведению на практике что-то вроде модели “бильярдного шара”, вкоторой все, что делают люди, целиком и полностью обусловливается толчкамиизвне.

Чем больше человеческое поведение будет походить на движения такого“бильярдного шара”, тем более полезными будут и услуги социологов дляпоставленной цели. Даже если люди не могут перестать выбирать и приниматьрешения, то внешний контекст их действий должен подвергаться такимманипуляциям, при которых было бы совершенно исключено, чтобы их выборы ирешения были направлены против желаний манипуляторов.Чаще всего такие ожидания выливаются в требование научности социологии:социология должна оформлять свою деятельность и ее результаты по образцу наук,которые мы все высоко ценим за их явную практическую полезность, т.е.

заприносимые ими ощутимые выгоды. Социология должна выдавать столь же точные,практически полезные и эффективные рецепты, какие выдают, например, физика илихимия. По их замыслу, эти и подобные им науки имели целью приобретение вполнеопределенного вида знания, т.е. такого, которое в итоге ведет к полному овладениюобъектом исследования. Этот объект, сконструированный наподобие “природного”объекта, не наделен собственной волей, целеполаганием, поэтому он может бытьбезо всякого сожаления полностью подчинен воле и целеполаганию человека,стремящегося использовать его с целью лучшего удовлетворения своихпотребностей. Язык науки, описывающий “природные” объекты”, был тщательноочищен от всех понятий, соотносящихся с целью или смыслом; после этой очисткиостался только “объективный” язык, конструирующий свои объекты лишь постольку,поскольку они, во-первых, воспринимают, а не производят действие, и, во-вторых,направляются внешними силами, однозначно представляемыми как “слепые”, т.е.

ненаправленные на какую-либо определенную цель и свободные от каких бы то нибыло намерений. Описанный таким образом естественный мир воспринимался как“свободный для всех”, как целина, ждущая, когда ее возделают и преобразуют вспланированный с определенной целью участок, более пригодный для человеческогообитания.

Объективность науки нашла выражение в том, что она докладывала освоих открытиях бесстрастным, техническим языком, подчеркивающимнепреодолимое различие между людьми как носителями целей и природой,предназначенной для формирования и преобразования в соответствии с этимицелями. Наука провозгласила своей целью способствовать “господству человечестванад природой”.Главным образом с этой целью и предпринимались исследования мира.Природа должна была изучаться с тем, чтобы мастеровые знали, как придать ейжелаемую форму (представьте, например, скульптора и глыбу мрамора, которую онхочет преобразить в подобие человеческой фигуры. Чтобы осуществить эту цель, ондолжен прежде всего знать о внутренних свойствах камня. Отбивать и откалыватькуски мрамора, не разбивая его, можно только по некоторым определеннымнаправлениям.

Для того чтобы придать куску мрамора задуманную форму, т.е.подчинить камень своему замыслу, скульптор должен научиться распознавать этинаправления. Искомое им знание подчинило бы мертвый камень его воле ипозволило преобразовать его в соответствии с представлениями скульптора огармонии и красоте). Именно так и было сконструировано научное знание:объяснить объект науки означало получить возможность предсказать, чтопроизойдет, если то-то и то-то имеет место быть; обладая такой способностьюпредсказания, человек получает возможность действовать, т.е. навязывать ужезавоеванной и покоренной части реальности свой замысел, наилучшим образомотвечающий поставленной цели. Реальность рассматривалась прежде всего каксопротивление человеческой целенаправленной деятельности.