43521 (Языковое выражение лингвокультурного концепта savoir vivre во французской лингвокультуре), страница 13

2) Если принимать во внимание религиозную точку зрения, то в многочисленных учениях смерть нередко толкуется как освобождение: бессмертная душа покидает телесную тюрьму и устремляется в свою вечную обитель.

3) Действие смерти как естественного биологического процесса рассматривается в качестве благодатного (Кабы люди не мерли – земле бы не сносить). Являясь продуктом природы, человек, как и весь животный мир, вынужден подчиняться ее законам, обуславливающим неизбежность смерти. К их числу принадлежит и фундаментальный закон существования живого, согласно которому смерть есть необходимый момент жизни, которая, даже в благоприятных условиях, ограничена некоторым сроком. Таким образом, смерть как количественное ограничение живых существ является своеобразным освобождением – освобождением арены жизни (Теля умерло – в хлеве места прибыло). Русский литературный критик и философ В.Г. Белинский считает, что «люди умирают для того, чтобы жило человечество». В свою очередь Л.А. Коган считает необходимым переосмыслить столь «прямолинейное толкование» тезиса о том, что «смерть индивида есть неизбежное условие сохранения рода, иначе сказать – законная плата за жизнь. При всем различии между индивидом и родом, нет оснований для их лобового противопоставления и вывода о фатальной необходимости принесения первого в жертву второму» (Коган, 1994: 43).

В пословицах Люди мрут, нам дорогу трут. Передний заднему - мост на погост; Кабы до нас люди не мерли, и мы бы на тот свет дороги не нашли находит свое выражение мысль о восприятии смерти как неизбежного, однако естественного процесса, что и снимает отрицательную оценку смерти. Также имплицитно в них присутствует идея о передачи опыта смерти от поколения к поколению.

4) Триумф медикализации имел огромные последствия для самого понимания смерти. Благодаря вере в бессмертие души смерть воспринималась как мгновение, моментальный переход от одного состояния к другому, в то время как медицинское вмешательство наделяет смерть временной протяженностью и данный параметр сближает ее с жизнью.

Врач не может предотвратить неизбежную смерть, но иногда способен контролировать, регулируя ее длительность от нескольких часов до нескольких лет. Появление возможности отсрочить момент смерти, на какое-то время продлевая таким образом жизнь человека, приводит к изменениям в восприятии к смерти как естественной и необходимой. Однако предпринимаемые врачами меры не всегда представляются необходимыми: будучи тяжело или безнадежно больным человек предпочел бы смерть, воспринимая ее как избавление от страданий, (Лучше смерть, чем такая жизнь; La mort est le meilleur médecin). Мы видим, что в аспекте понимания жизни как ценности убийство и невозможность умереть могут одинаково принимать отрицательный знак, противопоставляясь отношению к жизни как удовольствию.

5) В высказывании французского писателя Ж. Лабрюйера показано восприятие смерти как избавления от старости: «С точки зрения милосердия, смерть хороша тем, что кладет конец старости. Смерть, упреждающая одряхление, более своевременна, чем смерть, завершающая его» (A parler humainement, la mort a un bel endroit, qui est de mettre fin à la viellesse). «Старость наша есть болезнь, которую нужно лечить как всякую другую» (Мечников). И в этом случае смерть оказывается лучшим лекарством (La mort est le meilleur médecin).

6) Неизбежность смерти, а также многочисленные трудности, сопровождающие человека на протяжении всей его жизни, заставляют его задумываться о способах разрешения жизненных коллизий, одним из которых является смерть: Лучше смерть, нежели зол живот. Таким образом в позиции предпочитаемого оказывается не «подходящая к случаю наглядная ситуация, а нечто абсолютно и бесспорно плохое» (Арутюнова, 1988: 279), стандартной формулой становится – лучше умереть. Но отражение в языке данной идеи свидетельствует о восприятии смерти человеком как избавления от тягот жизни, от забот.

