43521 (Языковое выражение лингвокультурного концепта savoir vivre во французской лингвокультуре), страница 11

«Смерть, как дамоклов меч, висит над жизнью каждого человека, чтобы в любое мгновение оборвать нить его индивидуального бытия. От нее никто не застрахован, не гарантирован» (Вишев, 1990). Ни одно живое существо не избежит смерти: что бы оно не делало (Как ни вертись, а в могилку ложись), каким бы быстрым оно не было (Олень быстр бывает, а от смерти не убегает), большое и маленькое (Промеж жизни и смерти и блоха не проскочит) – все в землю ляжет, все прахом будет. Отсутствие доказательств исключения из этого печально правила делает непреложной истиной суждение: «Все люди смертны».

2. Смерть неизбежна и универсальна. Она в равной степени ждет каждого: человека и животного, богатого и бедного, короля и раба (Все в землю ляжем, все прахом будет). Смерть никого не щадит (La mort n’épargne personne), перед смертью все равны. Однако в языковом плане эта, не вызывающая сомнения, мысль далеко не всегда находит свое воплощение, что выражается в разности номинаций смерти животного и человека, короля и святого, человека, умершего от старости, от болезни, в бою.

В качестве факторов, противоречащих идеи уравнительности смерти, можно выделить социальную принадлежность, окружение человека, от которых в немалой мере зависел характер поведения умирающего: принц во дворце умирал не так, как простолюдин. Также необходимо принять во внимание и топографическое разделение смерти между богатыми и бедными: для богатых захоронения производились вблизи церкви, для бедных – в общей могиле в отдалении.

На наш взгляд, цитата из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова является ярким показателем важности социального статуса при выборе наименования смерти: «– Вы, считается, еже ли, не дай бог, помрете, что в ящик сыграли. А который человек торговый, бывшей купеческой гильдии, тот, значит, приказал долго жить. А если кто чином поменьше, дворник, например, или кто из крестьян, про того говорят: перекинулся или ноги протянул. Но самые могучие когда помирают, железнодорожные кондуктора или из начальства кто, то считается, что дуба дают» (ФСРЯ, 1986).

Для характеристики смерти животного в русском языке употребляются такие глаголы, как сдохнуть, издохнуть, подохнуть, пасть (падать), околеть. Во французском языке выбор синонимов значительно уже. Для приведенных выше наименований умирания животного найдено лишь один эквивалент: crever. Однако данный факт может быть объяснен широким использованием приставочного способа для образования глаголов в русском языке.

Глагол сrever одновременно обозначает прекращение жизнедеятельности как животного (околеть, издохнуть), так и рыб (уснуть), растений (засохнуть, увянуть).

Интересной представляется семантика глагола пасть, как в русском, так и во французском языках. В первом значении пасть соответствует глаголу падать, то есть «умирать, дохнуть (о скоте или животном)». Второе значение данного глагола (погибнуть, быть убитым; tomber = mourir sur le champs de bataille – умереть (пасть) на поле боя) отличается высоким стилем, о чем свидетельствует его сочетаемость: пасть в бою (mourir au combat), пасть смертью храбрых (tomber de la mort des braves), пасть как герой (tomber en héros). Однако такая торжественность, возвышенность четче просматривается в русском языке, в то время как во французском для передачи той же идеи употребляются скорее нейтральные глаголы mourir (mourir au champs d’honneur, en héros, pour une noble cause) .

Глагол périr, имеющий единственным своим значение «гибнуть, погибать» употребляется скорее для характеристики внезапной смерти (une fin malheureuse et violente) + указание на способ смерти (например, ils ont péri dans l’incendie (они погибли при пожаре), noyés (они утонули), чем для характеристики смерти на поле боя, как в русском языке.

Таким образом, наличие отдельного глагола для обозначения героической смерти в бою возможно указывает на то, что для русского человека защита Родины, Отечества приобретает несколько иной смыл, чем для француза.

Употребляясь по отношении к человеку, глаголы околеть, издохнуть, crever приобретают уничижительный оттенок. Чаще они используются для выражения пренебрежительного отношения субъекта к умершему, а так же характеризуют недостойную человека, животную смерть или смерть злого человека, предателя (Смерть без покаяния – собачья смерть, сдохнуть как собака).

Признак неподвижности, окоченелости тела человека после смерти положен в основу метафорического переосмысления глаголов окочуриться, одубеть, околеть. Что касается французского языка, то по внутренней форме нельзя точно определить какой образ лежит в основе метафоры (clameser). Выражение «дать дуба» и «casser sa pipe» (буквально обозначающее сломать свою трубку) воспринимаются носителями языка в значении «умереть», которое не выводится из значения компонентов данных словосочетаний.

