Диссертация (Генезис и истоки философии Артура Шопенгауэра), страница 43

В 1815 г., когда, в связи сновой редакцией эпистемологии и терминологии, Шопенгауэр стал приписывать «познание» всмысле «интеллектуального созерцания» даже животным, субъект истинного познания получилсвоё окончательное и более точное имя «чистого субъекта познания»6.§ 4.4. Эстетика, философия как искусство и Платоновские идеиРазрабатывая концепцию этического «обращения воли», Шопенгауэр, возможно, ещёбольшую ценность придавал эстетическому познанию, которое, как и на предыдущих этапах,играло ключевую роль в учении об освобождении. В данный период эстетическое стало тем более важным понятием, что было открыто отождествлено с философией вообще.4.4.1.

«Чистый субъект познания», Шеллинг и КантВо время интенсивной разработки нового понятия воли, Шопенгауэр записал: «Эти [страдания] совершенно уничтожаются через лучшее сознание… Когда выступает лучшее сознание,весь этот мир совершенно пропадает, как лёгкий утренний сон, как оптическая иллюзия; мы1HN I, 175, Nr. 286.См. § 2.1.3HN I, 217, Nr. 348.4Ср. с: Фихте И. Г.

Основа естественного права согласно принципам наукоучения. М.: Канон+; РООИ «Реабилитация», 2014.5HN I, 290, Nr. 440.6HN I, 256, Nr. 408; HN I, 325, Nr. 486. См. в этой связи первую полноценную формулировку некоторых ключевых положений эстетики: HN I, 249-251, Nr. 400.2138спрашиваем лишь о его значении, о платоновских идеях, для выражения которых всякое время ивсякое пространство вместе с их содержанием были только буквами, сырым материалом. Дадаже и сами идеи, наконец, исчезают, когда сознание отступает в вечный покой и незамутнённоеблаженство, платоновское духовное солнце… Тогда становится ясно, что эта реальность материи (раньше бывшая вечной, незыблемой, бесконечной) всё же была относительной, т.е. зависела от того, что сознание выступало как субъект, только для которого и существуют объекты.[Лучшее] сознание, однако, доказывает теперь, что оно может выступать и не как субъект и что вэтом и состоит свобода, возможность в одиночку, в теоретической сфере уничтожить мир… Поскольку, наконец, переход к лучшему сознанию уничтожает не один класс объектов, а все, то онпроисходит лучше всего из общей для всех классов объектов точки, т.е.

из субъекта»1.Этот отрывок остался эстетическим манифестом и после того, как Шопенгауэр отказалсяот выражения «лучшее сознание», заменив его «чистым субъектом», а в качестве объекта такогосозерцания окончательно утвердились платоновские идеи. Тем более важно относительно именно этой версии концепции подчеркнуть влияние на неё (а, следовательно, и на зрелую версиюэстетики) философии Шеллинга, в «Философских письмах о догматизме и критицизме» провозгласившего: «Интеллектуальное созерцание возникает тогда, когда мы перестаем быть объектомдля самих себя, когда созерцающее Я, замкнувшись в себе, становится тождественным созерцаемому Я. В этот момент созерцания для нас исчезают время и длительность: не мы находимся вовремени, а время — или, скорее, не время, а чистая абсолютная вечность — находится в нас.

Немы растворились в созерцании объективного мира, а мир растворился в нашем созерцании»2. Стех пор как Шопенгауэр прочитал это произведение весной 1812 г., он не раз повторял этумысль, в том числе используя термин «интеллектуальное созерцание»3, и вполне разумно предположить, что именно к ней он вернулся при терминологической перестройке своей эстетики.Соответствующее «лучшему сознанию» и «интеллектуальному созерцанию» понятие «чистый субъект (познания)» впервые возникло одновременно и в связи с отказом от концепции«лучшего сознания» в этической сфере4. Как и «лучшее сознание», такое познание «чистогосубъекта» маркировано как «объективное»: «Тот, кто созерцает (kontemplirt) действительно объективно и глазами художника, знает только то, что кто-то воспринимает этот объект с помощьючувств и рассудка, но не знает, кто именно и к какому моменту во времени относится его восприятие.

Это значит, что он является чистым субъектом познания (reines Subjekt des Erkennens),1HN I, 136-137, Nr. 234.Шеллинг Ф.В.Й. Сочинения в 2 т. М.: Мысль, 1987-1989. Т. 1. С. 68-69.3См. § 2.1.4См. § 4.32139свободным от индивидуальности и её начала (Princip)»1. При этом Шопенгауэр считает синонимами эстетического «вечного субъекта, носителя всего мироздания» и «вечного субъекта познания» в общетеоретической (этической) сфере; неслучайно фрагмент, эксплицирующий понятиепоследнего, заканчивается уточнением: «Это познание есть чувство возвышенного»2.

