Автореферат (Основные парадигмы концептуализации памяти в философии), страница 7

Отсроченные реакции образуют область реального, но недейственного,виртуального,вкоторомпрошлоеприсутствуеткакнеобходимый фон сознания и действия настоящего. Подобное чистоепредставление прошлого обуславливает появление новых форм сознания, и,более того, творение новых форм жизни, являясь свидетельством жизненногопорыва как абсолютного становления бытия. Как показано в тексте, Бергсонпервоначально не обращается к теме памяти и вспоминает о ней лишь в связи спродумыванием фундаментальной для метафизики оппозиции души и тела.Практическое разрешение парадокса взаимодействия души и тела Бергсонвидит именно в воспоминании, а потому связывает с исследованием памятидальнейшую разработку идеи длительности, а затем и концепцию творческойэволюции.В третьем разделе «Сознание времени» показано, как память определяетсяв свете феноменологического анализа сознания времени.

Принципиальноеотличие мысли Гуссерля от бергсоновского понимания длительности состоит втом, что в памяти признается не основа, а лишь модификация сознания, а точнеемодификация интенционального акта сознания. Анализ сознания временностиисходит из опыта настоящего, открывая то, что точка Теперь – это точка явленияи угасания феномена, точка разрыва опыта, которая требует восполнения вусилии памяти и сознании темпоральности.

Таким образом, память восполняетсознание в точках разрыва, являясь важным моментом конституированияединства сознания в целом. Помимо ретенции как первичной модификациисознания, Гуссерль анализирует также работу репродукции как сознаниясознания, а точнее, как артикуляцию сознания, осуществляемую благодаряобразу и обусловленной им возможности возвращения к любому моментупрошлого в воспоминании. Существенным для понимания места памяти ванализе Гуссерля является также парадокс репрезентации, поскольку в актерепрезентациинепосредственностьинтуитивногоактасоединяетсяс35повторным осознанием ушедшего феномена в образе.Работа памятиотслеживается Гуссерлем в том числе на уровне первичной аффективностисознания, причем здесь находится определенное соответствие как первичной,так и вторичной памяти.

Наконец, уровень пассивных синтезов сознания такжеопределяется отношением к прошлому опыту, а потому в каждом проявлениихабитуальности стоит видеть определенное осуществление памяти.В четвертом разделе «Вспоминание» вводится концепт «желанияпомнить», который позволяет показать, каким образом выстраивается сознаниепрошлого в сложном поле самоопределения субъекта. В современнойфилософии на первый план выходит понимание памяти как свидетельствапревосходящей субъекта полноты бытия или, наоборот, свидетельстваразрыва, ничто, задающих структуру темпорального опыта. Вот почему напервый план выходит не анализ репрезентации отсутствующей вещи в образеи не суждения памяти, а воспоминание, в котором выявляется собственнаязначимость прошлого как бытия предшествующего, ускользающего отсхватывания.Чем большую ценность мы признаем за сохранением знания в памяти, темчаще вынуждены отмечать ее слабость, подверженность потере, котораяоказывается обратной стороной хранения, его неустранимым условием.Можно сказать, что мы храним прошлое в памяти и наделяем его сохранениестоль важным значением именно потому, что изначально его теряем, и еслиудерживаем, то не иначе, как на границе утраты.

Вот почему даже те изфилософов, кто предпочитал видеть в памяти одно лишь сохранение следовушедшего, в конечном итоге признавали присущее памяти производствозначимостей, позволяющих не только удерживать уходящее, но и примирятьсяс потерей, превращать опыт потери в отправной момент поиска иисследования, в способ определения проблемы и продвижения вдольпарадоксальной границы ухода и возвращения, утраты и обретения нового,стирания различия и его проявления.

Поскольку припоминание требуетусилия, решение любой задачи, связанной с прошлым, будь то сохранение36образа, повторение слова, рассказ о событии происходит как овладениетехникой памяти, усвоение и создание особых приемов, искусстваприпоминания, которое не только сохраняет и воспроизводит прошлое внастоящем, но и изменяет границы настоящего, их протяженность ипроницаемость, своеобразную архитектуру или стиль сочетания образующихэти границы предметов, событий и пространств. Это искусство компенсируетнедостатки природной памяти, а также указывает на то, что сохранениеизвестного является лишь одним из самых заметных эффектов работы памяти,теряющей и возмещающей, создающей новые возможности и новые значения,без которых было бы невозможно говорить об успехе либо неудаче сохраненияпрошлого.

Уже простое воспроизведение в памяти известного как «того жесамого» предполагает предшествующее сознание его как завершенного,состоявшегося в своих границах, как настоящего и уже бывшего настоящим.Во множестве действий, которые мы относим к памяти, отсылка к прошломуможет казаться не очень существенной. Вспомнить слово или название, номерили ориентир – такова привычная работа памяти, и лишь в том случае, когдачто-то забыто, мы замечаем, что все время полагались на память, не думая отом, каким образом в ней сохранялось и присутствовало прошлое.

