4302-1 (Масленица), страница 2

Следом за ребятами на колядование отправлялись и парни с девицами. В один из первых дней праздника молодежь принималась ходить от дома к дому и собирать «на Масленицу» песнями и прибаутками: «Масленица-кривошейка, состречаем тебя хорошенько! С блинцами, с каравайцами, с вареничками!», «Ой да Масленица на двор въезжает, / Широкая на двор въезжает! / А мы, девушки, ее состречаем, / А мы, красные, ее состречаем! / Ой да Масленица, погостюй недельку, / Широкая, погостюй другую! / Масленица: “Я поста боюся!” / Широкая: “Я поста боюся!” / “Ой да Масленица, пост еще далече, / Широкая, пост еще далече!”», «О, мы Масленицу устречали, / устречали, лёли, устречали , / Мы сыр с масельцем починали, / Мы блинками гору устилали, / Сверху масельцем поливали, / Как от сыра гора крута, / А от масла гора ясна, / А на горушке снеги сыплют, / А нас мамочки домой кличут, / А нам домой не хотится, / Нам хотится прокатиться, / С горушки да до елушки! / Наша горушка всё катлива, / Наши бабушки воркотливы, / Они день и ночь все воркочут, / Они на печке лежат, все про нас говорят, / “Не пришел бы к нам кто, не принес бы чего, / Или сыра кусок, или мыла брусок”. / Гоголечек, гоголечек, лёли, гоголечек!» и т.д. За такие песни колядующих потчевали блинами, а иногда также прочей снедью и мелкими деньгами.

Гостевание.

Хождение в гости на сырной неделе и устраивание обильных трапез в честь гостей и домочадцев было известно повсюду, где только праздновали Масленицу. Всеобщее гостевание, сопровождавшееся поглощением огромного количества жирной пищи (блинов, оладий и пр.) и одариванием родственников и близких подарками, считалось необходимым для сытого и счастливого существования людей в наступающем году: народ был уверен, что Масленицу для собственного же благополучия необходимо «потешить», широко ее встретить и разгульно проводить. Недаром поселяне говорили: «Хоть с себя что заложи, а Масленицу проводи»; тех же, кто скупердяйничал и не отмечал праздник с должным размахом, соседи порицали и поговаривали, что такой человек будет жить плохо, в нужде и бедности.

Особое внимание на Масленицу оказывалось молодоженам, вступившим в брак в течение последнего мясоеда , поэтому определенные дни сырной недели отводились специально для визитов породнившихся семей.

Так, например, по русскому обычаю, в первый день сырной недели, там, где молодые встречали первую совместную Масленицу, тещи приходили к зятьям в дом учить своих дочерей печь блины. В старину молодые специально приглашали тещу «поучить уму-разуму», и это считалось за великую честь; о таких приглашениях извещали всех родных и соседей. Званая теща обязана была прислать дочери с вечера всю необходимую блинную утварь (сковороды, дежники, половник и кадку для опары), а тесть присылал мешок гречневой муки и коровье масло. Игнорирование молодоженами этого обычая «считалось бесчестием и обидой и поселяло вечную вражду между тещей и зятем».

В среду, на «лакомки», теща обязательно приглашала к себе зятя с молодой супругой. Этот визит обставлялся обычно очень торжественно. Заранее, часто еще накануне праздника, тесть или брат молодой являлся в дом молодоженов и приглашал их на угощение; после этого молодка уходила в родительский дом вместе со «зватом», а через некоторое время (утром следующего дня, если приглашение было заблаговременным) за ней отправлялся молодой. После этого собирались и другие гости – семья мужа, прочие родственники, подруги невесты. Молодоженов принимали с величайшим почетом: усаживали в «передний угол», подносили лучшие яства. Если гостей собиралось много, для молодых ставили отдельный стол. Угощение подавали самое лучшее, по возможности с несколькими сменами блюд. Например, в зажиточных семьях первыми подавали холодные закуски и соленые огурцы, затем жареную рыбу, большие стопки блинов с самыми разнообразными приправами, творожники, лепешки, пироги с различными начинками и прочие лакомства.