Мир, познаваемый таким образом, относится к чистому субъекту так же, как сон к обычному индивиду,а сам субъект «перестаёт быть всегда только ограниченным, единичным субъектом воли»3.Таким образом, Шопенгауэр сохранил кантовскую смычку эстетического и этического даже после терминологической перелицовки соответствующих частей своей системы. Говоря отом, что в состоянии чистого субъекта «познание словно бы выступает нам навстречу, чтобыосвободить нас от воления (vom Wollen) и его горестей… Но они вырывают нас вновь из спокойного созерцания (Beschauung), а мы всё убегаем от них к чистому безвольному и безболезненному познанию» –Шопенгауэр прямо отсылает к кантовскому учению о незаинтересованности суждения вкуса, а в следующем же предложении отождествляет те желания (das Wollen), откоторых следует бежать в сферу эстетического, с «интересом» и «целями» (das persönliche Interesse, die Zwecke)4.

Наконец, Шопенгауэр открытым текстом связывает свой эстетический проект с именем Канта5.Шопенгауэр устанавливает также и терминологические соответствия между третьей Критикой и новой версией своей эстетики. В маргиналии к своему личному экземпляру «Критикиспособности суждения», которым он пользовался как раз в период с 1814 по 1818 г., Шопенгауэрнапротив понятия «незаинтересованности» суждения вкуса записывает: «Чистый субъект познания»6.

В свою очередь, «приятному» соответствовало новое понятие воли, а номинально изгнанный из суждения вкуса моральный интерес превратился в шопенгауэровской концепции в рассудочное полагание цели: «Но горе мне, если к этому примешается малейшее желание (das mindeste Wollen), если малейшая цель одержит надо мной верх; тогда немедленно я сорвусь со своейвысоты, перестану быть бесконечным субъектом познания и стану страждущим, страдающимсубъектом воли… “Sapere aude [Дерзни мыслить (лат.)]!” – взывай к себе во всякий момент,освободись от цепи целей (Kette der Zwecke) и будь чистым субъектом познания»7.1HN I, 124, Nr.

217. Ср. с: HN I, 195, Nr. 312. См. также: Hübscher A. Denker gegen den Strom. Schopenhauer:Gestern – Heute – Morgen. Bonn, 1973. S. 121-122. Влияние Шеллинга на эту идею уже отмечалось, см. §§ 1.3, 3.22.2HN I, 209, Nr. 337.3HN I, 128, Nr. 221. См.

также: HN I, 125, Nr. 218.4HN I, 163, Nr. 266; ср. с: HN I, 305, Nr. 467; HN I, 209, Nr. 336.5HN I, 90, Nr. 1556D XIII, 298.7HN I, 126-127, Nr. 220. Rантовский девиз «имей мужество пользоваться собственным умом» намекает на чистоетеоретическое познание без целей, диктуемых волей, ровно в том же смысле, в котором Шопенгауэр говорил о спасении «только верой», т.е. в смысле интеллектуальной теоретической деятельности? cм. Главу 4, § 3.140Кантовское номинальное противопоставление «морального интереса» и «суждения вкуса»выражается также в жёстком Главаении рассудочной морали «обывателя» и созерцания гениякак противоположности эстетического односторонне этическому. Эта дилемма проявляется всамом первом фрагменте, в котором философ вообще использует выражение «чистый субъектпознания».

Шопенгауэр утверждает, что неспособные к незаинтересованному, чистому созерцанию филистеры «всегда имеют перед глазами лишь свою волю и поэтому в предметах не видятничего, кроме их отношения к своей воле, своей личности… Их жизнь, кроме того, имеет в действительности лишь моральную тенденцию (eine moralische Tendenz), а не теоретическую, только моральную ценность (nur Moralischen Werth), а не интеллектуальную»1. «Напротив, одарённый (geistreich), гениальный человек в большей степени является вечным субъектом познания,чем конечным субъектом воли. Его познание не заполняется, не захватывается полностью еговолей, а преодолевает её (geht darüber hinaus)… Его жизнь имеет не только моральную, но и теоретическую тенденцию.

Более того, можно было бы сказать, что он в некотором роде находитсявне морального: он совершенно неспособен к большому злу, и обычные грехи давят на его совесть меньше, чем на совесть обычного человека, потому что он одновременно прозревает всюэту игру жизни»2. В самом деле, указания практического разума действительны только для этойжизни, добродетельный же поступает неразумно3.Наконец, в следующем же фрагменте Шопенгауэр пишет о телеологическом характереявлений природы (die teleologische Beschaffenheit des Dings) в выражениях и в контексте, отсылающих к третьей Критике: «[Телеологический характер] является для неё (вещи – А.С.) привходящим, а не свойственным ей самой по себе (kommt ihm zu, nicht an sich), т.е. поскольку последняя является волей; [он свойствен ей] лишь в той мере, в какой она является объектом познания, явлением, видимостью воли.