Отзыв официального оппонента (авт. Сичинава Д. В.) (Функционально-семантическая категория аспектуальности в русском жестовом языке)

ОТЗЫВна диссертацию Елизаветы Владимировны Филимоновой «Функционально-семантическаяхарактеристика аспектуальности в русском жестовом языке» на соискание ученой степеникандидата филологических наук по специальности 10.02.19.Рецензируемая диссертация посвящена аспектуальности как грамматическойхарактеристике (автор с оправданной осторожностью не использует понятияграмматическая категория, более узко и строго формулируемого в отечественнойтрадиции) русского жестового языка.

Этот язык используется людьми с нарушениямислуха и/или речи, а также членами их семей. На протяжении всей работы аспектуальностьжестового языка систематически сопоставляется с аспектуальностью обычного звуковогоязыка, и это сопоставление является одним из крупных достоинств диссертации.Работа состоит из четырех глав. В первой, более теоретической, речь идёт об осмысленииаспектуальности в звуковом и жестовом языках. В последующих трёх, гдерассматривается больше конкретного материала жестовых языков, но и теории такжепосвящено много места, обсуждаются акциональность, линейная и количественнаяаспектуальность в русском жестовом языке.Обращает на себя внимание исключительная теоретическая подготовка автора впроблематике аспектуальности и акциональности, о которых написано огромноеколичество статей и книг.

Пожалуй, преимущественным вниманием Е. В. Филимоновойпользуются работы В. А. Плунгяна, но при этом подробно разбираются взгляды самыхразных аспектологов, комментируется используемая терминология, обращается вниманиена теоретические сложности проведения границ между аспектом и акциональностью иразличными типами аспекта (в частности, привлекается методология построенияакциональных классов по С. Г.

Татевосову). Данные разделы имеют самостоятельнуюзначимость и могут использоваться в качестве учебного пособия, дополняющего иуточняющего существующие курсы общей морфологии и аспектологии.Автору прекрасно известна также обширная литература по структуре и грамматикежестовых языков. Русский жестовый язык с этой точки зрения изучен еще слишкомнедостаточно, хотя важные наработки появляются в последние годы и здесь. Отметим, чтожестовыми языками занимаются и крупные специалисты по морфологии и аспектологиизвуковых языков, типологи, например, Марк Эронофф или Эстен Даль. И это не случайно,поскольку связанное с жестом пространство возможностей представляет большойтеоретический интерес.В работе в большом объеме также использован конкретный языковой материал.Исследовательница работала с обширным корпусом жестовых текстов, собранным изатранскрибированным в Новосибирске и других городах Сибири.

Одним из результатовпроекта, в котором участвовал автор, является создание и развитие доступного вИнтернете корпуса русского жестового языка.Жестовые языки представляют собой своеобразное лингвосемиотическое явление: ониявляются в чем-то «искусственными» и «естественными» одновременно, они ситуативныи дейктичны par excellence и, подобно звуковой разговорной речи, сильно зависят отконтекста. Будучи бесписьменными (с.

142), жестовые языки сами в то же времянапоминают иероглифическую письменность (с транскрибированными фонетическимивставками, подобно японской катакане, для заимствованной из мира звука культурнойлексики: чай, сериал, палатка, сигареты, логопед, овощи). Они имеют собственное,отличное от такового у звуковых языков, генеалогическое древо (с.

160; американский ирусский жестовые языки являются потомками ранней версии французского, а британскийпринадлежит к иной традиции) и диалектное членение (ср. рассуждения на с. 184 овозможных различиях между московским и сибирским жестовыми языками).В этом контексте встает вопрос о том, как генетически соотносится грамматика, вчастности, аспект, в жестовом и звуковом языках. В работе Елизаветы Филимоновойнередки указания на калькирование грамматических элементов (с.

87 о калькированиибинарного славянского вида в хорватском жестовом языке; с. 98, 137, 138 о русском жестестоять со значением ‘стать’, который в дальнейшем грамматикализуется и какпоказатель начинательности). Люди, использующие жестикуляцию, владеют, хотя инеполноценно пользуются, также тем или иным звуковым языком, а некоторые даженесколькими. Разумеется, в условиях массового билингвизма калькирование грамматикиожидаемо. Очень интересен в среде пользователей жестовых языков также пуризм (с.138), отрицательно оценивающий кальки из звукового языка. Знакомо исследователямзвуковых языков и материальное заимствование грамматических морфем, а именночастицы бы (c.

188).Но гораздо более интересно для исследователя языковой способности человека икогнитивных основ языка типологическое сходство между устройством грамматики вжестовых и звуковых языках, причем необязательно типологически сходными языкамипользуются пересекающиеся коллективы говорящих (с. 100, 109 и след.).

