Генетическая и мотивационная характеристика лексико-семантического поля «безумие» в русском языке, страница 4
Описание файла
PDF-файл из архива "Генетическая и мотивационная характеристика лексико-семантического поля «безумие» в русском языке", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "филология" из Аспирантура и докторантура, которые можно найти в файловом архиве МГУ им. Ломоносова. Не смотря на прямую связь этого архива с МГУ им. Ломоносова, его также можно найти и в других разделах. , а ещё этот архив представляет собой кандидатскую диссертацию, поэтому ещё представлен в разделе всех диссертаций на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
Просмотр PDF-файла онлайн
Текст 4 страницы из PDF
Этимологически ум и глупость характеризуют способность к восприятию и лишь в современном языке связываются с интеллектуальнымиспособностямичеловека.Безумие,сумасшествиепредставляется как (не)способность к мыслительной деятельности также насовременном этапе, тогда как ранее оно связывалось с нарушением«целостности», «поврежденностью» человека вообще.В Главе III «Динамика мотивационной структуры лексико-семантического поля «Безумие» рассматриваются изменения, происходящие вмотивационной структуре поля на разных этапах развития языка (раздел3.1.). Полученные результаты сравниваются с другими исследованиями(раздел 3.2.). В заключение делаются выводы об отражении в истории поляпредставлений этноса о безумии.Для праславянского этапа реконструируется 18 мотивационных моделей лексики со значением сумасшествия. В основе нескольких моделейлежит образ движения.
Сумасшествие представляется блужданием, потерейпути (праслав. *blęsti, *blǫdъ, *brediti, *bredъ). С образом кругового движения, наделенного негативными коннотациями, связан семантическийпереход ‘мутить, мешать’ → ‘путать, волновать, сводить с ума’ (праслав.*měšati (sę), *męsti, *balamǫtiti).Некоторые модели отражают шаманские и другие языческие магические практики, участники которых находятся в измененном состоянии сознания, или их в таковое приводят. По модели ‘бормотание’ → ‘бред, сумасшествие; грезы’ в лексико-семантическое поле «Безумие» входят звукоподражательные праслав. *belnъ, *belеna с первичным значением ‘бормотание,болтовня’, откуда ‘бред, грезы’. Далее этим словом называется ядовитоерастение, белена, и уже номинации белены в составе словосочетаний начинают обозначать потерю рассудка (будто белены объелся, взбеленился ‘очеловеке, ведущем себя странно’, модель ‘отравиться’ → ‘сойти с ума’).Связь зрительного восприятия и потери рассудка отражена в мотивационноймодели ‘мерцать (о свете), темнеть’ → ‘приводить в измененное состояние сознания, сводить с ума’ (праслав.
*mьrk’ti, *morčiti (sę), *morkъ и др.).11Другой семантический переход, связанный со зрительным восприятиемповторяющегося, монотонного движения, – ‘махать (рукой)’ → ‘лишатьясности сознания, обманывать’ → ‘сводить с ума’ (праслав. *mamiti,*mamъ, *maxati (сербохорв. mahnit ‘сумасшедший’, букв. ‘размахивающий’),*matati (ст.-чеш.
mátožný ‘помешанный’ – от ст.-чеш., чеш. mátoha ‘злой дух,страшилище, привидение, обман; сновидения’), которые восходят к и.-е.*ma- ‘махать (рукой)’. Зрительный образ вращающегося туда-сюда ручногожернова лежит в основе развития семантического развития русск. ма'лавить,мо'лавить волог., сев.-двин.
‘казаться, мерещиться, чудиться’, волог. ‘пугать’(о нечистой силе) (праслав. *melviti); болг. мламолец ‘болезнь головы’(праслав. *molmolьcь) в этимологическом гнезде *melti ‘молоть’.Сумасшествие связывается с одержимостью злыми духами, что отражается в модели ‘владеть, обладать (о враждебных силах)’: ср. праслав.*běsъ, *běsiti (sę), *běsьnъ(jь), где субъект враждебного воздействия названпрямо, а внутренняя форма лексемы *běsъ передает суть этого воздействия –‘пугать’ (ср.
