72856 (Былины киевского цикла, как исторический источник), страница 8

Второй слой – названия библейского происхождения: земля Задонская (Сидонская), горы Араратские или даже Аравийские, Фавор-гора, земля Ханаанская, Офрак или Сафат-река (Ефрат) и т.д. Происхождение этих топонимов также объясняется легко: к текстам былин относились на Севере, как к священным; библейские легенды и русские былины воспринимались как нечто сакрально равноценное. Старообрядческие сказители, вопреки ими же провозглашенному суровому запрету, незаметно для себя прибавили к эпосу топонимы из «Святого Писания» и христианских легенд⁰. Этот пласт былинной топонимики можно назвать библейским.

Но существует и третий слой топонимов, не столь очевидный: русские богатыри ездят в землю Ляховецкую и Поморянскую. Достаточно ясно, что речь не о родном для певцов Поморье, а о западнославянском племенном союзе поморян⁰. Гости из Ляховецкой земли пребывают на пиру у князя Владимира. В Ляховицкой (или Поморянской) земле обретают невест Владимир, Дунай, Добрыня и Святогор. В былине «Королевичи из Крякова» польского королевича называют «богатырем святорусским», сам он собирается поехать «ко славному городу ко Киеву, ко ласковому князю ко Владимиру» и говорит, что «слыхал... поговорю на святой Руси». Илья Муромец «три года служил у короля тальянского», он обороняет Киев, стоя в заставе «на степях Цицарских» (австрийских) и ездит «дорогою латынскою» ⁰. В «Латынскую» землю едет Илья Муромец закупать коней; на «латынской» дороге встречается Илья Муромец с каликой Иванищем по дороге в Царьград; по ней он ездит в трех поездочках⁰. Возможно, здесь имеются в виду дороги римлян.

А вот Волынь и Подолье рисуются в эпосе каким-то тридевятым царством с явными чертами иного мира. Рядом с Подольем или вместо него иногда возникает «царство Бухарское», которое М.М. Плисецкий считал славянским краем к западу от Карпат, упоминаемым в венгерских документах XI в.⁰ Былины не знают венгров, а «Бухарское царство» рассматривают как независимую державу. Таким образом, речь идёт о времени не позднее конца IX – начала X вв., когда венгры поселились на Дунае.

Все это заставляет с удвоенным вниманием отнестись к сообщениям, что в былинах иногда «Дунай течет под Киевом», что Дюк Степанович плывет по Дунаю к Киеву, что Илья Муромец кидает в Дунай «пенья-коренья» с родительской пашни, а дочь Соловья-разбойника оказывается перевозчицей на Дунае⁰. По отдельности их можно списать на роль Дуная в фольклоре как обобщенного названия реки, но их совокупность в контексте всего третьего слоя былинной топонимики обретает особенное звучание. Тем более нельзя игнорировать былину о рождении Дуная от крови заколовшегося под Киевом богатыря. Город, от которого проще доехать до Кракова или «Тальянской земли», чем до Волыни, вполне может стоять на Дунае. Болгарский исследователь Н.П. Ковачев насчитал в землях южных, западных и восточных славян более семи десятков Киевов, Киевых, Киевцов, Киевичей, Киевищ и т.д. Многие из них располагались на Дунае⁰.

В связи с этим необходимо обратить внимание на изначальную форму прозвища Ильи – Муравленин, Моровлин, Муровец, Муравич и т.д. Б.М. Соколов и Б.А. Рыбаков предполагали, что Илья происходит из Моровийска на Десне. Но гораздо убедительнее предположение А.Г. Кузьмина и А.С. Королева, что первичная форма прозвища указывала на происхождение из Моравии. Т.о., древнейшее прозвище Ильи органично включается в третий слой топонимики былин. Киев в этом случае один из многочисленных дунайских городов с таким именем. Вариант «Смолягин» вкупе со «Смалискьей» Саги о Тидреке Бернскоми напоминает дунайское племя смолян⁰. Этот слой географических названий можно назвать сюжетным, поскольку он прочно связан с сюжетами былин.

Этот слой поразительно совпадает с географией Руси по «Тидрек саге». В обоих случаях Русь оказывается где-то в среднем течении Дуная, выше Паннонии, неподалеку от верховьев Вислы, Одера и Северной Италии. Топонимика Руси в саге скорее характерна для скандинавских саг: Смоленск в былинах упоминается редко, отсутствует Полоцк, почти не упоминается Новгород; в саге же основные города Руси – Smalisku, Kiu ok Palltaeskiu, а столица – Holmgard (Nogard). «Русская» топонимика саги – это топонимика северной Руси эпохи викингов. Но география Руси в саге и ее топонимика различны. Названия городов отправляют нас в Восточную Европу, а герои саги путешествуют по Европе Средней: Русь по саге –сосед паннонских владений Аттилы, Северной Италии, и земли вилькинов. Географический пролог саги прямо локализует Русь между Швабией, Венгрией (Гуналанд) и землями полабских славян⁰. В саге и в былинах более древнюю систему топонимики сменила более поздняя, одна – в Скандинавии, другая – на Руси.