Этот факт ужеустановлен на материале других жестовых языков и с полной очевидностью открываетсятакже и из исследованных Елизаветой Владимировной Филимоновой фактов. Например,имеются явные параллели между грамматикализацией морфологических форм жестовыхязыков и хорошо известных по звуковым языкам путей грамматикализации полнозначныхслов типа ‘закончить’ или ‘было’. Грамматический дрейф ‘результатив’ > ‘перфект’ (с.192) представлен и в жестовых языках.

Отметим, что грамматикализированная семантика‘еще не’, not-yet (182), построенная в русском жестовом языке на отрицании перфекта,типологически известна в языках мира; В. А. Плунгян предлагал назвать ее«кунктативом». Конечно, есть в русском жестовом языке и своя специфика, неизвестнаясправочникам по грамматикализации, например, семантический переход ‘слово’ >‘решение’ > ‘результат’ > показатель результатива (с. 187); подобные переходыпредставляют собой ценное дополнение к каталогам семантических и грамматическихизменений.Однако принципиальная особенность жестовых языков заключается в том, что в нихочень большую роль играют иконизм (с.

90), супрасегментные признаки (например,скорость, траектория или неполная реализация жеста), а также операции вродередупликации. Кроме того, сами более мелкие параметры, входящие в состав жеста,определенным образом семантизированы, и эта семантизация коррелирует, например, стаксономическим классом (акциональностью) предиката. В работах о жестах принятотранспонировать терминологию звукового языка, говорить о «фонологии» элементовжестов, «слоге», «сонорности», «фоносемантике» и так далее.

С нашей точки зрения, издесь допустима некоторая аналогия и с иероглифической письменностью исемантизирующими составными элементами иероглифов, например, в китайском письме.Изучая с этой точки зрения русскую жестовую аспектуальность, исследовательницавыделяет ряд русских таксономических классов и аспектуальных значений. Проводитсятипологическое сопоставление с американским жестовым языком (ASL): «нафонологическом уровне для ASL наиболее важным становится разграничение предельныхи непредельных ситуаций, тогда как для РЖЯ наиболее значимым является разграничениеситуаций, обладающих и не обладающих внутренней членимостью» (c.

114). Особоеисследование автор посвятил редупликации, и вопросы использования редупликации примаркировании аспекта в диссертации рассматриваются особо подробно.Важные выводы связаны с противопоставлением в жестовом языке последовательной ипараллельной глагольной множественности, а также с тем фактом, что линейнаяаспектуальность выражается в жестах аналитически, в то время как количественнаяиконически (редупликация, варьирование жеста).

Очень интересны выделяемые авторомграмматикализованные жесты, структурно аналогичные русским частицам было и бывало,причем, в отличие от звукового русского языка (и как во многих говорах исубнормативных регистрах) было носит не антирезультативный (восходящий кплюсквамперфекту), а экспериенциальный характер: было так, что… Диссертация вводитв научный оборот множество новых фактов в современном теоретическом освещении иявляется ценным вкладом в лингвистику.Переходим к замечаниям, носящим частный характер.

При упоминании «корреляций» техили иных явлений, вероятно, следует продемонстрировать корреляцию в статистическомсмысле слова (при помощи критерия хи-квадрат и т. п.), а не только проценты. Приобсуждении признаков морфемы не упоминается такой важный, как отсутствиетранскатегориальности (по этой причине жест «глагольное не» есть смысл считатьграмматическим). На с. 95 и 160 речь заходит о грамматикализация слова (и значения)«уже»; здесь стоит упомянуть недавно введенный в теорию грамматических значенийЭстеном Далем и Берндом Вельхли (2013) термин ямитив (от лат.

iam – уже); подобноезначение особенно характерно для языков Юго-Восточной Азии. Термин проксимативиспользуется то в смысле Б. Хайне («указания на временную фазу, расположенную близкок начальной границе ситуации, описываемой глаголом»), с. 124, то в смысле, принятом уВ. А. Плунгяна («непредвиденной остановки процесса в непосредственной близости кфиналу»), с.

174. У Хайне последний тип значений называется авертив. На с. 53упоминается жест «со значением ‘человек’», но раз он не употребляется автономно, тоэто чистый суффикс, выступающий в обозначенной функции и только в ней. На с. 98 какбудто бы утверждается, что в русском звуковом языке сочетание инхоативов ссостояниями типа начать любить невозможно (как невозможно и в жестовом); ср.,однако, нередкие примеры типа Я постепенно начал любить жизнь, Родину, Москву идаже ВВЦ. [Александр Зильберт. По шарам! (1997) // «Столица», 1997.09.29].