В сборнике «Идиоматические выражения французского языка» (1978) представлены два взгляда на возникновение выражения сasser sa pipe, относящиеся к разговорной речи и обозначающее «сыграть в ящик, дать дуба». Одно мнение высказано И.Дюфло, который приводит следующий анекдот из театральной жизни, якобы послуживший источником этого выражения.

«Французский актер второй половины XVII в. Пьер Мерсье, долгое время исполнявший в одной бульварной пьесе роль знаменитого французского корсара Жана Бара, по ходу действия курил трубку. Однажды во время спектакля трубка вывалилась из рук артиста, а сам он упал на пол. Когда подбежали к Мерсье, он был мертв. На следующий день, рассказывая о том, как умер Мерсье, парижане говорили, что он «сломал свою трубку». Однако эту версию следует отвергнуть, но не потому, что она связывает происхождение фразеологизма с анекдотом. История языка знает немало примеров, когда какой-нибудь забавный анекдотичный случай приводил к возникновению выражения, получившего в последствии распространение в народе. Но casser sa pipe в указанном выше значении встречается в многотомном сборнике памфлетов и сатирических песен, известного под названием «Mazarinades» и опубликованного задолго до того, как выступал Мерсье. Иное толкование этому фразеологизму дает Л. Риго. По его мнению, выражение casser sa pipe связано с обычаем, некогда соблюдавшимся при похоронах епископов. Согласно этому обычаю, в похоронной процессии, наряду с другими реликвиями покойного епископа, несли также его сломанный скипетр, что символизировало оборванную жизнь.

Другой исследователь, Ф. Мишель, рассматривает указанный фразеологизм как синонимический выражению se casser le cou «сломать шею», поскольку, как он утверждает, слово «pipe» когда-то имело значение «шея».

• A propos, vous savez que Monsieur Mulot est mort?

• Oui, il a casse sa pipe, le pauvre homme.

(Fabre, Rabevel)» (Назарян, 1978: 121-122)

В подобном объяснении нуждается и русский фразеологизм «дать дуба». Беря за основу синонимичность устойчивых выражений сыграть в ящик, в котором проявляется специфика погребальной обрядности (захоронение усопших в гробах в могилах) и «дать дуба», можно сделать предположение о том, что использование дуба в качестве материала для изготовления гробов и является источником данного выражения, таким образом, здесь имеет место метонимический перенос (предмет – материал из которого изготовлен данный предмет).

Некоторые выражения, например, такие как протянуть ноги (s’en aller les pieds devant) предполагают наличие у представителей другой культуры определенных знаний о ритуалах той или иной страны (в данном случае, России и Франции), связанными с обрядами похорон, в частности тот факт, что покойника несут ногами вперед.

Образ дороги (Люди мрут, нам дорогу трут; Кабы до нас люди не мерли, и мы бы на тот свет дороги не нашли), некоего пути (проводить кого-либо в последний путь) передает идею движения, перемещения, которая также выражена в многочисленных фразеологических единицах, как в русском, так и французском языке:

отправиться к праотцам; отправиться (отойти) на тот свет; уйти из жизни, покинуть (белый) свет; отойти (переселиться) в вечность; уйти (удалиться, отойти) в иной (загробный) мир; отойти (переселится) в лучшую (будущую) жизнь;

аller (passer) dans un monde meilleur; sortir du monde; quitter la vie; aller au royaume des taupes; aller manger l’herbe par la racine.

Идиомы отправиться к праотцам, отойти в мир иной, испустить дух, отдать богу душу, отойти (переселиться) в вечность, уйти (удалиться, отойти) в иной (загробный) мир, отойти (переселится) в лучшую (будущую) жизнь обозначающие «умереть», используются в книжном «регистре» речи. Тем не менее, они нагружены «идеологически» – «умереть» + «мирною христианскою кончиною», однако указанный дополнительный оттенок переходит в культурно-национальную коннотацию (Телия, 1996: 144)

Выражения rendre (exhaler) son dernier soupir (souffle), render l’âme (son âme à Dieu), aller (passer) dans un monde meilleur (dans l’autre monde), passer en douceur относятся к высокому стилю речи и также обозначают христианский исход жизни.

Вышеперечисленные идиомы употребляются в отношении добропорядочных, верующих людей, а также при характеристике именно христианской, праведной смерти, с покаянием, отпущением грехов. Такая смерть всегда естественна и именно она считается самой желанной.

3. Понятие смерти не исчезает из «смыслового пространства языков и культур, несмотря на смену представлений человека о мире и изменений в самом мире, дает доступ к пояснению картины мира, свойственной этим культурам» (Постовалова, 1994).