Во время угощения теща особенно старалась угодить дорогому зятю: всячески его обхаживала и веселила, подносила ему лучшие блюда и т.д. Деревенские хозяйки, готовя праздничное угощение, приговаривали: «Зять на двор – пирог на стол», «Придет зять, где сметанки взять?», «У тещи про зятя и ступа доит», и т.п. О хлопотах тещи при угощении зятя в народе существовали даже шутливые песни, которые распевали вечером холостые парни. Пение иногда сопровождалось ряженьем и пантомимой: например, ряженый медведем демонстрировал, «как теща про зятя блины пекла – как у тещи головушка болит – как зять-то удаль теще спасибо казал». Правда, при этом некоторые песни акцентировали возникающую порой неприязнь между матерью невесты и молодым супругом, например: «Теща зятюшку потчивает: / Сядь-ка-ся, ты зятюшка, покушай-ка! / Думала теща: пятерым пирог не съесть, / А зять-то сел да за присестом съел. / Теща по горенке похаживает, / Нехотя на зятя поглядывает, / Потихоньку зятюшку побранивает: / Как тебя, зятюшка, не разорвало, / На семь частей не раздернуло. / Зять услышал, на то теще сказал: / Лучше разорви тебя, тещу мою, / Тещу мою да вместе с дочерью. / Знала бы ты, теща, не потчивала. / Стал потом зять тещу в гости звать. / Приходи-мол, теща, на масляницу, / Я тебя, матушка, отпотчиваю / В четыре дубины березовые, / Пятый кнут по заказу свит. / Вырвалась теща из зятниных рук, / Бежала домой без оглядки, / Прибежала домой, да на печку легла. / Вот погоди: стук! стук! у ворот. /

– Батюшки, ребятушки, не зятик ли мой? / Матушка родимая, зять идет! / Зять идет на похмельице зовет. / – Скажите ему: со вчерашнего больна, / С пива и с вина да болит вся спина. / С мягких блинов порасперло бока, / Со сладкого меду я вся немогу» . Народные присловья еще и добавляли: «Был у тещи, да рад утекши», «У тещи зять – первый гость, а принят в дом – первый разбойник», «Нет черта в доме – прими зятя», «Зять в дом – и иконы вон», и т.п.

Такая рознь между тещей и зятем, конечно, имела место далеко не всегда, а преимущественно в тех случаях, когда молодой считал себя обманутым. При такой вражде, как бы теща не старалась «разлепешиться в лепешку», зять оставался непреклонным и на яства не смотрел, лишь отвечал грубо: «Не хочу, от прежних угощений тошнит... Сыт, наелся». Иногда он при этом наносил и какое-либо символическое оскорбление, например, крошил в чашку с кислым молоком блин, выливал туда же стакан браги и подавал жене со словами: «На-ко, невинная женушка, покушай и моего угощенья с матушкой: как тебе покажется мое угощенье, так мне показалось ваше». Особо сердитый зять мог начать прямо тут же «отбивать характер» молодой жене, а иногда и теще доставался подзатыльник. При этом и молодая, и теща почти никогда не протестовали, сознавая свою вину; тесть же обычно не только не останавливал зятя, но и, после ухода молодых, тоже порой брался «поучить старуху, чтобы лучше смотрела за девками».

По счастью, вражда между породнившимися семьями возникала не часто и молодые, еще только начавшие совместную жизнь, бранились редко, наслаждаясь пока всеобщим вниманием и почетом на «тещиных блинах». Такие пиршества обычно длились чрезвычайно долго, а после них молодые отправлялись кататься на санях вместе с бывшими подругами невесты; прочая же родня в это время начинала свою собственную попойку, которая обычно заканчивалась только поздней ночью.

Важным элементом гостевания молодых на «лакомки» был обряд, называвшийся «ходить с отвязьем». В это время молодая уже окончательно прощалась с родительским домом, и родители вручали ей ложку и чашку как символ самостоятельного хозяйства. Молодые тоже должны были являться в гости не с пустыми руками: в подарок родне они приносили пряники и «прощенники» – особые масленичные пироги с изюмом, испеченные из пшеничной муки и украшенные сверху вензелем; кроме того, молодой часто одаривал тещу, золовку и прочих родственников жены новыми лаптями, сплетенными им лично или его близким родственником (отцом или братом).

В некоторых районах распространен был также обычай «хождения молодых с мылом». Заключался он в том, что в среду или четверг масленичной недели молодожены приходили в гости к свату; там их угощали разными сластями, а вечером туда же приходили подруги молодой и ее родственники. В этот вечер молодая вспоминала свое девичье житье, и совершались так называемые «перегулки» – как бы повторение девичника и самой свадьбы. Веселье продолжалось далеко за полночь; наутро же переночевавшие у тестя молодые ходили с визитами к родственникам, причем брали с собой кусочки мыла и пирожки по числу родных. Придя в дом родственника и помолившись, они давали хозяину кусочек мыла и пирожок, а хозяин в ответ одаривал их мелкими деньгами.

