Отзыв официального оппонента (Историко-кодикологическое исследование рукописей Кирилло-Белозерского монастыря XV в), страница 2

с устройством скрипториев в западноевропейских монастырях и приходит к выводу, что, применительно к на1пей белозерской Обители, нельзя говорить о «полноценном» скриптории. Ученый предлагает взамен термин «книгописный центр» как в большей мере отвечающий неупорядоченному и дискретному — От случая к случаю - процессу составления книг, Какой имел место в Кирилловом монасты)эе, Как бьшо сказано, диссертация, будучи посвящена конкретному материалу, одновременно затрагивает некоторые общие вопросы, касающиеся развития древнерусских книжных центров н древнерусской книжности в целом.

Если говорить об истории Кирилло- Белозерского монастыря, то Шибаев, резюмируя свои наблюдения над старшими кирилловскими рукописями, но также принимая во внимание размышления коллег 1М. С. Серебряковой) и историческую ОбстаноВку В целом, заключает, что Обитель была Основана не в 1397 г., как считалось прежде, а по меньшей мере на десять лет позже. С аргументацией соискателя трудно не согласиться.

Важно при этом, что, передатировав основание монастыря, ученый дезавуирует сообщение Пахомия Логофета в Житии Кирилла, по которому и вычислялась принятая раньше дата. Данный пример хорошо демонсгрирует ненадежность агиографических текстов как исторического источника, а это имеет к истории книжного дела в Кирилловом монастыре ХЧ в.

самое прямое отношение. Ведь сведения об одном из самых известных кирилловских книжников следующего, после преподобного, поколения — об Олешке Павлове 1Пзлкине) черпаются из еще более позднего агиографического памятникз— написанного в ХЪ'1 В, Жития Мартиниана Белозерского. Из лого последнего произведения извлекают не только весьма сомнительные сведения о том, что Олешко обучал юношество грамоте на регулярной основе «явная экстраполяция на древность реалий ХУ1 в.). Американский славист Р. Романчук развил, полагаясь все на то же сообщение Жития Мартиниана, вполне фантастическую теорию о том, будто в школе Олешки практиковалось Обучение пострижеников монастыря наукам тривиума (ср. на с. 427 о несостоятельности этой концепции), Главный вклад Шибаева в изучение судеб русской книжности заключается в том, иа мой взгляд, что его кодикологические штудии релятивнзируют само представление о кодексе как минимальной учетной единице при описании книжной культуры.

Остается вопрос лишь о том, локальный или универсальный характер носит эта релятивизация. Собранные диссертантом материалы с непреложностью демонстрируют, что добрая половина анатомированных рукописей ХЪ' в. состоит не из единого гомогенного блока, из последовательно переписанных, уложенных по порядку текста и пронумерованных тетрмей, а из нескольких гетерогенных частей. Соответственно, в дополнение к «писцовым манерам» н бумаге, очень важным элементом кодикологической характеристики манускрипта оказываются ти.ради и их комплексы, иногда с маркирующими их сигнатурами.

Для описания кирилловских рукописей особое значение приобретает понятие конволюта. Притом, граница между коиволютом и неконволютом весьма условна: являются ли, например, две части рукописи, стыкующиеся по тексту, но с самостоятельным счетом сигнатур, аллнгатами 3 конволюта, или органическими половинами неделимого целого? По заключению исследователя, кирнлловские книги приобрели современный нид, т.

е. окончательно укрепились под своим переплетом, в 1520-1530-е гг. (с. 33). Однако неясным остается, сколько раз мигрировали из одной книги в другую тетради - составляющие этих книг, с момента своего появления иа свет, Мобильность отдельных тетрадей или набора тетрадей, образующих одну серию и часто пронумерованных, прослеживается на протяжении всего ХЪ' в.

К примеру, в составе сборников Ефросина, составленных во второй полонине столетия, Шибаев нашел тетради и даже целые разделы, переписанные еще прн жизни Кирилла Белозерского (с. 336). Есть намеки на то, что практика перераспределять тетради, расшивая более древние кодексы и складывая извлеченные оттуда фрагменты в новом порядке, не прекратилась даже в ХУ1 в, Намеки эти содержатся в так называемых «ветшаных» минеях, то есть в комплекте миней четьих 1из комплекта сохранилось шесть книг, седьмая содержит тексты, не распределенные по числам), статьи в которых следуют в порядке календаря, но представляют собой куски, изъягые из более ранних рукописей.

Поскольку в «ветшаных» мннеях встречается бумага, датированная 1520-ми и., соискагель считает, что именно тогда была выполнена работа по перекомпоновке составных частей разных рукописей, в результате которой некоторые сборники-доноры полностью растнорилнсь в своих потомках «с. 50). Итак, прежде чем найти свое постоянное место н определенном кодексе, многие разделы кирилловских рукописей довольно долго блуждали из одной книги в другую.