семантику родственных лит. baidýti ‘пугать’, baisá ‘страх’ < и.е. *bhoidh- от *bhoi- ‘бить, бой’, к нему же восходит русск. бо'яться). Близкаей модель ‘подвергаться воздействию злых сил’ (праслав. *děkati (sę)).Воздействие на душевную сферу человека считалось широко распространенной формой порчи: ср. модель ‘вредить, наводить порчу’ → ‘сводить с ума’ (*kaziti, *kaziti (sę)). Высмеивание, уязвление словом тоже представляется причиной сумасшествия: модель ‘осмеивать, уязвлять (словом)’→ ‘сводить с ума’ (праслав. *gluma, *glumъ, *glumiti, *glumьlivъ(jь),*glumьnъ(jь)) отражает отношение к смеху, высмеиванию как к занятию пустому, недоброму и опасному.Представление о «норме» и нарушении «нормы», целостности как причине сумасшествия отражает модель ‘лишать, делать нецелым’ → ‘сводить с ума’, представленная дериватами праслав.
*liхъ(jь) ‘остаток / избыток’. Значение ‘нецелое, отклонение от нормы’ становится основой развитиясемантики негативной оценки ‘злой, дурной’, значений ‘слабоумный’, ‘сумасшедший’ (болг. лихо, лихутъ ‘слабоумный’, ëèøåíèêú др.-русск.‘отступник’, ‘безумец’, русск. мордов. ли'шиться умом, новг. поли'шиться‘сойти с ума’, лишатися пск., твер. ‘приходить в бешенство (о животном)’).Архаичны представления об обмане как причине помрачения сознания, рассудка: праслав.
*ludъ(jь), *luda, *luditi. Лексемы другого гнезда,*męsti, «уточняют» эту модель как ‘сеять смуту, распространять слухи,лгать’ → ‘сводить с ума’ (*balamǫtiti и *balamǫta).Несколько моделей представляют сумасшествие следствием удара. Семантический переход ‘тот, кого бьют, стегают, дерут’ → ‘сумасшедший’представлен в праславянский период лексикой этимологического гнезда*šalъ(jь). Образ повреждения, поломки лежит в основе мотивационной модели ‘ломать, повреждать’ → ‘лишать рассудка’ (праслав. *хabiti, *vеrdъ,*vеrditi sę, *vеržati sę).
Сумасшествие может также представляться физиче12ской нецелостностью: модель ‘дырявый’ → ‘сумасшедший’ (праслав.*durъ(jь), *šutъ(jь)).Модель ‘истратить (ум)’ → ‘сойти с ума’ (праслав. *jьzumiti, *obuměti(sę)) отражает представление об уме как о вещественной и притом конечнойсущности. Близка к ней модель, предполагающая отсутствие ума-разума в ихвещественном аналоге, т. е. головы, мозга (праслав. *bezgluzdъ(jь),*bezgolvъ(jь), *bezmozgъ(jь)). Сумасшествие (наряду с глупостью, слабоумием) связывается с закрытостью как ограниченной способностью к восприятию (праслав.
*glupъ(jь)).На древнерусском этапе сохраняют актуальность представления о сумасшествии как о потере пути (др.-русск. ц.-слав. áëzäü и çàáë.æäåíèå,ñáðåñòè ñ óìà), сдвиге в сторону (др.-русск. îòúõîäèòè óìà, др.-русск. ц.слав. ïîäâèæåíèå), верчении, кружении (ц.-слав. îòúâðàùàòè ‘затмеватьразум’). Безумие продолжает представляться следствием враждебного воздействия: удара (др.-русск. øèáåíûè, øèáåíèêú, ц.-слав.
калька ïðåïîòêíîâåíèå ‘помешательство’ в гнезде *tъk- ‘бить, стучать’), повреждения (др.русск. ц.-слав. âðÛäèòè óìú, âðÛäîóìüíú), нецелостности (др.-русск. ц.слав. ëèøåíèêú ‘безумец’), одержимости (др.-русск. áÛøåíüñòâî,áÛøüñòâî), воздействии нечистой силы (ц.-слав. äÛêàíèå), обмана (ц.слав. ëóäîñòü, ïðÛëüñòü, ïîìàìëåíèå).Некоторые лексемы обнаруживают процессы ремотивации.