Масленичным визитам молодоженов в народе придавалось очень большое значение. Если в какой-либо семье не было молодой пары, то хозяева старались пригласить в гости недавно поженившихся родственников или близких знакомых; но поскольку молодожены обязаны были на Масленицу посетить всех, кто гостил у них на свадьбе, редкий дом в деревне оказывался обойден вниманием новых семей. И повсюду молодых супругов встречали с почетом, потчевали от души и всячески ублажали, как самых дорогих гостей. Объяснялось это, по-видимому, древним представлением о том, что молодожены, будучи символическими носителями животворной силы, одним своим присутствием стимулируют плодородие земли и людей, а следовательно, благополучие общины. За щедрое угощение и радушный прием молодые должны были наградить хозяев каким-нибудь подарком: пряником, коврижкой, полотенцами, мылом и т.п.; а приезжать в гости без подарка считалось большим неуважением и позором для молодой пары, так что самые бедные просто избегали визитов.

Погостив в среду-четверг у родных и друзей, молодожены должны были приготовить ответное пиршество. Так, в пятницу зять устраивал «тещины вечерки»: с почетом приглашал на обед или ужин тещу со всей родней. Зять обязан был с вечера лично пригласить тещу, а утром еще и прислать нарядных «зватых», и чем больше было этих «зватых», тем почетнее считалось приглашение. Дружка или сват также часто приглашался на такой «вечерок»; здесь он играл примерно ту же роль, что и на свадьбе (в частности, выполнял роль «зватого»), и получал за свои хлопоты подарки с обеих сторон. А в субботу, на «золовкины посиделки», невестка приглашала к себе родных мужа и одаривала своих золовок (сестер мужа) подарками. Если золовки были еще в девушках, то невестка созывала на угощение своих прежних подруг-девиц; а если золовки уже вышли замуж, то она приглашала замужнюю родню и «со всем поездом развозила гостей по золовкам».

Кроме молодых и их семей, масленичные визиты считались обязательными также для кумовьев. Родители новорожденных детей ходили к кумовьям «с отвязьем», т.е. приносили им специально для Масленицы испеченный с изюмом и украшенный вензелями пшеничный хлеб – «прощенник». В иных местах, навещая в прощеное воскресенье кума с кумой, «за ризки и зубок» привозили разные (смотря по состоятельности) подарки; в деревнях самым почетным даром куму считалось полотенце, а куме – брусок мыла. Кум и кума, в свою очередь, также наносили визит крестнику и приносили свои подарки: обычно, кроме пряника, кум приносил чашку с ложкой, а кума ситцу на рубашку; более же богатые кумовья дарили свинью, овцу или жеребенка. Кумовьев непременно садили за стол и щедро потчевали «за здоровье крестника».

Масленичные забавы.

Самый масленичный разгул с гостеванием, пиршествами и всенародными гуляньями обычно начинался в четверг сырной седмицы и продолжался до субботы-воскресенья. Как уже говорилось выше, даже встреча Масленицы нередко устраивалась именно в этот день, во время игрищ и прочих увеселений. Основными забавами на Масленицу являлись катания с гор, на санях и на коньках , кулачные бои, взятие снежного городка, качание на качелях, молодежные игрища и т.п. В городах же и больших селах Масленица непременно сопровождалась пышными ярмарками, скоморошьими представлениями, вождением медведя и т.п. В конце XIX – начале XX вв. эти обычаи воспринимались уже как простое веселье, «до коего больно охоч наш народ»; однако когда-то они относились к числу обрядов аграрно-хозяйственного цикла, весьма важных для древнего земледельца .

Музыка и скоморошьи забавы.