6. Страх смерти представляется как эмоциональная основа отношения людей к прекращению жизни. Эмоции, вызванные данными образами, охватывают широкий диапазон чувств: от глубокого ужаса до экзальтации и экстаза. Однако, на наш взгляд, страх является самым сильным и самым распространенным чувством, вызываемым не только созерцанием ужасающей картины смерти, но малейшей мыслью о конечности человеческой жизни.

Посредством изучения эмоций, являющихся составной частью культуры народа, могут быть изучены ценностные доминанты той или иной культуры. Поэтому, рассмотрение понятия «страх», как одного из характерных чувств, вызываемых смертью, представляет интерес и для нашего исследования. В силу того, что смерть является универсальным феноменом, в той или иной степени значимым для каждой культуры, но в тоже время часто воспринимаем в качестве табуированной темы для обсуждения, чувство страха, порождаемое смертью, также может быть рассмотрено в качестве универсального. Однако, несмотря на свою универсальность, лингвокультурный концепт «страх» может обладать специфическими чертами, зависящими от картины мира, сложившейся у представителей той или иной культуры.

Что касается двух направлений христианства (православия и католицизма), то здесь различия основываются на признании католической и непризнании православной церковью учения о существовании чистилища, являющегося промежуточным местом между адом и раем. Существование идеи чистилища отражает постоянную озабоченность мыслью о потустороннем мире и расплатой за прожитую жизнь. Этот момент существенным образом связан с идеей земной жизни как удовольствия.

Эти различия отражаются и на том, что в фокусе внимания человека находятся разные моменты: для православных людей (к числу которых принадлежат и русские) более значимым становится момент, непосредственно предшествующий смерти, то есть время, отпущенное на покаяние и отпущение священником грехов. Что касается католиков, к которым относятся и французы, то вера в существование чистилища, некоего «промежуточного периода между смертью и окончательным решением участи человека», времени, дающего возможность отсрочить проклятие и, очистившись, получить доступ в рай, в некоторой степени умаляет значимость последнего момента жизни. Считается, что смертный час – это недостаточный временной промежуток, за который можно покаяться за все грехи жизни. «Неразумно и несправедливо,– замечает Ж. Возелль, – чтобы мы совершали столько греховных поступков в течение всей своей жизни и чтобы мы хотели оплакать их и покаяться в них всего за один день или час» (цит. по: Арьес, 1992: 262).

Что же касается нерелигиозных людей и атеистов, то для них все – это земная жизнь, единственная реально существующая, а смерть воспринимается как непреодолимая трагедия, в сущности делающая жизнь бессмысленной.

Страх смерти основывается также и на восприятии человеком смерти как полного прекращения жизни, бесследного исчезновения. Но, если верующие люди уверены в том, что умирает лишь тело, а душа – бессмертна, то какой же выход остается для людей, не придерживающиеся религиозных взглядов. Решение данной проблемы предоставляет сам язык: Добрые люди умирают, а дела их живут; Творить – значит убивать смерть (Роллан). Таким образом, человек обретает бессмертие в плодах своего труда, материального и духовного производства. Знаменитый французский писатель А. Сент-Экзюпери считал, что «тот, кто умирает ради того, чтобы двигать вперед наши познания, или ради возможности излечивать болезни, тот, умирая, служит жизни». И именно служение жизни способно продлить ее в памяти поколений.

Чувство страха, так же как и смерть, может иметь как положительную, так и отрицательную оценку. Каждый человек, не зависимо от того, является ли он духовным лицом или же речь идет об обычном человеке, испытывает перед близящейся смертью растерянность, страх и отчаяние (Всяк живой смерти боится; Видимая смерть страшна). Таким образом, страх выполняет сдерживающую функцию: удерживает людей от греха, дурных поступков (Кто чаще смерть поминает, тот реже согрешает). С другой стороны, чувство страха делает жизнь бесполезной, лишает ее всякого смысла (Как ни живи, все равно помрем). Однако пословицы дают и другой совет: Смерти бояться – на свете не жить, призывая привыкнуть к мысли о смерти, смириться, так как она – неотвратима.