§3. Былины и эпические предания западных славян

Польский эпос, как таковой, не дошел до нас. Остались пересказы отдельных эпических преданий, вошедшие в хроники Анонима Галла, Богухвала, Кадлубка и пр. В «Великой хронике» поляков сохранилось предание о двух братьях, сыновьях легендарного героя и правителя Крака, основателя Кракова. Они сразились в поединке, победил старший, которого тоже звали Краком⁰. Это предание напоминает былину «Королевичи из Крякова». Там также идет речь о поединке братьев, сыновей правителя, в котором одерживает верх старший брат, тезка отца⁰. Имена братьев в былине христианские, то есть поздние. Более того, Лука и Петр Петровичи – это общеэпические имена братьев, упоминаемых в паре, они могут появляться на богатырской заставе, на поле Камского побоища и т.д., то есть имена эти вполне условны. Королевичи Краковы вполне могли превратиться в королевичей из Крякова. Имена сыновей Крака плохо сохранились даже в польском предании, за исключением того, что один из братьев был тезкой отца.

Кроме того, автор «Великой хроники» поведал, что некий «ткач» из рода Попелюшей, одолел Александра Македонского не силой, а «хитростью и подвохом» ⁰. В честь этого подвига герой получил имя-прозвище Лешко, то есть обманщик, плут. В былинном эпосе отлично известен герой, побеждающий врагов «хитростью и подвохом». Его зовут Алеша (чаще Алешка) Попович. Еще Квашнин-Самарин предположил, что первоначальной формой этого имени было именно Лешко. Алешка Попович и Лешко Попелюш кажутся как минимум созвучны. В русских диалектах «алёха», «алёшка» обозначает лгуна, хвастуна, «алёшки подпускать» – обманывать⁰. Греческое имя могло получить такое значение только по созвучию с более древним Лешко – «плут, обманщик, лгун». Популярностью же своей эта трактовка имени обязана былинному образу плута и обманщика Алёшки-Лешки П оповича-Попелюша. Возникает вопрос – отчего Лешко в польской хронике «ткач» и почему его сделали победителем Александра Македонского?

На свой первый пир в Киев Алеша достаточно часто является под видом калики или скомороха. Его место у печного столба – традиционное место скоморохов. Он играет на гуслях ⁰. З.И. Власова обратила внимание на связь в фольклоре и документах скоморохов с бродячими ремесленниками – портными, ткачами и т.п., приведя ссылку на Козьму Пражского, чешского автора XII века, где скоморохи-гусляры («кифаристы») сближены с портными⁰. Даже в датской сказке, известной в обработке Андерсена («Голый король»), бродячие ткачи действуют, как типичные скоморохи.

Для решения второго вопроса важно мифическое обрамление его образа. Зачатие Александра приписывали Зевсу в образе Змея. Плутарх сообщает, что его «земной» отец Филипп окривел на один глаз, попытавшись подглядывать за супругой, отдающейся Зевсу-Змею⁰, а на средневековых изображениях (западных и славянских) часто изображается Олимпиада в объятиях дракона. А гибель Александра некоторые средневековые легенды связывали с попыткой взлететь на небо с помощью искусственных средств, – он был низвергнут с небес богом и разбился. Образ главного врага Алеши, которого он победил «хитростью и подвохом», Тугарина Змеевича, взлетевшего в небо на бумажных крыльях и низвергнутого оттуда дождем⁰, мог вызвать у начитанного клирика ассоциации с Александром.

Польского героя зовут Лешко Попелюш, русского – Алешка Попович. Налицо сходство имен. Алеха в русских диалектах и Лешко по-польски означают плута, обманщика. Налицо сходная семантика имен. Польский герой «ткач»-скоморох, русский переодевается скоморохом. Оба побеждают врага хитростью. У обоих враг – сын Змея, и гибнет, попытавшись взлететь в небеса. В западнославянских и северно-русских сказках сохранилось предание о герое по прозвищу Попялов, Попялышка, Попелюх, Попельвар, Попельчек. Он хитростью одолевает врага на крылатом коне, сочетающего черты змея и конного воина, сопровождаемого воронами и псами – то есть полностью повторяющему образ Тугарина в былинах⁰.

Эпоса «вильтинов» (лютичей) не сохранилось, как не сохранилось и самого народа. Но в былине о князе Борисе Романовиче из «синя моря» выходит «зверь кабанище». Былина заканчивается долгой и кровопролитной битвой русского князя-богатыря с войсками, высланными против него Владимиром⁰. Ситуация находит полное подобие в предании лютичей, веривших, что если когда-нибудь им будет угрожать жестокая смута, то из священного озера Толлензее, на берегу которого стоял город Радигощ с храмом Сварожича, выйдет большой вепрь с белоснежными клыками» ⁰.