Пожалуй, ни один праздник на Руси не обходился без веселых карнавальных шествий скоморохов. «Гусли, гудки (ящики со струнами), сопели, дудки, сурьмы (трубы), домры, накры (разновидность литавр), волынки, медные рога и барабаны – всем этим тешили православный люд скоморохи, составлявшие у нас в некотором смысле особенный ремесленный цех… Иногда они образовывали вольную группу из гулящих людей всякого происхождения, иногда же принадлежали к дворне какого-нибудь знатного господина. Они были не только музыканты, но соединяли в себе разные способы развлекать скуку толпы: одни играли на гудке, другие били в бубны, домры и накры, третьи плясали, четвертые показывали народу выученных собак и медведей. Между ними были глумцы и стихотворцы-потешники, умевшие веселить народ прибаутками, складными рассказами и красным словцом. Другие носили на голове доску с движущимися куклами, поставленными всегда в смешных и часто соблазнительных положениях; но более всего они отличались и забавляли народ позорами или действами, то есть сценическими представлениями. Они разыгрывали роли, наряжались в странное (скоморошное) платье и надевали на себя маски, называемые личинами и харями… Скоморохи ходили большими компаниями, человек в пятьдесят и более, из посада в посад, из села в село и представляли свои позоры… И старые, и малые глазели на них и давали им кто денег, кто вина и пищи. Скоморохи возбуждали охоту в зрителях, и последние сами принимались петь, играть, плясать и веселиться. Зимой разгулье скоморохов было преимущественно на святках и на Масленице; тут они ходили из дома в дом, где были попойки, и представляли свои потехи… Вообще же песни их были большей частью содержания, оскорбляющего стыдливость; их танцы были непристойны; наконец, их позоры также имели предметом большей частью что-нибудь соблазнительное и тривиальное… » (Н.И.Костомаров).

Выступления музыкантов и лицедеев издревле были популярны как на Руси, так и в других славянских землях. Более того, люди, играющие на духовых, струнных и ударных инструментах, гусляры и скоморохи, ряженые в маски и «деющие на глумленье человеком», в языческие времена не просто развлекали толпы, но представляли собой особый разряд волхвов, выполнявших необходимые для благополучия общины ритуалы. В частности, они были хранителями различных баллад, сказаний и мифов; под их руководством происходили «русалии» – языческие празднества и ритуалы, стимулирующие вегетативные силы земли.

«Русалии» – «играния бесовские» – подробно описаны в «Слове святого Нифонта о русалиях», написанном (на основе греческого жития) в Ростове в 1220 г. «Слово…» повествует о том, как на городской площади около церкви св. Нифонт встретил процессию русальцев. Впереди шел «унылый и дряхлый» старец, за ним следовал флейтист и зрители: «скачя с сопельми и с ним идяше множество народа, послушающе его; инии же плясаху и пояху... влекомы в след сопельника». Горожане радостно встречали музыкантов и одаривали их деньгами; Нифонт же упрекал их за это, «бе одержим великою печалью о таковей погибели... и моляшеся остати всем игр бесовских, – наипаче же свое имение дают бесу лукавому, иже суть русалия иние же скоморохом». В русской переделке поучения Ефрема Сирина тоже говорится, что Христос посредством пророков и апостолов призывает людей, «а дьявол зовет гусльми и плесце и песньми неприязненными и свирельми». Так же относились к скоморохам и другие церковные авторы: «Се же суть злая и скверная дела: плясанье, бубны, сопели, гусли, пискове, игранья неподобныя, русалья», «Егда играють русалия, ли скомороси... или како сборище идольскых игр – ты же в тот час пребуди дома!», «Смеха бегай лихого; скомороха и слаточьхара и гудца и свирца не уведи у дом свой глума ради» и т.п.

Таким образом, церковные власти неодобрительно относились к народным увеселениям вообще и к инструментальной музыке в частности. Общение со скоморохами считалось греховным и строго запрещалось, а правительство, следуя внушениям церковников, не раз приказывало ломать и жечь инструменты и хари, избивать батогами скоморохов и тех, кто их призывал . Доставалось и обычным музыкантам, хотя в первую очередь карающие меры церкви были направлены именно против участников древних ритуальных обходов (типа «вождения кобылки»), носивших личины и отличавшихся «непристойным поведением». Даже в XIX в. «у тех, которые хотели быть и казаться благочестивыми, церковное пение было единственным развлечением... Музыка преследовалась церковью положительно, даже народные песни считались бесовским потешением. Православная набожность хотела всю Русь обратить в большой монастырь ». Но это вовсе не значит, что народ отказался от запретных увеселений: скоморошьи выступления на протяжении веков оставались неотъемлемой частью народных праздников, равно как ряженье и ритуальные обходы считались непременным элементом зимнего цикла праздников. Этих забав не чурались даже светские власти: например, «царские семейства забавлялись песнями, которые пели им потешники, сказками, смотрением на пляску и даже разными действами или сценическими представлениями. Во дворце были веселые гусельники, скрипичники, домрачеи, цимбальники, органисты; штат двора составляли, в частности, дураки-шуты и дурки-шутихи, карлы и карлицы, потешавшие высоких особ своими шалостями». На Масленицу же скоморохи и им подобные артисты, так сказать, «правили бал»: именно они руководили народными гуляньями, катанием, встречей и проводами Масленицы, игрищами и ярмарочными увеселениями.

Взятие снежного городка.