И все жесвязь с прошлым представляется необходимым компонентом определенияпамяти; пусть и не выраженная особо, она включается в необходимое дляжизни определение настоящего, очерчивает его границы, задает меру егодлительности и завершения, становления-прошлым. Можно считатьтривиальным утверждение, что мы воспринимаем настоящее в ореоле толькочто или давно прошедшего, что действие в настоящем невозможно без связи спредшествующим, без включенности в последовательность восприятий идействий, в цепь ассоциаций или порядок слов. И даже в том случае, когда мыне помним прошлое, а еще только запоминаем нечто на будущее, мывоспринимаем само настоящее как прошлое для будущего, включаем его впорядок смены времен, определяя его в качестве настоящего посредствомизбыточной для него границы прошлого.37Иначе говоря, прошлое, известное по памяти, это не только следыушедшего, но и свидетельство того, что происходит в настоящем и – с самимнастоящим, некой избыточности настоящего, для которой нет иного способавосприятия, кроме памяти, иной формы удержания, кроме как удержания вкачестве прошедшего и утраченного.

И лишь подобная чрезмерность можетбыть определением настоящего, поскольку задает меру и ему самому, и егоиному, не схватываемому в настоящем, но проходящему через него, еще неданному и уже упущенному. Эта избыточность и есть предмет самой известнойи самой древней концепции памяти, а именно – платоновского учения оприпоминании. Не касаясь отдельных вопросов, связанных с этим учением (оних речь пойдет в первой главе работы), ограничимся вполне обыденным еевариантом, например, ситуацией, в которой незнакомый человек притягивает ксебе особое внимание, кажется встреченным впервые, пока не выясняется, чтопрежде он уже был известен, но забыт.

Его присутствие не говорит о прошлом,но захватывает и приковывает к себе, как будто забытое прошлое предоставляет место для нашего внимания, для понимания самого настоящего какместа встречи с тем, что не просто случается в отдельный момент времени, нодействительно есть.Чтобы поставить вопрос о возможности философского исследования памятии в особенности воспоминания, необходимо отвлечься от представления о«способности», «механизме», «структуре», о некой особой «вещи», в функциикоторой входят сохранение и воспроизведение знания, усвоенного в прошлом,как будто уже известно, что представляет собой прошлое, какова егозначимость и как связана значимость прошлого с тем, что сохраняется какполезный навык, знание или искусный прием.

Прошлое завершено, но неотброшено; и лишь эта завершенность позволяет определиться потокувосприятия в качестве настоящего, с принадлежащей ему мерой реального,живого, непосредственного, которая не умещается в чувственном восприятииили в акте сознания, но и не утрачивается полностью, а удерживается в том,что мы называем своей памятью, или, отдавая должное разнообразию ее38форм, называем припоминанием, узнаванием, привычкой, ассоциацией,забыванием, повторением, тем, что вертится на языке, всплывает, длится, неотпускает и т.п.В воспоминании прошедшее приходит как образ, посмертная маска, котораяпроводит границу, разделяет прошлое и настоящее. Предполагается, что образдает точную копию оригинала, а обладание ею свидетельствует о господственад процессом изменения, рождения и утраты, а значит и о праве на наследство,оставленного ушедшими.

Однако образ – это еще не вспоминание, поскольку,как показывает в «Повторении» Кьеркегор, само вспоминание есть также иутрата, бегство из настоящего; мы вспоминаем настоящее, когда оно еще непрошло, как прошлое для будущего, а стоит ему пройти, не можем помнить, нетребуя при этом повторения ушедшего, иначе образ останется всего лишьпризраком, ложной претензией на прошлое. Пусть повторение утраченногоневозможно, абсурдно как требование Иова, оно одно дает нам правосвидетельствовать о прошлом. Что же значит потерять нечто и вернуться к томуже самому, пусть и прошлому? Как сохраняется чувство «того же»? Случайноевпечатление, вкус или запах, может вернуть утраченное время, забытоеощущение других людей и самого себя.

Но узнается оно как «то самое»,поскольку изначально вместило в себя другие ощущения, действия и слова,которые пробуждаются теперь вместе с забытым вкусом, запахом. Вдействительности возвращается не тот же запах или вкус, но та же возможностьвместить одно в другом, быть местом, собирающим различное во встрече.Лишь это место и есть то, что является в воспоминании, всегдапредшествующее, уступающее, прошлое, партнер всех партий, разыгрываемыхна-стоящим.Чтобы подобраться к этому исходному опыту прошлого, исследуется рольтела и пространства в формировании первичных предпосылок воспоминания.Исследование выявляет роль телесного опыта, в котором прошлое впервыеявляет себя как завершенность, осуществление тела как целого.

Актвоспоминания является, в первую очередь, свидетельством этой завершенности,39котораявходитпространственнойвнепосредственныйориентации.Формыопыттакжекакпредставленияопытместа,прошлоговвоспоминании многообразны, поэтому в тексте анализируются различные типывоспоминания и обосновывается, что представление прошлого структурируетсякак тройственное повторение, в котором различаются фигуры метонимии иметафоры, а также фигура эллипса, разрыва, которая действует какнапоминающий знак и пробуждает воспоминание как способ истолкованиязнака.