Анализ языкового материала показал, что и русский и французский языки используют для выражения концепта “смерть” одни и те же языковые средства: лексические единицы с определенным значением (mort, fatalité, mourir, смерть, умереть), глаголы движения (s’en aller, passer, quitter, отойти, покинуть, уйти), адъективные словосочетания (лучший мир, le meilleur monde), перифразы (последний приют). Для языкового обозначения рассматриваемого концепта используются единицы, принадлежащие к различным стилям, при этом отмечается, что в русском языке, более подверженном влиянию христианской традиции, при обозначении концепта смерть чаще используются единицы, относящиеся к высокому стилю, в то время как во французском языке отмечено значительное количество разговорных и стилистически нейтральных единиц. Этот факт можно объяснить склонностью русских к фатализму и рефлексии, с одной стороны, и более легким отношением и склонностью к выражению сложных вопросов бытия в шутливой форме, как своеобразном проявлении борьбы со страхом смерти у французов, с другой стороны.

Итак, отношение к жизни тесно связано с отношением к смерти, при этом понимание жизни как возможности радоваться земному бытию прямо ассоциируется с различными характеристиками смерти. В этом плане умение жить представляет собой некий сплав характеристик, совокупность взаимосвязанных и перетекающих друг в друга признаков, своеобразное кластерное образование.

лингвокультура менталитет французский

2.2 Лингвокультурный концепт savoir vivre как кластерное образование

Naître, ce n’est pas compliqué.

Mourir, c’est très facile.

Vivre, entre ces deux événements,

ce n’est pas nécessairement impossible.

J.-L. Lagarce

Несмотря на значительную релевантность лингвокультурного концепта savoir vivre для французского сознания, необходимо отметить, что анализ словарных дефиниций не позволяет выявить не только национально-культурную специфику и его дополнительные смысловые характеристики, но также дает размытый образ самого значения данного понятия.

В качестве русского эквивалента для понятия «savoir vivre» будем считать понятие «уметь жить». В «Словаре иноязычных выражений и слов» А.М. Бабкина, В.В. Шендецова (1987) мы встречаем следующие определения понятия «savoir vivre», включающие в себя как положительную, так и отрицательную оценку данного понятия:

1. Житейская сметливость, обходительность. (+)

2. Житейская ловкость, сноровка, хитрость. (+/–)

3. Искусство жить легко, весело, беззаботно. (+/–)

В вышеуказанном словаре в качестве примера приводятся некоторые контекстные ситуации, в которых каждое из перечисленных значений находит свое выражение.

Для первого варианта значения savoir vivre приводится следующие контекстные варианты употребления данного понятия:

• Дама эта успела нашить себе на черное платье белые плерезы, замаскировала свои раны на голове черным тюлем и, справедливо сознавая свое savoir vivre, гордо посматривала на остальных дам, не успевших одеться прилично случаю. Салов, Крапивники.

• Савина была выразительницей русской сметливости, русского savoir vivre, тех талантов русского народа, которые помогли ему сложиться в огромный государственный организм. А. Кугель, М.Г. Савина Театральные портреты.

• Тут Чиллингли Гордон, со свойственным ему тактом и savoir vivre, подоспел на выручку хозяину. Э. Бульвер-Литтон, Кенельм Чиллингли.

Понятие savoir vivre во втором значении представлено в следующих вариантах:

• Куда ни посмотришь – везде savoir vivre. Тот приобрел многоэтажный дом, другой – стянул целую железную дорогу, третий – устроил свою служебную карьеру. Салтыков-Щедрин.

• Образ Дерунова намечен опять-таки еще в «Признаках времени», в главе «Наш savoir vivre». Этот наш savoir vivre есть, собственно говоря, просто мошенничество, более или менее закутанное благонамеренными речами. Н.К. Михайловский, Щедрин.