§4. Дунайская Русь в исторических источниках

Чем же объясняется столь тесная взаимосвязь русского эпоса с преданиями германских и славянских народов Средней Европы? Заимствование не объясняло уже того уровня, который раскрыл в своих работах Веселовский, – совпадения генеалогий героев. Но совпадение еще и географии тем более не может быть объяснено этим методом. В былинах масса черт, указывающих на Среднюю Европу как на прародину эпоса.

У кельтов существовал аналог культу голов и камней, воплощенному в «бел-горюч камушке» и вещей голове былины о Василии Буслаеве, у них была богатейшая традиция охоты за головами и изготовления из них кубков⁰. Кельтские параллели имеет ритуальное самоубийство в былинах и погребение в дубовой гробнице. Особенно силен кельтский оттенок в теме священного правителя – описание палаты Владимира, и восходящее к нему описание палаты «царя русов» Ибн Фадланом почти полностью повторяет ирландские описания пиршественных покоев королей. Кельтские аналогии образу Апраксеи – самые богатые.

Привлекает внимание одно обстоятельство, обнаруженное С.И. Дмитриевое: на Средней Мезени, в древнейшем из очагов былинной традиции, бытовал обычай зажигать костры на холмах у деревень в ночь на первое мая⁰. Обычай, обнаруженный Дмитриевой в твердыне «старой веры» и консерватизма, напоминал древнейший европейский обычай «майских костров» – кельтского Бельтайна и германского Вальпурнахт – подобия восточнославянского Купалы: те же прыжки через огонь, то же украшение ритуального дерева, та же ритуальная свобода общения полов, наконец, то же представление об этом дне как о дне могущества всяческой неведомой силы⁰. Как раз Иван Купала в Поморье отмечался очень слабо. Восточная граница «майских костров» Европы, – Силезия и Галиция, где этот праздник назывался Турицами⁰. Некоторые западные исследователи считают обычай «майских костров» определяющим признаком первоначального кельтского населения⁰. Невозможно предположить, что древнейшие русские поселенцы застали на берегах Мезени кельтов, поэтому следует полагать, что они пришли в эти места из краев, где кельтский субстрат присутствовал. То есть из Средней Европы.

Среднеевропейские черты в социокультурной архаике былин вкупе с географией былин и рядом параллелей между ними и эпосом Средней Европы и, наконец, этнографическими особенностями населения древнейших очагов былинной традиции заставляют предположить, что какая-то группа населения пришла в Восточную Европу из Средней, принеся с собой свой эпос.

А.В. Назаренко собрал впечатляющую подборку упоминаний в средневековых верхненемецких документах некоей Руси на Среднем Дунае. В одной из грамот Людовика Немецкого упомянута «Русская Марка», располагавшаяся на южном берегу Дуная. Несколько северо-западнее в Дунай впадала речка Россмюль (Русская Мюль, ныне Гроссмюль). А.В. Назаренко выявил целый ряд топонимов и антропонимов, упоминающихся в верхненемецких средневековых документах, производных от слова «русский», «Русь» ⁰.

Сам А.В. Назаренко объяснял появление этих топонимов активной торговлей с Киевской Русью, которую вели немецкие города на Верхнем Дунае. Но для этого русские торговцы с берегов Днепра должны были стать постоянными гостями в верховьях Дуная еще в 863 г., в то время как русы тогда еще не появились в Поднепровье⁰. Первые достоверные греческие сообщения о русах относятся к этому же времени. Маловероятно, что топонимия, содержащая в основе этноним русь, оставлена заезжими купцами из Киевской Руси. Она – несомненный свидетель проживания в этом регионе славянского населения⁰. Существуют и другие сведения о дунайской Руси, не укладывающиеся в концепцию Назаренко: венгерские документы XI века называют Имре Святого «герцогом русов» ⁰; Идриси, наряду с «тремя видами русов» Восточной Европы, называет и «других русов», живущих рядом со «страной Ункарайа», то есть Венгрией⁰. Эти сообщения предполагают достаточно крупный заселенный русами край в Центральной Европе, а сообщение верхненемецких документов определяет расположение этого края. А.В. Назаренко, исходя из формы этнонима «русь» в верхненемецком языке, предположил, что этноним этот участвовал в верхненемецком передвижении согласных, что позволило ему датировать этот этноним временами не позднее VI–VII вв.⁰

Дунайская Русь – реальность, неоднократно засвидетельствованная источниками. Э. Цельнер и А.Г. Кузьмин указывают на существование буквально в тех же местах в эпоху Великого переселения народов варварского «королевства» ругов (Ругиланд)⁰. Иордан прямо отделяет ругов от германцев⁰. Само название «руги» встречается лишь у римлян, получавших сведения через посредство германцев, либо у латиноязычных германских авторов. Т.о., в слове «руги» можно видеть типичное данное со стороны название народа, возникшее через двойное посредство чуждых ему языков – германского и латинского.