Замечательное открытие Шибаева, показавшего„что на каком-то этапе развития книги составляющие ее тетради обладали некоторыми признаками автономии, порождает целый каскад вопросов. В частности, хотелось бы понять, имеем ли мы дело с локальным явлением, или это бьша тогда общерусская практика? Параллель, которую уместно здесь привести,- известный сборник Троице-Сергиева монастыря, № 758, откуда аналогичным образом бьши изъяты фрагменты, отысканшиеся в составе других кодексов. Сходные примеры, современные анализируемым кирилловским рукописях (если такие примеры существуют), предстоит еше отыскать.

В чем причина эмансипации тетрадей? Первое приходящее в голову обьяснение— возможный дефицит квалифицированных писцов или дефицит бумаги, побуждавший разрушать уже переписанные кодексы вместо того, чтобы снять копию с соответствующей его ча~ти. - такое объяснение не представляется мне убедительньпь Потому что ника~их сообщений о существовании подобного дефицита неизвестно. Вместе с тем, стоит обратить внимание, что все манипуляции с тетрадями относятся к эпохе, на которую пришелся переход к новому писчему материалу - от пергамена к бумаге. Поскольку в средние века книга имела не только практическое, но и символическое значение, переход этот не мог не отразиться на связанных с книгой ритуалах и запретах.

Бумага — менее прочный материал, нежели кожа, а потому центростремительные силы в бумажном кодексе, составленном из этого материала, могли обладать и меньшей символической значимостью. Кирилловская библиотека, отразившаяся в описях 1430-х и, частично представляла собой склад тетрадей, соединенных в блоки, а многократная перетасовка этих блоков и их составляющих могла быль вызвана никогда не прекращавшимися в истории средневековой книги поисками оптимальной структуры сборников (календарный, тематический и др.

принципы организации материала). Как бы то ни бьшо, описанный в диссертации феномен побуждает к дальнейшим размышлениям. Переходя. по должности официального оппонента, к критической части моего отзыва, спешу заметитгь что в следующих далее соображениях ие подвергаются сомнению выводы автора, речь пойдет только лишь о совершенствовании и углублении системы предложенных им доказательств.

Как было указано прежде, наиболее значимыми компонентами кодикологического описания рукописи Шибаев признает бумагу и «писцовую манеру». В выделении, сопоставлении и идентификации «писцовых манер» исследователь опирается иа авторитетные труды своих предшественников. Практика отождествления полууставных почерков, используемых в древнерусских рукописях, получила довольно широкое 4 5 распространение, начиная с 1970-х гг. (Н. В. Синицына, Б. М. Клосс и др.). Одновременно разработки в этом направлении велись тогда на материале греческих минускульных рукописей (Б. Л, Фонкич).

Признавая существенные успехи, достигнутые специалистами в этой области„ считаю все-таки нужньпи отметить, что «почерковедение», особенно в отношении часто стандартизированного полуустава, не обзавелось до сих пор необходимой для ~с~~ой научной отрасли теоретической базой с общепринятым терминологическим аппаратом, описанием используемых при отождествлении методов и оценкой достигаемого в разных встречающихся случаях уровня точности. Между тем, у всякого непредвзятого читателя возникает масса закономерных вопросов. Например: каков необходимый и достаточный набор совпадающих начертаний букв, позволяющий говорить о тождестве двух «писцовых манер»? какова степень колебаний в начертании отдельных букв, допустимая в пределах одной «писцовой манеры»? како~ ооьем т~к~~а, обеспечивающий того, кто отождествляет почерка, достат~~ным материалом для однозначного умозаключения? Последний вопрос неизбежно встает в связи с тем, что довольно часто определенному писцу уверенно усваивается почерк, которым выведены краткнс глоссы ««зри» н др.) или даже отдельные буквы.

Так обстояло дело с атрибуцней мельчайших элементов текста руке Максима Грека (Н. В. Синицына), такой же случай мы встречаем, когда руке Ефросииа приписывается нумерация страниц в рукописи «О, Л. Новикова), причем Шибаев не подвергает сомнению данный вывод «с. 365). В итоге тождество или несовпадение двух сравниваемых «писцовых манер» - это факт, которому читатель волен в каждом конкретном случае верить или не верить, Причем недоверие естественно растет в связи с присущей некоторым специалистам по почеркам категоричностью выводов, будто пх смущает необходимость пометить сомнительные сопоставления знаком вопроса. Несовершенство методологической базы отчетливо проявляется, когда мнения исследователей по поводу принадлежности почерка одному или другому писцу расходятся. Мы видим это на примере спора между автором диссертации, который признает некоторые тексты переписанными Ефросином в «ранней» манере, и С.

Н. Кистеревым, который атрибутирует почерк соответствующих листов игумену Игнатию (с. 342-353). Доводы той и другой стороны нельзя признать неопровержимыми, и правильным решением, наверное, было бы изменение самой модальности в конечном выводе, т. е. включение в него элемента неопределенности. Подводя черту под своими сомнениями, могу лишь пожелать, чтобы автор диссертации, лучший знаток средневековых почерков, составил когда-нибудь теоретическое пособие по этому важному разделу палеографии.