Нередко и в русском, и во французском языке понятие смерти ассоциируется с судьбой, роком.

Судьба не щадит, настигает, разлучает. Человек может смеяться ей в лицо, бороться с ней. То же самое можно сказать и о смерти. Смерть персонифицируется, она действенна, активна, наделена некой силой, однако человек тоже не остается в бездействии: он противостоит смерти, несмотря на сознание ее неизбежности, борется с ней, бросает ей вызов.

М.К. Голованивская относит понятие «судьба» к высшим силам и абсолютам, включающим некоторые характерные признаки: высшее, внешнее, влияющее, неконтролируемое, базовое. Проводя параллель между такими понятиями как «смерть» и «судьба», можно, на наш взгляд, приписать феномену смерти некоторые признаки, присущие понятию «судьба», а именно: неконтролируемое, высшее. В данном случае высшее понимается как «совокупность нематериальных сил, источник которых истолковывается в коллективном сознании как некое высшее начало, не поддающееся окончательному рациональному анализу и осмыслению», как нечто неизбежное, как судьба, часто не предоставляющая выбора (Голованивская, 1997: 45).

О человеке, находящимся при смерти (в безвыходном положении), часто говорят, что он находится в руках судьбы. Однако смерть ассоциируется с судьбой лишь в том случае, когда первая является следствием старости или когда речь идет о так называемой «счастливой смерти» (Арьес, 1992). Неожиданная смерть от случайности всегда осмысливается как рок, являющийся «разновидностью судьбы», чаще всего несчастливой. Семантическое поле слова рок во многом совпадает с сочетаемостью слова смерть: жестокий, беспощадный, бессмысленный, непонятный, загадочный. «Смерть, как и рок, настигает, преследует, обрушивается. Рок – темная, враждебная, агрессивная, злая сила, рассматривающая человека исключительно как свою жертву и противостоящая счастливой судьбе, не допускающая противодействия и сосредоточенная на «убиении» человека (Голованивкая, 1997: 51, 63).

Что касается французского языка, то здесь наблюдается похожая картина. Существующее в анализируемом языке слово, связанное с идеей судьбы – fatalité, означает злой рок. Однако французское fatalité не столь фатально как русский рок. «Прилагательное fatal, родственное по происхождению слову fatalité, произошло от классического латинского fatalis – предопределенный судьбой, зловещий, смертельный». Слово mort, как и fatalité, имеют схожую сочетаемость во французском языке: la fatalité – la mort inexorable, impitoyable, cruelle. Fatalité (наравне с mort) рассматривается во французском языке как одушевленная, агрессивная сила, злонамеренная, не знающая жалости, являющаяся стимулом для активизации воли человека и допускающая его противодействие, однако воли человеческой никак не подчиняющаяся (s’incliner devant la fatalité / la mort, lutter contre la fatalité / la mort) (Голованивская, 1997: 59,64).

В обыденной жизни мы обычно противопоставляем жизнь смерти, однако если принять во внимание такой параметр, как продолжительность (длительность), можно увидеть, что данный критерий требует замены одного из противопоставляемых понятий. Жизнь, как и судьба, ассоциируется с движением, с тяжелым/легким путем, смерть же, как и рок, «не образует линию, путь, действие ее всегда точечно» (Голованивская, 1997: 51). Поэтому оппозиционные пары, с учетом протяженности во времени, могут быть составлены следующим образом: смерть – рождение, жизнь – небытие. Однако для нашего исследования данное замечание не представляется существенным и за основу в нашем исследовании мы принимаем бинарную оппозицию – «жизнь» – «смерть».

Связь понятия «смерть» с такими понятиями как «судьба», «рок» позволяет говорить в некотором роде о предопределенности смерти в зависимости, например, от ремесла, которым занимается человек, от социального статуса. Эти характеристики играют важную роль и при выборе способа захоронения: Мужику – смерть в яме, солдату в поле, а матросу – в море.

Вера в судьбу, в то, что каждому отпущен свой срок (Раньше смерти не умирают; Пришла смерть по бабу, не указывай на деда) умаляет ценность жизни, что у человека проявляется в бессмысленном риске своей жизнью. Это отражено, например, в паремии не страшна мертвому могила. В данном случае к понятию «риск» добавлен оттенок безразличия субъекта к последствиям (возможно для него трагическим), к которым могут привести его собственные действия и поступки (живы будем – не помрем; кому суждено быть повешенным, тот не утонет).

Безразличие к опасности и гибели, основанным на неизбежности смерти человека, подчеркивается в следующих лексических единицах русского языка: двум смертям не бывать, а одной не миновать; мрут не дважды, а однажды – не миновать.