Например,др.-русск. ц.-слав. øàëåíú ‘furens’, этимологически ‘тот, кого стегают, дерут’,его дериваты и однокоренные слова получают вторичную мотивацию ‘яростный, неистовый, бешеный’ → ‘сумасшедший’.Помимо унаследованных с праславянского этапа, в древнерусский период в семантическом поле «Безумие» лексически фиксируются новые модели. Сумасшествие связывается с потерей памяти (др.-русск. ïîìÿíóòèñz‘прийти в себя’), нехваткой ума (др.-русск.
ц.-слав. áÛäüíîóìüíî,ìàëîóìüíûè), плохим, слабым, немощным умом (др.-русск. ц.-слав.õóäîóìüíûè ‘неразумный’). Лексемы этимологического гнезда *rоd- отражают взгляд на сумасшедшего как на того, кто «отличается от своего рода»,не такой, как все (др.-русск. óðîäú, þðîäú). Значение ‘юродивый’ вторично,семантическое развитие ‘сумасшедший’ → ‘юродивый, святой’ отражает специфическое поведение юродивых на Руси.Вместе с христианскими текстами появляется представление о душевной болезни как следствия «траты» грехом. Некоторые семантические переходы заимствуются через церковнославянизмы из греческого языка: ‘буйствовать, бушевать’ → ‘глупость, неразумие, безумие’ (представлена ц.слав. áóè), ‘ярость, бешенство’ → ‘безумие, помешательство’ (ц.-слав.íåèñòîâûè), ‘сделать темным’ → ‘лишить ясности рассудка’ (ц.-слав.ïîìðà÷èòè), ‘выйти наружу’ → ‘лишиться рассудка’ (ц.-слав. èçñòóïèòè,èñòóïëåíèå óìà), остальные заимствованные модели непродуктивны в13древнерусском языке и на последующих этапах.
Наконец, одним из важнейших приобретений лексико-семантического поля «Безумие» на древнерусском этапе является заимствованный семантический переход «отрицание +мудрость, разумность, здравый смысл» → ‘неразумие, безумие’ (ц.-слав.áåçeìèå ‘неразумие, глупость’, áåçeìüíú, áåçeìüë9ü ‘неразумный, глупый’), связывающий сумасшествие и ум, рассудок. До этого, на праславянском этапе, существует более «предметная» модель ‘без мозгов’ → ‘глупый’(ср.
*bezgluzdъ(jь)).В древнерусском языке сохраняется бóльшая часть (10) праславянскихмотивационных моделей, кроме того, фиксируется 13 новых, в том числе заимствованных, семантических переходов.В старорусском языке сохраняются древнерусские лексемы и церковнославянизмы с семантикой сумасшествия, некоторые из них словообразовательно активны (ст.-русск. ïîìðà÷åíèêú, ïîõàáú, áåçóìüíèêú, íåèñòîâûè).Продуктивна модель ‘сдвинуться в сторону’ → ‘сойти с ума’ (ст.-русск.ñâåñòè ñú óìà), живыми остаются представления об одержимости (ст.-русск.ïðèñòóïàåòú).
Фиксируется еще одна мотивационная модель ‘не свой ум,рассудок’ → ‘сумасшедший’ (ст.-русск. íå ñâîèìú ðàçóìîìú).В XVIII веке, по данным словарей, новых представлений осумасшествии не появляется. Некоторые лексемы наследуются изстарорусского языка, другие образуются по уже имеющимся в поле моделямна основе значений ‘выйти’ (быть вне ума, разума, себя), ‘смешивать,путать’ (поме'шательство, замешательство ума, разума, мыслей),‘кружиться’ (вскру'жилась голо'ва), ‘забыть’ (за'бвение), ‘сделать темным’(за'тмить ум, рас'судок), ‘терять (ум)’ (ли'шиться у'ма). Представления ободержимости, порче и т.п. непродуктивны. Вместе с появлением практикиизоляции душевнобольных появляются слова со значением ‘сумасшедшийдом’, производные от именований сумасшедших (ду'рацкая, дом бе'зумных).В сравнении с древнерусским и тем более праславянским этапами,заметна тенденция к бóльшей абстрактности мотивационных моделей.