• Лучшей хозяйки мы не найдем. Ура! – Да, моя старуха обладает этим savoir vivre…видала виды. А. Пальм, Петербургская саранча.

Третье значение savoir vivre раскрывается в следующих контекстах:

• Он наслаждение жизнью во всем ее объеме ставил, кажется, во главу своего счастья и благоденствия и по требованию своего savoir vivre не прочь был порой и отказаться от служения на поприще общественном, раз это поприще доставляло ему много огорчений и неприятностей. «Русская старина», 1902.

• Истинный, последний, инфернальный плод этого проклятого плодородия – томная буржуазка, чувственно-непреступная, представительница демократического «savoir vivre» навыворот. Блок, «Подпочвенные воды» Ротшильда.

Следующий пример позволит увидеть, каким образом французский лингвокультурный концепт savoir vivre воспринимается носителями русской культуры. Отметим, что обращение Л. Миллер именно к французскому понятию «savoir vivre» при попытке определить, что же все-таки обозначает «уметь жить», на наш взгляд, не случайно. Вероятнее всего концепт «savoir vivre», сложившийся во французской лингвокультуре, подсознательно (обратите внимание на попытку автора уловить диффузные смыслы данного понятия при отсутствии знаний четкого определения) воспринимается носителем русской лингвокультуры как наиболее характерный, выразительный, емкий образ «умения (искусства) жить», как некий стереотип:

«Savoir vivre», – говорят французы. «Умение жить». Не знаю, что они вкладывают в это понятие, но, на мой взгляд, «Savoir vivre»– это умение чувствовать себя богатым, не имея ни гроша за душой, способность из ничего сколотить капитал, за который трястись не надо, поскольку его нельзя ни украсть, ни пустить по ветру. Дождь, туман, птица, случайный разговор, стихотворная строка, воспоминание – вот они, несметные богатства умеющего жить. Лишенный почти всего, кроме способности видеть, слышать, думать, он тем не менее чувствует себя так, «как будто дали в охапку все сразу, и я стою, прижимая все и ничем не владея, и не знаю, куда положить и что взять». Вот он – баловень судьбы, миллионер, владелец – нет, не «заводов, морей, пароходов», а мильонов минут, прожитых с абсолютным ощущением полноты. Таких баловней судьбы единицы, но именно они не только «умеют жить», но и учат тех, кто не знает своего счастья. Причем учат, не уча и даже не ведая, что учат. Учат лишь тем, что живут по своим часам и расставляют акценты в соответствии со своим представлением о главном и второстепенном, существенном и пустом» (Миллер: www).

В приведенном примере явно прослеживается ассоциативная взаимосвязь понятий «savoir vivre» и «баловень судьбы», как субъект-носитель определенной жизненной установки.

В буквальном переводе с французского языка enfant gâté (или chéri) de la fortune обозначает «ребенок, избалованный судьбой». Образ ребенка, содержащийся в данном словосочетании для передачи общего значения позволяет выделить дополнительные смыслы понятия «баловень судьбы»: человек, которому многое позволяется, прощается, которого балуют, холят, лелеют. Именно таким образом можно охарактеризовать действия судьбы, как нечто олицетворенного, по отношению к ее «баловням».

Переосмысление прилагательного gâté в первом значении, в смысловое ядро которого включены такие смысловые составляющие как «испорченный, гнилой, тухлый», позволяет говорить о наличии семемы «испорченный» и во втором значении – «избалованный», то есть испорченный вниманием, заботой, слишком хорошим отношением. Содержащийся в прилагательном отрицательный оценочный компонент приводит к тому, что данное понятие (баловень судьбы) воспринимается с некоторой долей скептицизма. В тоже время определяющийся данным понятием тип человека, является «желаемым». Частично отрицательная оценочность рассматриваемого понятие может, по видимому, объясняться малой вероятностью достижения «такого состояния», как нечто, не зависящего от человека, о чем свидетельствует включенность в сочетание «enfant gâté de la fortune» семантического компонента «la fortune» (судьба).